После долго и счастливо (ЛП) - Лиезе Хлоя
Ладони Фрейи гладят меня по волосам.
— Ты встал передо мной.
— Ты кажешься удивлённой, — кое-как сиплю я, встречаясь с ней глазами.
Она ничего не говорит, и не буду врать, это сокрушает меня. Она никогда не должна сомневаться в том, что я встану между ней и всем, что может причинить ей боль.
«Но что, если ты сам причиняешь ей боль?»
Эта правда просачивается внутрь подобно яду, который выстреливает прямиком в моё сердце и заставляет его сжаться. Мне становится дурно.
Фрейя снова проводит пальцами по моим волосам, ласково убирая их со лба и глядя на меня так, как не смотрела уже давно. Она смотрит так, будто почти принимала меня за незнакомца, а теперь усомнилась в себе. Будто наконец-то вновь видит меня.
Десять секунд назад я бы сказал, что ничто в мире не стоит такой боли, но я ошибался. Я бы тысячу раз получил мячом по яйцам, чтобы повторить этот момент, увидеть буквально капельку признания в её глазах.
Вигго усмехается поверх плеча Фрейи. Я делаю глубокий вдох, и мое нутро скручивает ужасом. Потому что если неделя начинается так, и так братья Бергманы только начинают, то я искренне боюсь того, чем все это может закончиться.
***
Мои глаза еле приоткрываются, видят бледный сиреневый свет, струящийся через колышущиеся шторы, и снова закрываются. Буквально на секунду я не знаю, где именно нахожусь. Кровать ощущается иначе, но я готов поклясться, что Огурчик или Редиска мнёт мне грудь лапками — лёгкое, перемежающееся давление, поднимающееся по моим рёбрам.
— Привет, красавчик, — чирикает попугай.
Мои глаза распахиваются. Птица ерошит свои перья и задаёт ритм, покачивая головой.
— Эсмеральда, — шиплю я. — Даже не…
— Поскачи на члене! Но сначала полижи его. Хорошеееенько полижи.
Фрейя раздражённо стонет и пихает меня локтём во сне. Я сажусь, отчего Эсмеральда спрыгивает и раздраженно ершится.
— Засранец! — каркает она.
— Сама засранка, — шепчу я. — Фрейю разбудишь.
Внезапно дверь спальни распахивается. Эсмеральда удаляется, пролетев мимо Вигго, которого она приветствует вежливым:
— Добрейшего утречка!
Я плюхаюсь на кровать и переворачиваюсь на живот, зарываясь головой под подушку. Иметь дело с Эсмеральдой и Вигго с утра пораньше, даже не выпив кофе — это перебор.
— Моя сестра голая? — спрашивает он. — Стукни по изголовью дважды, если я могу открыть глаза.
Прежде чем я успеваю ответить, моё лицо падает на матрас. Я слышу глухой удар подушки, встретившейся с человеческим телом.
— Уф, — кряхтит Вигго.
Приоткрыв глаз, я вижу, что Фрейя теперь зарылась под подушку и одеяла. Судя по пустующему пространству на месте моей подушки, она ударила Вигго именно моей подушкой.
Прелестно.
Секунду спустя Фрейя начинает храпеть.
Вигго выпучивает глаза.
— Она храпит?
— Она храпит уже несколько лет, с тех пор как сломала нос на том футбольном поединке в воскресенье. Если вздумаешь дразнить её, я выкручу твои соски, пока не разрыдаешься. Она смущается.
— Ну ты посмотри на себя, — говорит он. — Какой защищающий муж.
— Вигго, — устало говорю я, — что ты здесь делаешь? И что на тебе надето, чёрт возьми?
Он улыбается и принимает одну модельную позу, затем другую.
— Шорты-велосипедки. Из спандекса. Нравится? Я купил их перед поездкой и просто в восторге. Дышащие. Эластичные. Ощущаются как вторая кожа.
Я закрываю глаза, и меня передёргивает.
— Я совсем не хотел видеть все подробности твоей анатомии.
— Я понимаю, если ты завидуешь. Бергманы скандально славятся размерами своих достоинств…
— Вигго, — стону я. — Заткнись. И свали куда подальше.
— Никуда я не пойду. Это твоя побудка перед Днем Братского Сплочения. Пошли. Давай, вставай, живо.
Я сердито смотрю на него.
— Не помню, чтобы соглашался на это.
— Соглашался, — говорит он.
— Неа. Определённо не соглашался.
— Мысленно согласился, — он тихонько хлопает в ладони, обоснованно боясь разбудить Фрейю, которая продолжает храпеть под одеялом. — Пошли. У женщин свои планы. Райдер и Уилла приехали примерно час назад, так что Уилла спит, но Райдер как никогда бодр и ворчлив, так что лучше не заставлять мужчину гор ждать.
— Я тоже бодр и ворчлив, — бормочу я и тру лицо. Мне в голову прилетает подушка. Я опускаю руки и награждаю Вигго убийственным взглядом. — Лучше бы там был кофе.
Он улыбается.
— Конечно. Ждём тебя на кухне через пять минут. Кофе и батончики гранолы прилагаются.
Затем он уходит, и я испытываю очень сильный соблазн плюхнуться и закутаться обратно в одеяло. Но я этого не делаю, потому что уверен — если прогуляю, Вигго провернёт какой-нибудь розыгрыш в отместку. И может быть, мне даже интересно, что задумали эти братья Бергманы.
Аккуратно выбравшись из постели, я тихо одеваюсь и спускаюсь вниз.
А через двадцать минут я оказываюсь в очень дискомфортном положении на террасе, будучи решительно уверенным, что ради этого просыпаться не стоило.
— Ой, — моя нога не должна так сгибаться. Макануи, наш приглашённый инструктор по йоге, решительно не согласен.
— Дыши, — напоминает он мне так, будто этот процесс не происходит автоматически.
— Я не могу не дышать, — бормочу я, стараясь не стонать от боли.
Оливер сердито глядит на меня, наполовину опустившись в чатурангу.
— Эйден, мне кажется, ты не вовлечён в процесс. Не ты один предпочёл бы поспать сегодня утром, но я же тут не умничаю, нет?
Макануи спокойно улыбается мне и толкает мою ногу ещё дальше.
— Твой пах очень напряжён, — говорит он. — Дыши пахом.
Я таращусь на этого парня.
— Эм. В смысле?
— Думаю, он советует тебе, — поясняет Рен с раздражающе безмятежным видом, — связать своё осознание этой части твоего тела с твоим дыханием. Это часто помогает убрать напряжение и привести наши тела к глубинной открытости и принятию. Гибкость заключается не только в теле, Эйден. Она в душе.
Да какого хрена?
— Вот именно, — кивает Макануи.
Я знаю, что Рен и Фрэнки каждое утро занимаются йогой, но бросьте. Гибкость в душе? И ещё я не понимаю, как кто-то может добровольно начинать свой день, страдая от такой боли. Я умоляюще смотрю на Акселя, который, как мне кажется, может назвать всё своими именами — то бишь, пыткой — но он смотрит на закат, с блаженным видом закинув руки за голову. Я бы тоже так смотрел, если бы Макануи не зациклился на мне.
Макануи цокает языком.
— И шея тоже. Дыши, Эйден. Дыши.
— Да дышу я!
— Шшш! — шипит Райдер с закрытыми глазами. — Я в кои-то веки не хочу придушить всех вас, засранцев. Дайте мне насладиться этим.
Я хмуро кошусь на Райдера, удивлённый спокойным выражением на его лице, пока он удерживает позу, которую показал нам Макануи. Позу, про которую я решительно сказал, что моё тело на такое не способно.
Ну. Макануи доказал (болезненно), что я не прав.
А Вигго и Оливер, голые по пояс и одетые лишь в одинаковые шорты-велосипедки, похоже, устроили соревнование по чатуранге, как можно быстрее повторяя движения той серии упражнений, что показал нам Макануи, и превратили это в какой-то лихорадочный гибрид йоги и отжиманий.
— А эти двое тебя не смущают, нет? — спрашиваю я, надеясь отвлечь от себя внимание Макануи.
Он качает головой.
— Некоторые мужчины до сих пор мальчики. С ними ничего не поделаешь.
У меня вырывается смешок.
— Справедливо.
Ещё мгновение спустя Макануи решает, что хватит меня мучить. Мы переходим к другой череде поз, которые мне всё же подчиняются, а потом мы переходим к расслаблению, что оказывается на удивление приятно. Лёжа на спине в шавасане, я смотрю на сияющий рассвет и делаю глубокий вдох. Моё сердце не колотится как бешеное, мысли не напоминают шарик в автомате пинбола. И пусть я знаю, что это продлится недолго, буквально на мгновение я упиваюсь этим — редкой тишиной в сознании, тяжёлым спокойствием, пригвоздившим мои конечности к террасе.
