Пошел вон, Чернов! (СИ) - Шагаева Наталья

Я просто сижу в полной изоляции.

Сплю урывками по двадцать минут. Мне снится Слава, ее губы, руки, шёпот. Мне снится, что она меня любит и всё у нас хорошо.

Просыпаюсь, утыкаюсь глазами в сырой потолок, и хочется выть. Я чувствую себя беспомощным овощем. Хуже всего, когда ты, такой охрененный, не можешь ни на что повлиять. Потому что довыеб*вался.

Почти неделю я в одной и той же уже вонючей, пропахшей сыростью одежде. Обросший, как чёрт. Жрать не могу. Тошнит. Кусок в горло не лезет. Особенно то, что подают в этом чудном заведении. Тело отчего-то ноет, мышцы тянет, в голове туман.

Бля, Бережнов, неужели всё так хреново?

И вот через неделю наконец-то приходят за мной.

— Чернов, на выход!

Я, бля, даже не знаю, что меня ждет по ту сторону камеры, но бодро вскакиваю с нар.

Глава 24

Руслан

— Что, плохо выгляжу? — ухмыляюсь я, садясь на стул рядом с железным столом.

— Ну, бывало и лучше, — вздыхает Бережнов, ставя на стол спортивную сумку.

— Хреновое обслуживание в этом отеле, — усмехаюсь.

— Блять, Рус, как ты, мать твою, в это дерьмо вляпался?

— Как-то так, — развожу руками. — Когда у мужика недостаточно крепкие яйца, он предпочитает устранять конкурентов так. А не по-мужски.

— Не знаю, как насчёт яиц Когана, но вообще не стоило с ним ими мериться. Он же мог тебя и грохнуть. Наслышан уже про его прошлое.

— Я ему дорогу не переходил. Просто хочу забрать свою женщину.

Наблюдаю, как Богдан вынимает из сумки несколько контейнеров с едой, открывает их и протягивает мне вилку.

Охренеть, нормальная еда! Желудок тут же сводит голодным спазмом.

— А может, женщина не хочет, чтобы её забирали? — прищуривается Бережнов.

— Хочет! — твёрдо заявляю я.

— Да ты кушай. Это тебе как раз от неё.

— Да?

Открываю контейнер, а там салат с креветками в тайском соусе. Да, это точно от моей Кошки. В другом контейнере рис с овощами и мясо. А в следующем блинчики с творогом и ягодами. Всё, что я любил в её исполнении. Моя Кошка все помнит.

— А ты говоришь, женщина не хочет, — ухмыляюсь, начиная есть.

И это божественно. Больше всего мы ценим простые вещи и страдаем, когда нас их лишают. Обалдеть, как вкусно.

— Ты видел её? Где она? Как она?

— Ты бы о своей судьбе сначала поинтересовался, — садится напротив Богдан.

— Я хочу знать, где Слава.

— Да нормально всё с ней, — отмахивается Богдан. — По крайней мере, визуально. Еду через Монро она передала. Большего не знаю.

— Ладно, — стискиваю челюсть. — Что там по мне? Хреново всё?

— Ну, как посмотреть, — вздыхает Бережнов. — В общем, дело, естественно, сфабриковано. Заявления от Славы нет, по крайней мере, адвокату его не предъявили. Следователь упрямится и придумывает отговорки. В общем, дело затянули. Посадить тебя не посадят, но держать могут долго при желании. И долго – это не месяц, Рус. Ты же понимаешь, что колесо правосудия раскручивается медленно. А если кто-то захочет, то еще медленнее…

— Что говорит Ефимыч? Отстегни ему с моего счёта сколько нужно. Всё равно сколько, пусть поднимает все связи. Я, блин, в полном вакууме, чёрт возьми!

— Не психуй, Ефимыч работает. Рассчитаешься с ним, когда выйдешь. Он помнит, что должен тебе.

Должен, да. Я его внучке выбил бесплатное лечение в клинике через родственников, которые работают в этой сфере. А лечение было на миллионы. Только мои мирские связи никак не пересекаются с ментовскими. Максимум ГИБДД и таможня. А чем они помогут? Мне не угон машины вменяют, а похищение женщины.

— Мне бы телефон, чтобы хоть как-то контролировать этот пиз*ец.

— А я тут просто поболтать с тобой пришёл, — закатывает глаза Дан и вынимает из кармана смартфон. — Но сильно не святи его. Отберут. К тебе, как к президенту, хрен пробьёшься. В сумке одежда, средства гигиены, чай, сигареты, сладости. Наличные немного, на дне зашиты. Договаривайся с конвоирами об улучшении условий. Пока всё, — разводит руками.

— Спасибо. Дай сигарету, курить хочу, аж уши заворачиваются.

***

Руслан: «Кошка моя, где ты сейчас?»

Отправляю. Читает, но, мать ее, молчит!

Руслан: «Слава, девочка моя, поговори со мной. Мне очень нужно. Ты с ним?»

Кошка: «Да, я с ним… Не пиши мне. Ты скоро выйдешь. Потерпи немного».

И тут меня снова взрывает.

Руслан: «А какой ценой я выйду?!»

Опять читает, но молчит. Да и не нужен мне уже ответ. Её молчание красноречивее слов.

Руслан: «Слышишь, не смей! Уходи от него. Пусть я сгнию здесь, сяду. Но не смей с ним оставаться ради меня. Если выйду, всё равно сразу сяду, потому что грохну его за тебя!»

Зажмуриваюсь. Дышу глубже, сжимая кулаки. Как же хреново быть беспомощным.

Руслан: «Он тебя трогал? Давил? Угрожал? Принуждал?!»

Сам разгоняюсь за считанные секунды, накручиваю.

Кошка: «Руслан, успокойся. Со мной всё хорошо. Ты скоро выйдешь. Всё. Не рви мне душу, пожалуйста… Я виновата в том, что ты там. Заигрались мы с тобой».

Руслан: «Не нужно мою вину брать на себя. Это я идиот. Не просчитал, с кем имею дело. Не позволяй ему тебя трогать. Плевать на меня. Не надо жертвовать собой».

Кошка: «Руслан… Как ты там?»

В её буквах нет эмоций. Но я их чувствую. Чрезвычайно остро. И от этого ещё хуже. Хочется завыть, как собака на привязи.

Руслан: «Я нормально. Ярослава… Прости меня, идиота. Я просто люблю тебя так сильно, что внутри всё рвётся. Натворил дел и ещё сильнее себя закапываю. Ну, блять, ничего не отмотаешь назад, хоть головой о стену бейся. Я настолько влип в тебя, что страшно. И не могу иначе. И тебя понимаю. Я бы на твоём месте убил всех к херам. Прости, девочка моя… Я очень сожалею. Очень».

Всё, не могу больше писать, пальцы дрожат, не попадая по кнопкам. Глотаю затхлый воздух, а надышаться не могу.

Кошка: «Ты скоро выйдешь, — продолжает твердить, как заведённая. — Всё. Не пиши мне больше. Не отвечу».

И всё…

Разбиваю кулак о стену. Не больно, не отрезвляет. Бью ещё и ещё. Костяшки в мясо. Физической боли не чувствую. Душевная всё перекрывает.

Всё!

Реально больше не отвечает. Вышла из сети и не появляется больше. Вообще. А я пишу, как одержимый шизофреник. Пишу много. И слова прощения, и сожаления, и ругательства… Но пишу уже в пустоту. Славы нет. Номер недоступен. В соцсетях офлайн.

И это ещё больше разгоняет мою паранойю.

Так проходят ещё две недели.

Две недели в полной изоляции. Но держит меня только переписка с Бережновым, который обещает, что скоро всё закончится. И передачи с едой. Богдан, конечно, говорит, что они от его супруги. Но я знаю, что они от НЕЁ. Я точно помню вкус её еды. Никогда его не забуду. Но главное – это кружка, которую мне передали. Она точно указывает на то, что еду собирала Слава. Это её кружка. Личная. Я однажды купил её для Ярославы, потому что на кружке была изображена кошка. И это греет. Очень греет.

Я тоже люблю тебя, Кошечка моя. Очень...

***

— Чернов, с вещами на выход! — слышу спустя месяц.

И я даже не знаю, радоваться мне или нет. Куда заведёт этот «выход»? На свободу или дальше, на дно? В этих стенах оптимизма, дерзости и самоуверенности становится меньше.

Собираю вещи, выхожу.

— Куда? — интересуюсь у конвоира, когда мы идём по коридору.

— На выход, — бурчит он.

Ну, на выход так на выход.

А выхожу я через КПП на свободу, где меня ждёт Бережнов.

Вот так, без суда и следствия, засадили в это чудное заведение, продержали месяц и молча отпустили. Аплодирую Когану, мать его, стоя. Пособие «Как убрать человека, не замарав руки».

Пожимаю руку Дану. Молча беру у него сигарету, прикуриваю. Облокачиваюсь на капот его машины, курю с особым удовольствием.