Дева в беде, или где будем принца делать, женщина? (СИ) - "Vuya"
«Ну здравствуй, красавица, а я и не знал, что так соскучился», — подумал про себя Кагар.
Он долгие годы служил в гарнизоне Даэдрахир, можно сказать командовал им, если бы мужчине разрешалось командовать. Естественно, всегда была какая-нибудь Ок или Рин, которая официально назначалась командующей и к которой в помощники приписывался Кагар, но обычно такие вот командующие хорошо понимали условность своих должностей, и кто кому в чем тут должен помогать. Любое решение, принятое вопреки совету Темной Твари, могло стоит такой командующей не только должности и звания, но и жизни по возвращению в Оре Орон. Такие законы особенно процветали при Манарин, бывшей Владычице, при нынешней Намарок Кагара держали в ежовых рукавицах на положенном мужчине месте, и пока Даэдрахир принадлежала нарьяма, его туда ссылали в наказание, ну и чтоб с глаз долой убрать подальше от столицы. Но дурой была бы та командующая, которая не пользовалась бы таким шансом, как не крути, а опыта в делах военных у Кагара было больше, чем у других, и потому он все равно выполнял роль советника. Так что назначали ли его или ссылали, Кагару всегда удавалось весьма недурно устроится там, менялось название, не менялась суть.
Даэдрахир была колоссальным строением, таким древнем, что ее «горящие» окна по возрасту явно были не моложе Висящего дворца в Оре Орон. Да, она была спроектирована и построена значительно позже Перста Шилок в ныне оставленных Лесах Теней, но зато гораздо выше и куда более красивой. Если бы в маре были бы свои семь чудес света Даэдрахир, несомненно, входила бы в их число.
Башня, по размеру основания примерно равная двум цитаделям Оплота, была выстроена из темного гранита, который добывался в каменных рудниках Черных гор гоблинами. Для доставки материалов на скалистый берег залива Полумесяца использовали тягловые силы орочьих стад, летом туры и бизоны, зимой мамонты. Долгие и долгие годы тянулись вереницы медленных караванов, подвозящие строительный материал для Даэдрахир. От основания в верх Башня была не монолитной, а ажурно-арочной, ее каркас, был похож на скелет древнего чудовища. Высокие колоны — ребра, а звездчатые своды арок — странные позвонки. Она, устремляясь ввысь теряла с каждой этажной секцией в объемах, пока наконец не заканчивалась острым шпилем, устремленным в небо, пронзающим его мягкое облачное брюхо, как острие копья. В разные стороны от основной постройки отводились кружевные аркбутаны, опирающиеся на ажурные контрфорсы, которые в свою очередь заканчивались вычурными пинаклями, и все вместе это образовывало невероятные открытые галереи прямо на крыше каждого из этажей. Сотни каменщиц и кузнечных дел мастериц годами работали над резьбой и ковкой декоративных элементов. Каменные переплеты вимпергов порталов, статуи в нишах, сетки и решетки, оковки, балюстрады, каждый элемент был достоин внимания и рассмотрения. Даэдрахир не только ощетинивалась шипами, своих стрельчатых арок и шпилями башенок, но и цвела поистине прекрасными розами круглых оконных проемов. Точнее окнами их можно было бы назвать лишь условно.
Дело все в том, что нарьяма не нужен был дневной свет, наоборот они его всячески сторонились, с рассвета до заката стараясь не появляться на открытых пространствах. Как и у скажем кошек, в глазах нарьяма есть особый сосудистый слой, тапетум, который покрывает все глазное дно и как зеркальце отражает весь свет, который прошел мимо светочувствительных клеток, обратно на сетчатку, а потому их глаза невероятно чувствительны к свету. К тому же эластичность радужной оболочки такова, что зрачок может быть расширен по объему почти на всю радужку, а вот сузиться, как кошачий вплоть до щели он не может, и днем, даже не на солнце нарьяма слепы.
Комфортно освещенными они считают помещения, там, где не ярче, чем на улице лунной ночью, совсем старые их наземные постройки, такие как все та же Перст Шилок, или Застава черной крови были вообще без окон, хватало бойниц и вентиляционных отверстий. И все же чем монументальнее строение, тем сложнее его осветить по ночам, даже если освещение нужно и не яркое. В подземных городах, люминофорные светильники со смолами и люминесцирующие породы были повсеместно включены в стены, навешивались люстрами порой размерами, превосходящими человеческий рост, на улицах, в домах, по перилам мостов. Для человека города Нарьяма были скудно освещенными, для эльфа чей зрачок расширялся так же, как и у нарьяма, но у которых не было столь обширного тапетума, в принципе освещения было достаточным для нормального передвижения и видимости, но низким для чтения. А вот для самих нарьяма там было ровно столько света, сколько было нужно. И по тому же типу освещались выше названые постройки — светильниками с жидкими смолами, светящимися кристаллами, очень редко огнём. Однако ж все эти строения стояли прямо в лесу Теней, а в нем, как и в Сумеречном источники люминофора прямо под ногами. Другое дело Даэдрахир. Помещения башни были огромны, расход смол шел бы десятками килограмм при заправке светильников, да и сама заправка превращалась бы в повинность, а если нападение на караван? А если перебой в поставках? И что огромному строению погружаться в темноту?
В ответ на все эти вопросы нарьяма явили миру один из величайших своих секретов, который ранее не видел никто. Это был особый материал, сами нарьяма называли его люмино, а люди говорили «черное стекло» или «горящие окна». В дневном свете это был полупрозрачный темный минерал, похожий по свойствам на темное почти черное стекло, однако в прочности стекло превосходящий, по твердости не уступающая полудрагоценным камням, и чем толще был срез минерала, тем темнее он казался, некоторые образцы и вовсе не просвечивали, а через другие можно было смотреть даже на солнце. Именно таким материалом закладывались порталы и оконные створы башни. Потому что у него был секрет, ведь люмино по составу был твердым раствором породы и люминофора. Он не просто не пропускал свет, он в светлое время суток его накапливал, а в темное испускал. Безусловно теряя в яркости и меняя цвет излучения, но все же это были светящиеся в темноте панели, обрамленные в черный гранит. Светящиеся и снаружи, и внутри. Днями Даэдрахир высилась над маром устрашающей и величественной темной громадой, а по ночам не менее устрашающе заливала свои окрестности розовым светом. Именно она, отстроенная на берегу залива стала навигационной башней и маяком на Нгьярских пиратов, и именно с ее строительством залив Полумесяца обозначил свою невероятную тактическую важность.
Последний незамерзающий порт, названный позже Ульнаус, что означало вместе, связал теперь темные расы не только договорами, но и прочными торговыми связями. Пиратские суда то и дело привозили в Ульнаус награбленное, захваченное, перекупленное, гоблины взялись за торговлю металлом и своими инженерными ухищрениями. Одних только весов орки в свое время закупали сотнями. В каждую семью по весам, потому что теперь солидному главе семейства, а уж тем более клана считалось очень неприличным не знать, сколько у него золота храниться, не в монетах и кубках, а в граммах. Потом у орков в моду вошли шатры не на шнурованных секциях, а закреплённые металлическими крючками, торговля такими обогатило не одно семейство гоблинов. Сами орки продавали выделанные шкуры, рога и кости, в чем тоже нуждались почти все. Даже двор Владычицы покупал у орков телячью кожу для изготовления велена и пергаментов, что уж говорить про гоблинов, которые желали с большим удобством строить свои чертежи и проводить расчеты. А кожаные паруса?
И со всего этого пиршества купцов и воротил, обязательно платились пошлины и налоги в казну Владычицы Теней. Ведь не стой над заливом Даэдрахир и не располагайся там около тысячи воительниц в гарнизоне, всего этого бы не существовало бы. Нарьяма боялись, грозный клич их воительниц сравнивали с голосом смерти. Так было до Великого Исхода, ну, а после него, с гарнизона сняли, половину воительниц, потом еще половину, и еще. Когда нарьяма ушли совсем, оставив и Даэдрахир и порт Ульнаус туда пришли люди. Они сожгли город, уничтожили почти все, даже сам мраморный форт, и из руин Ульнауса отстроили Рану. Устояла лишь Даэдрахир. Подожжённая трижды и трижды выгоревшая изнутри, внешне она лишь снизу стала еще чернее, да и кое где все же пошли трещинами самые тонкие и изящные из ее украшений, и все же по ночам она все так же освещала ровным светом свои окрестности, все так же подавала сигнал кораблям, и все так же вызывала улыбку у подходящего к ней нарьмы Кагара, который приветствовал ее будто старую боевую подругу.
