Пристроить Коляна (СИ) - Зайцева Мария

Но оказалось все проще.

Элька дошарахалась по вечеринкам и приемам.

Воды отошли прямо посреди роскошного зала, и она заорала с перепугу.

Тут же вокруг нее запрыгали оба близнеца, жена Зверева и все рядом стоящие бабы.

А сам Зверев, не теряя присутствия духа, организовал вертолет.

Все это мы узнали уже потом, постфактум.

В тот момент я понял только, что Элька рожает, что все бегают с выпученными глазами, и нам надо сидеть и не отсвечивать.

А когда все набегались и разъехались, оставив слуг разгребать последствия вечеринки, мы со Злючкой уже перешли ко второй стадии выяснения отношений. Разговорной.

Например, я выяснил, что все это время расстроенная Вера была совсем рядом, а конкретно — тут, в загородном доме мэра.

А как она тут оказалась?

А все просто.

Жена мэра, шикарная, кстати, баба, Дарья Викторовна, когда-то вела уроки йоги, причем, в клубе Бойца.

А Вера моя на эти уроки ходила. Так и познакомились. И общались. Не сказать, чтоб часто, в десны не целовались, но переписка в мессенджерах и тому подобное активная была.

Когда Вера в расстроенных чувствах прибежала домой, считая меня тварью и двуличным уродом, как раз получила сообщение от Дарьи Викторовны. Ну и на нервяке выложила ей душещипательную историю Коляна-твари. А Дарья Викторовна предложила отвлечься и пожить на природе. Все равно дом пустует, Зверев — чертов трудоголик, а потому, хоть год там живи — все нормально будет.

Вот Злючка и решилась. Взяла на работе отпуск, никому ничего не сказала и тихонько свалила наслаждаться видами природы.

Больше всего в этой ситуации я охерел от племяхи, которая была в курсе, где Вера, и видела ее в доме мэра, потому что за это время пару раз приезжала туда с Элькой гостить, и они все вместе весело отжигали там так, как могут отжигать глубоко беременная баба, глубоко травмированная сукой-любовью баба и мелкая засранка тринадцати лет.

При этом с Ленки взяли честное слово, чтоб мне ни звука, и она, сопля мелкая, это слово сдержала!

Вот так Вера оказалась на вечеринке, совершенно этого не планируя. И сводить ее никто ни с кем не собирался.

А потому мои слова про дрянь и дешевку были лишними.

Ну, ничего.

Я извинился.

Сначала в туалете, перегнув Веру через туалетный столик, инкрустированный, сука, чем-то с позолотой.

Лучшего я был мнения о вкусах Зверева, конечно.

Потом, когда мы вышли и двинулись на улицу, выяснилось, что еще не все гости свалили. И кто-то чего-то доедал и допивал.

А дверь кабинета Зверева была прям рядом. И открыта.

Короче, мы спрятались в нем.

И там я еще извинялся. Три раза.

Очень хорошо извинился. Душевно.

Правда, если у Зверева в кабинете есть камеры, то хана моей карьере… Ну и ладно, не больно-то и хотелось…

Зато Злючка моя окончательно растаяла, стала нежная-нежная. Ласковая и до того заводящая, что я реально остановиться не мог.

Верила моим словам, моим заверениям, что никто мне, кроме нее не нужен, что она — самое главное, самое лучшее, и что давай сейчас вот так повернешься, и я тебе еще разок докажу. Веришь уже? Нееее…

Все равно докажу!!!

В итоге домой мы приехали под утро, где я продолжил просить прощения и доказывать свои чувства.

Хорошо, что племяха, накатавшись на лошадях и с горки, так и осталась в доме мэра, в одной из гостевых спален. Сообщение от Ленки с просьбой разрешить остаться, я получил как раз между туалетом и кабинетом. Она там какую-то подружку нашла, ровесницу, и домой вообще не хотела.

Я прикинул, что сейчас ей реально там нечего делать, а тут по крайней мере экономка накормит и присмотрит… И дал добро.

А потом с триумфом потащил мою добычу в логово.

Прям, как пещерный человек!

После этого моя жизнь, и без того уже охерительно расцвеченная радужными бликами, вообще засияла.

Злючка моя переехала ко мне на следующий же день, вместе с парочкой цветов в глиняных страшных горшках и дико тупым серым котом, который тупость свою проявил уже после переезда. До этого, когда я появлялся у нее и оставался ночевать, он просто прятался, видно опасаясь меня, как что-то охереть какое непонятное.

А тут прям распоясался и пару дней ссал мне в обувь, тварь.

Но я терпел.

Чего, сука, не сделаешь ради любви?

И не надо тут говорить, что потек Колян!

Нифига!

Это вы еще не видели, как реально текут!

Не видели одинаковых рож здоровенных близнецов, одинаково шмыгающих у дверей роддома, не видели улыбающегося во все тридцать два их папашу, новоявленного деда, с удовольствием принимающего голубые кульки из рук медсестер.

Не видели гордую бородатую физиономию Бойца, важно кивнувшего на мой шуточный вопрос, не залетела ли второй раз его стервотина, ужа больно зеленая ходит.

Не видели серьезное выражение лица Дани, показывающего на телефоне запись чемпионского боя своего старшенького парнишки. Он тогда город взял. И Даня эту запись по десять раз всем показывал.

Гордо сияя.

Так что, знаете, что я вам скажу?

Не стыдно нормальному мужику проявлять эмоции. Вообще не стыдно. Если эти эмоции касаются его близких.

И потому я мужественно сдерживаюсь, чтоб не обнять покрепче мелкую егозу, которая так неожиданно и надолго сваливает к своей мамаше.

Хотя, сам отправил, сам. А вот теперь… Может, ну его нахер? Завернуть ее назад? Пусть здесь, под моим присмотром?

Тем более, что она и не больно-то хочет.

Но тут же вспоминаю, как племяха накануне отъезда пропала на полночи и обнаружилась в итоге у Черного, мать его, Веника…

И думаю, что нет. Так я точно поседею. А я еще молодой мужик. Мне рано.

Смотрю в сторону, пока Вера что-то там втолковывает Ленке.

И вижу Витю Три звезды.

Он стоит неподалеку, за его спиной как всегда Вася, в неизменном кепарике брежневских времен.

Как выяснили, что егоза сегодня улетает, хрен их разберет…

Но вот. Приехали. Стоят. Смотрят. И не подходят близко. Просто смотрят.

Сначала не хочу, что Ленка видела, и даже делаю для этого шаг вперед. Чтоб закрыть.

Но потом вижу выражение его лица, вспоминаю свои рассуждения о том, могут ли мужики проявлять эмоции…

И трогаю племяху за рукав, кивая ей на Витю.

Она смотрит, вытирает нос.

И топает к нему.

И вот да. Надо видеть выражение его физиономии.

— Ох, — вздыхает жалостливая Злючка, — он так расстроен, мне кажется…

Тебе не кажется, проницательная моя. Не кажется. Я не люблю Витю и по-прежнему считаю, что нахер нам такой папаша… Но не позволить ему попрощаться с дочерью не могу.

Просто не могу. Из-за вот этого его выражения лица хотя бы.

Ленка возвращается обратно, все громче хлюпая носом.

Витя, кивнув мне, резко разворачивается и уходит. Вася, ощерившись и по-блатному цыкнув зубом, топает следом.

Только головой качаю. Родня, бляха муха, подвалила… Отпад.

— Я еще приеду, — говорит Ленка, — обязательно!

— Конечно, приедешь, коза!

— Вот станешь ты начальником отдела! Тогда и приеду!

— Да прям! Тогда тебе долго ждать придется, кто ж меня поставит? На мне одних взысканий на понижение до летехи, — смеюсь я.

— Нет, — шмыгает Ленка, — я точно знаю. И дядя Сережа говорил, что ты точно начальником отдела будешь, потому что твой начальник говорил про тебя хорошо. А Татка смеялась потом, когда я ей это рассказывала. И говорила, что зря они тебя не пристроили, как хотели. Быстрее бы получил повышение. Женатиков продвигают лучше.

— Да по жопе ей надо, Татке твоей, — ворчу я, но беззлобно. Ситуация с моей «пристройкой» уже не так остро ощущается. Может, потому, что я получил, что хотел?

Тут объявляют посадку, Ленка прощается с нами и идет к терминалу.

Я смотрю ей вслед, уже, наверно, не сдерживаясь.

Потому что нормальные мужики могут позволить себе не сдерживаться.

А еще крутятся в голове ее последние слова.

И я думаю, что на самом деле, вредные козы свою миссию выполнили.