Иван Ефремов - Тамралипта и Тиллоттама
Четыре месяца назад в храмах Бхутесвара появился молодой муртикар[6], изучавший древнее искусство Индии.
Он бесстрашно взбирался на стены и крыши, проникал в потайные уголки храмов, всюду, куда только пускали его равнодушные жрецы. Больше всего времени он проводил в древних храмах по соседству с храмом Шивы.
Даже в знойные часы дня в одной лунге, набедренной повязке, он сидел, напевая и зарисовывая, или что-то измерял, прилепившись к каменным пыльным выступам разрушающихся стен, не боясь змей, обитавших в трещинах. Художник много и сосредоточенно работал, но серьезность труженика сочеталась в его глазах, лице и повадках с мальчишеской озорной веселостью. Таким непохожим он был на всех мужчин-жрецов, составлявших население храмов, так веяло от пришельца просторами открытого мира трудов и настоящей жизни, что Тиллоттаму невольно потянуло к нему. Девушка вдруг стала очень застенчивой и недоверчивой — она любовалась молодым художником издали, прячась в темных нишах и тени колонн. Затаив дыхание, она следила за его работой, невольно восхищаясь уверенными и точными движениями рук, поворотами сильного тела. Девушка смотрела на выпуклую широкую грудь, вздымавшуюся сводом, когда муртикару что-нибудь особенно нравилось и он глубоко вздыхал, на квадратные пластины грудных мышц, на клином сходившуюся вниз спину, на стройную и сильную шею. Особенно нравились Тиллоттаме ноги художника — с точеными щиколотками и узкими коленями, оттенявшими игру мускулов могучих икр, и выпуклые валы мышц на бедрах.
Лицо — в лицо она не смела посмотреть прямо, боясь встретиться взглядами… Но лицо должно было быть хорошим и добрым, судя по очертаниям щеки и виска, маленьким ушам, низкому и мягкому голосу…
В древнем храме Тиллоттаму особенно привлекала одна статуя, статуя такшанкрити. У колонны в Наравахана стояла фигура девушки-якши с манговой гроздью в руке. Опираясь на левую ногу и изогнувшись в глубоком и изящном поклоне, она подавала глиняную чашу священной чете Майтхуна. На щиколотках древняя красавица носила по три нупура, свободных браслета в виде толстых колец, унизанных бусами. Такие же нупуры носила Тиллоттама — только для танца она одевала другие, с маленькими серебряными бубенчиками. Круглое лицо якшини было прелестно, тесно посаженные груди выпячивались крепкими шарами. Необыкновенно широкие бедра круто выгибались от тонкой изогнутой талии и быстро спадали к узким коленям. Стройные длинные ноги попирали какое-то скорченное существо мерзкого вида. Изваяние якшини лучилось таким живым обаянием, что Тиллоттама могла часами смотреть на нее. В фигуре девушки, стоявшей здесь семнадцать веков, девадази находила сходство с собой, а свободная гордая поза статуи отражала ее собственные тайные стремления… «Анади Чарута, вечная красота…» — шептала Тиллоттама перед статуей, как мантру-заклинание.
Художник — его звали Тамралипта — тоже проявил особое внимание к статуе. Он любовался ею, рисовал карандашом и красками и каждый раз, когда шел работать, останавливался перед ней. Здесь и случилась их встреча.
Тиллоттама проскользнула в древний храм еще в голубых предрассветных сумерках, чтобы полюбоваться статуей на восходе солнца, когда красноватый песчаник изваяния приобретал теплый розовый цвет. Линии тела подчеркивались синевой глубоких теней, и древняя якшини словно оживала перед одинокой девушкой.
Закутавшись в просторный плащ, девадази встала у входа, не подозревая, что художник, задержавшись с работой, не убоялся духов древнего храма и заснул прямо на полу за колонной со статуей якшини. Услышав легкие шаги, он открыл глаза и увидел рядом неизвестную девушку. Плащ лежал на полу. Обнаженная до пояса и вся золотая в свете зари, незнакомка в глубокой задумчивости смотрела на статую, иногда оборачиваясь к пылающему горизонту.
Вдруг Тиллоттама вздрогнула, все ее тело напряглось в готовности к бегству. Перед ней внезапно вырос улыбающийся художник. Его лицо было именно таким, каким она представляла его себе. Серьезные и одновременно озорные глаза смотрели на нее с таким радостным и откровенным восхищением, что девушка улыбнулась и успокоилась.
— Супрабхатам, мохини ситара![7] — восторженно воскликнул художник.
Тамралипта назвал себя и, торопясь, заговорил о том, как она прекрасна. В ней он, видевший так много девушек, женщин, картин и статуй, много лет ищущий Парамрати, воплощение красы женщин Индии, внезапно нашел совершенство, облик истинной красоты. Художник сразу подметил сходство Тиллоттамы с древней статуей. Любуясь изваянием, он и не подозревал, что встретит здесь живое ее воплощение, в тысячу раз более прекрасное. Тамралипта умолил девушку встать рядом со статуей и, схватив лист картона, принялся делать набросок. Взгляд художника, пристальный и острый, изучал ее всю, но девушка почему-то не чувствовала ни малейшего смущения. Более того, что-то отозвалось в ее душе и теле и восприняло восторг художника, вторя ему. В безотчетном желании, как в повороте танца, Тиллоттама выдернула заколку, удерживающую кусок ткани вокруг бедер — весь ее утренний наряд. Юбка упала к ногам, девушка ступила на левую ногу, невольно подражая позе статуи. Тамралипта побледнел. Понимая порыв девушки и чувствуя, что тот сейчас пройдет, он затаил дыхание, продолжая с отчаянной скоростью набрасывать на бумаге полные очарования линии. Не прошло и минуты, как девушка, словно очнувшись, схватила плащ и, опустив голову, кинулась по ступенькам к выходу, но художник догнал ее.
— О, не уходи, кто ты, где ты живешь?
Тиллоттама без слов кивнула головой в сторону храма Шивы.
— Ты науча или девадази? — не успокаивался художник и получил новый утвердительный кивок. Волнуясь, он в простых безыскусных словах сказал, как она понравилась ему, как он вдруг ощутил их близость. И странное дело — недоверчивая, гордая, оскорбленная жизнью душа девушки открылась ему навстречу, видя веря и чувствуя правду в его словах, а еще больше в лице и глазах, в порывистых жестах. Тамралипта добился обещания, что они увидятся вновь. Еще три раза они виделись на рассвете в древнем храме, делились мечтами и чаяниями, говорили о природе, искусстве, танцах и становились все ближе друг другу. Тамралипта полюбил ее, простую девадази — девушка чувствовала это, и в ней самой медленно распускались цветы посеянной художником любви. Тамралипта стал работать в храме Шивы и два раза видел ее танцы. Она украдкой следила за ним, когда он сидел у основания колонны, неподвижный, как каменный столб, и танцевала для него. Но с чем большим восхищением Тамралипта следил за ее танцами, тем печальнее становилось его лицо. В тот черный день последнего свидания она спросила его о причине печали.
