Та, что меня спасла (СИ) - Ночь Ева
– Значит, он ближе, чем я думала. Я хочу забрать её, Берт. Спрятать. Ей буквально на днях двадцать один исполняется. Возраст принятия наследства.
– Но Анастасии Бакуниной больше нет. Есть Таисия Прохорова. Ныне – Гинц. Ей девятнадцать. И, насколько я знаю, ей не нужно ни наследство, ни новое-старое имя.
– И всё же она есть, Берт. И сегодня не составит труда доказать, что она – Бакунина. Я… устала бояться. И всё, чего хочу, – справедливости. Высшего суда. Хочу, чтобы он сгорел в аду.
– Слишком сильное желание, Лада.
– Знаю, – смотрит она на Аля прямо, не пряча глаз, – но давай не будем об этом. Не сейчас. Где Настя?
Аль улыбается саркастически. Разводит руками. Поднимает глаза вверх.
– Тайна, спустись к нам. Твоя родная тётя Лада хочет тебя спасти.
Девушка выпрямляется как от удара хлыста. Проводит взглядом траекторию. Замечает зеркало и бледнеет. Вскакивает. Сжимает кулаки и… кидается на Альберта.
– Ненавижу! Ненавижу! Ты специально устроил всё это! Вывернул душу наизнанку, чтобы посмеяться? Настроить девочку против меня?
Она пытается его ударить, но Аль и быстрый, и ловкий. И гибкость у него замечательная. Бедный Аль, – успеваю подумать, – второй раз за день его пытается побить девушка. А потом он сжимает Ладу в объятьях. Затыкает рот жадным поцелуем. Сумасшедшим и долгим. И я закрываю глаза. Выпускаю воздух из лёгких. Им нужно побыть наедине. А мне – подумать. И пока они целуются, я набираю номер единственного человека, которого люблю и которому хочу верить.
36. Эдгар
Сева спит на диване у меня в кабинете. За окном рассвет. Его вырубило, как только голова подушки коснулась. Славная ночь выдалась. Жаль, что печальный повод нас свёл. Лучше, конечно, работать в удовольствие, а не в жесточайшем ритме.
Недавно ушёл юрист. Все в доме спят. Я один брожу, как медведь-шатун, завариваю ещё одну порцию крепкого кофе.
Где-то там, в огромной квартире-студии, спит моя жена. Не хватает её голоса и смеха. Рук и нежных губ не хватает. Но всё это позже. Когда утрясётся.
– Я бы не смог, – честно признаётся Сева, когда я позвонил охране и выяснил: с Таей всё в порядке, и она, и художник никуда не выходили, гостей не принимали. – Рванул бы, чтобы убедиться, что всё в порядке.
Я бы тоже сорвался с места, но сейчас приходится по-другому расставлять приоритеты. Терпение. Я научился подавлять чувства, но невыносимо хочется спокойствия. Не тревожной тишины, готовой очнуться от любого шороха или звонка, а настоящего блаженного сна в собственной постели, где ждёт меня Тая.
У меня сегодня сложный день. Встреча с Варшавиным в девять, со следователем – в полдень. Ворох незаконченных дел. Я борюсь лишь потому, что боец и привык побеждать, выигрывать любые битвы.
Всклокоченный и сонный на кухне появляется Леон. Лицом к лицу мы сталкиваемся с ним впервые после скандала. К его чести, он не пятится и не пытается делать вид, что меня здесь нет. Смотрит хмуро. В глазах – упрямство.
– С добрым утром, Эдгар.
Ну, можно сказать и так. Часов пять на часах. Не ночь – однозначно.
– Привет, брат, – слова даются намного проще, чем я думал. Я не чувствую к нему неприязни. Молодой породистый щенок. Слишком гордый и амбициозный, конечно, но это скорее плюс, чем минус.
– Не было возможности поговорить раньше. Но сейчас я хочу сказать: в том, что тогда случилось, нет Таиной вины. Это я спровоцировал не очень хорошую ситуацию. Думал, рядом с тобой ей не место. Ты же любого можешь сломать. И её ничего не стоит.
– Слишком смело, – смотрю, как он без зазрения совести наливает в свою чашку мой кофе и пьёт. И слова мои, конечно, не о напитке сейчас. – Тебе не кажется, что иногда стоит не вмешиваться? Или хотя бы понаблюдать со стороны, прежде чем делать собственные выводы, которые не всегда правильные?
– Кажется, – бурчит он. И это почти извинение. Вряд ли я дождусь чего-то другого от него. Но пусть хоть так. – А ещё мне кажется, что невыносимо, когда тобой командуют, решают всё за тебя.
Он осторожно ставит чашку на стол и поднимает глаза.
– Я хочу уйти отсюда. Жить своей жизнью. Ладно, мама и малыши. Им с тобой и спокойнее, и лучше. Мама счастлива наконец-то. Все дети при ней. Она может о нас заботиться и не думать о завтрашнем дне.
Хуже всего, что о завтрашнем дне нужно ломать голову мне. Не знаю, сможет ли мать пережить очередной катаклизм. Особенно, в свете последних событий. Понравится ли ей снова вернуться в нищету? Ну, с нищетой я загнул, но если всё пойдёт плохо, придётся какое-то время пожить достаточно скромно.
– Придётся потерпеть, Леон, – говорю прямо. – Сейчас не лучшие времена, чтобы жить врозь. Обещаю: как только немного наладится, каждый будет волен жить, как ему нравится.
Он смотрит на меня долгим взглядом и больше ни о чём не спрашивает, что тут же вызывает подозрение, что когтистой лапой царапается внутри.
– Ладно, пусть будет так, – неожиданно легко соглашается брат. Подозрительно легко. – Я с собакой гулять. И с охранниками твоими чёртовыми.
– Им полезен свежий воздух. И псу, и безопасникам, – кидаю я в спину Леона и мрачно улыбаюсь.
Мальчишка уходит не оборачиваясь. Надо бы полюбопытствовать, чем он там занимается, юный хакер. Чёрт побери, но я бы, наверное, предпочёл, что подслушка в моём телефоне – это его рук дело. Но понимаю: вряд ли. Как-то не похож мой брат на подглядывающего и подслушивающего исподтишка. Он скорее в лоб всё вывалит, чем будет шпионить на расстоянии. Но это только ощущения. Перестраховка ещё никому не мешала.
Офис у Варшавина стандартный. Помесь бетона и стекла. Ничего необычного и из ряда вон не выходящего. Я прибываю минута в минуту. Меня ждут. Секретарша, больше похожая на престарелого вояку с усиками, проводит в кабинет.
Варшавин не делает вид, что безумно занят, и встаёт мне навстречу, чтобы пожать руку. Крепкое пожатие. Прямой взгляд. Задумчивое выражение лица.
От него не скроешь воспалённые веки и покрасневшие глаза, а в остальном я выгляжу сносно: крепкий кофе и контрастный душ ещё и не таких на ноги поднимали.
– Мне жаль, что у тебя не лучший период, Эдгар, – ничего не значащие пустые слова. Пресловутая вежливость. Но, видимо, прежде чем встречаться, он тщательно собрал все сплетни и факты.
Как ни крути, я, конечно же, не попрошайка с улицы, но где-то около того. Не с протянутой рукой и не за подачкой пришёл, но Илья прекрасно понимает, что я слишком многое сделал, чтобы добиться и встречи, и переговоров по интересующему меня вопросу.
– Ближе к делу, – сухо, деловито, кратко. Мне нужно либо «нет» – и гордо удалиться, либо «да» – и обговорить детали сделки.
Варшавин и ухом не ведёт. Делает вид, что не слышал, что я сказал. Рассматривает меня, как букашку на булавке. Я ещё шевелю лапками, но он-то точно знает, что это всего лишь рефлексы и почти нет шансов слезть с тонкой иглы.
– Мне понравилась твоя жена, Гинц. Ты всегда был невероятно удачливым. И многое падало благодатным дождём тебе на голову: деньги, хорошие сделки, женщины. Но всему однажды приходит конец. Мне действительно жаль, что так получилось. Но даже если ты останешься с крестом на голом теле, у тебя останется настоящее сокровище. Неподдельная величина.
Это лирическое отступление не то, чтобы сбило меня с толку, но немного сбило настрой на деловые отношения. Он так что, хочет свой отказ смягчить? Так я не истеричная барышня, чтобы падать и биться головой о пол только потому, что мне не досталось то, за чем я пришёл.
– Если ты пытаешься выяснить, не фиктивный ли это брак, то как бы поздно. К тому же, ты ещё до бала всё разузнал.
– Когда всё закончится, – продолжает он, не слушая меня, – я бы хотел, чтобы вы с женой приехали к нам в Испанию. У нас там домишко на берегу моря. Природа. Воздух. Красота. Покой.
Он снова сбивает с деловых мыслей, заставляя и напрячься, и недоумевать. Чего он хочет? Чего добивается? Кажется, я впервые не могу прощупать варианты развития события.
