Наследница для Чудовища (СИ) - Дали Мила
— Ох… Эмин…
— Не перебивай. Я говорю, что обрел семью. Самый счастливый день. Сечешь? Теперь без выкрутасов, Якутка. Пожалеешь.
— Да, мой генерал!
Видеть строгую гримасу Эмина одно удовольствие. И для полного релакса мне необходимо ознакомиться с доказательствами, про которые рассказывал Эмин, убеждая в гнилости Хамаровых. Тогда уж точно успокоюсь.
Я беру доченьку на руки, пока боец выключает электрический генератор, тащит наши пакеты и запирает избу на ключ. Прохладный воздух закрадывается под ветровку, освежает, вызывает легкую дрожь.
Эмин распахивает дверцу своего кроссовера и помогает нам уместиться на заднее сиденье. Сам занимает водительское место, заводит мотор, недовольно сопит, пробуксовывая по бездорожью.
Обнимаю дочь, верчусь по сторонам, прощаясь с деревенскими потемками. Я не особо шла на контакт с местными жителями, только здоровалась при встрече. В Новых Мошонках все какие-то угрюмые и нелюдимые. Затихли по своим дворикам, носа не показывают на улицу.
Странно, конечно, я же вроде как была в доме матери, но ни одной фотографии, упоминаний о хозяйке или обо мне не нашла. Только хлам и личные безделушки, впрочем, серебряный кулончик я забрала себе на память.
Мы двигаемся из деревни к трассе, а потом, стало быть, к частному аэродрому. Эмин молча сжимает руль, а у меня на сердце неспокойно.
То и дело бросает в жар, ведь я успела совершить авантюру, которая вряд ли понравится Громову. Переписав рудник на дочь, я не только поставила ненавистного лидера перед выбором между честью и алчностью, но и узаконила права в пользу отца Камиллы.
Набираю воздухом легкие и решаюсь на разговор, когда наша машина уже миновала середину пути:
— Что теперь с нами будет Эмин? Как отреагирует Громов на переделку документов?
— Только сейчас об этом подумала? Ну… Лариску точно не обидят.
— Ты специально, да? Запугиваешь меня, да?
Возмущаюсь, постукиваю дочь кончиками пальцев, убаюкиваю. Я вижу, как сияют глаза Эмина. Он постоянно подсматривает за нами через зеркало заднего вида. Я таю, если задерживаюсь на его взгляде дольше секунды, поэтому отворачиваюсь, чтобы не терять бдительности.
Я хочу довериться Чудовищу и наконец расслабиться, но сделать это по щелчку никак не получается.
— Кстати, о документах, Олеся Викторовна, дай-ка взглянуть на них?
Эмин не сводя глаз с дороги, крепко держит руль, тянет вторую руку ко мне.
Ой-ой… В отличие от моего старого паспорта, надежно хранившегося в сейфе Айхана, все бумажечки на дочь были у меня в доступе, чтобы не вызывать подозрение у окружающих. Я же мать. А вдруг нагрянет проверка из опеки или мало ли что?
Брат боялся огласки и думал, что поступает правильно, оставив документы у меня. Все равно у него было все под контролем пока не явились черные псы Громова. Во главе отца нашей маленькой девочки.
Я расстегиваю молнию на сумке и уже предвкушаю негодование Эмина. Выуживаю свидетельство о рождении, подаю мужчине. Он включает свет в салоне и мельком проходится по печатным буквам. Я вижу, как Эмин хмурит брови, как у него краснеют кончики ушей. Он злится.
— Кун… кто?
— Дочь записывал Айхан, пока я была в роддоме. По документам она Куннэй. Так решил брат.
— Я ему ебало разобью. Куннэй, это вообще, что такое?!
Теперь краснею я.
— Не то, о чем ты подумал. Куннэй означает солнечная.
Эмин фыркает и отшвыривает листок в сторону.
— Не годится. Нужно переделать. — Эмин сердится, но через секунду говорит тише. — Как там Лариска?
— Уснула.
Очень напористо берет бразды правления Эмин. С таким мужчиной будет сложно, но я знаю, как растопить сердце Чудовища. Он плавится от моей ласки, он пойдет на уступки, если я буду с ним нежной.
На горизонте виднеется взлетно-посадочная полоса. Я возвращаюсь в город, где началась наша с Эмином история.
Выхожу из кроссовера и удерживая доченьку, поднимаюсь по трапу. На страшных наемников, что подчиняются Эмину, внимания не обращаю. Топаю по борту, присаживаюсь на удобное кресло рядом с кабиной пилота. Эмин складывает пакеты на верхнюю полку и умещается напротив.
— Ты разжигаешь во мне огонь, Олеся Викторовна, тебе следует быть осторожной, чтобы не обжечься.
— Я не боюсь пламени, ведь главная искорка его сейчас спит у меня на руках. Наша дочка — плод твоей страсти.
Эмин приподнимает бровь и недоверчиво щурится, будто сканирует меня насквозь. Вальяжно откидывается на спинку кресла, до сетки вен он сжимает свою ручищу в кулак, а потом расслабляет.
— Снова хитришь?
— Была бы другой, пристрелил меня уже на второй день знакомства. Так?
— Лиса-Олеся, — он улыбается, — возможно…
— Ты умеешь разбираться в женщинах, Эмин. Самую лучшую заполучил!
Кажется, я начинаю перегибать палку, потому что боец закатывает глаза и тяжко вздыхает. Прикусываю язык и перевожу внимание на доченьку. Дотрагиваюсь ее маленького носика-кнопки, трогаю щеки.
В деревне мы переживали не лучшие времена, приходилось учиться вести хозяйство, топить баню остатками неразворованных дров и штакетинами. Таскать воду из колодца и довольствоваться ассортиментом, предложенным в местном магазинчике. Благо питание для Камиллы привозили по заказу из города.
— Мама, сик…
Вздрагиваю от неожиданного лепета доченьки и первым делом кидаю взгляд на Эмина. Он сконцентрирован до предела. Сгущает ауру своим напряжением, будто услышал не детский отклик, а случайно познал тайну пророка.
— Переводи на людской. Что ей нужно? Все сделаем.
— Успокойся, Эмин, — благосклонно наблюдаю за папашей, — уже ничего не надо.
— Но Лариска просит!
Ох, Эмин. Борт, нашпигованный наемками с мордами как у обезьян, не лучшее место для смены памперса. Даже в туалетной комнате не развернуться, я помню ее, ведь именно этом самолете мужчина крал меня впервые. И вот сейчас, спустя несколько лет я снова здесь.
— Мы донесем до дома.
Я пытаюсь объясниться, но Эмин совершенно не понимает намеков. Твердолобый. Настаивает на конкретике и мне приходится наклониться к мужчине, дабы сохранить столь важное для него известие конфиденциальным.
Я шепчу Эмину такую ерунду и от чего-то испытываю сближение. Хрупкое совсем, но по родному теплое. Словно теперь я могу опереться на его могучее плечо и будет все хорошо. Он же отец. А может, я просто схожу с ума.
Эмин одобрительно кивает и не дает сесть обратно, задерживая рукой меня за шею. Легонько касается губами моих губ, распаляя по щекам алый румянец. Я отвыкла. Не только от Эмина, но и от ласки вообще. Похвастаться богатым опытом тоже не получится.
С дочерью на руках ощущаю себя девственницей и только с позволения Эмина возвращаюсь на свое кресло. Он смотрит на меня неотрывно. Заставляет полыхать снова и снова. Не знаю куда себя деть от взгляда его карих глаз, краснею, пялюсь то на дочь, то в круглое окошко.
Мне жарко, неловко, да и, что греха таить, выгляжу я сейчас совсем не на миллион долларов. Эмин прекрасно замечает мое откровенное смущение, но продолжает сверлить. Боже. Начинаю ёрзать, чувствую, как на коже проступает испарина, сердце работает на износ от волнения.
— Возьми, пожалуйста, мне нужно в уборную.
Передаю спящую дочь Эмину и тот довольно скалясь, принимает ребенка. Я вскакиваю, будто подстреленная и галопом несусь проч. Искоса поглядываю на бандитов, что в таких же камуфляжах как у военачальника отдыхают в хвостовой части.
Кто-то играет в карты, кто-то липнет к смартфону, а кто-то спит. Каждый занимается чем хочет в свободную от криминальных дел минуту. Сегодня страшилы на меня не обращают внимания. Значит, Эмин уже провел с ними беседу и отдал такой приказ.
Обезопасить вздумал? Или ревнует? Вот точно шагаю не вдоль рядов, а как по лезвию ножа, главное, не сорваться.
Открываю пластиковую створку, освежаюсь, перевожу дух. Обратно возвращаюсь уже смелее.
Эмин занят дочкой и до конца перелета мне удается поймать волну расслабления. Едва мы касаемся земли, как внутри вновь затягивается узел тревоги.
