У врага за пазухой (СИ) - Коваленко Марья (Мария) Сергеевна Solazzo
— Значит, и тебя? — Она наклоняется вперед.
— Есть такая вероятность.
Я тону взглядом в отвороте блузки. Собачка Павлова, блин. На выгуле.
— Ты ему очень нужен? — Кира расстегивает еще одну пуговицу.
Манипулирует с коварством, доступным только женщинам.
— В настоящий момент он частично зависим от меня и моего племянника. — Наливаю себе воду.
— Вы все еще сотрудничаете?
— Все еще.
— Это как-то связано со строительством нового жилого квартала? Я читала, что ваша компания недавно объявила тендер.
Копает акула так же хорошо, как бегает от меня. Профессионалка.
— Да.
— То есть у вас есть какой-то план, как избавиться от Китайца.
Кира кивает самой себе. Ее глаза вспыхивают.
— О подробностях можешь не спрашивать, — заранее гашу ее энтузиазм. — Я и так рассказал больше, чем мог.
— Догадываюсь. — Она отбирает у меня стакан и делает глоток. — А как Буровой вообще смог перетянуть тебя на свою сторону?
— Вообще-то, мы приехали сюда обедать. Разговоров в меню не было.
— Галина сказала, что он умеет заставлять работать на себя. Шантажом и прочими грязными методами.
— Мм... А что еще она сказала?
— Что ты порядочный мужчина, а твой племянник гений, — с улыбкой произносит Кира.
— Даже так! — хмыкаю я.
— И что вы на крючке у Китайца.
— Твое любопытство хоть иногда отключается? — Вопрос скорее риторический.
Впрочем, Кира не спешит на него отвечать. Вместе со мной следит за тем, как официант поправляет приборы и расставляет закуски.
Несколько долгих минут мы оба молчим, иногда переглядываемся. Ждем. Лишь когда парень уходит, жизнь в кабинке снова оживает.
— Китаец тебя чем-то шантажирует? — Кира смотрит с тревогой.
— Пробуй закуски. Кормежка здесь отменная. — Я играю в ту же игру, что и моя глухая рыбешка.
— Ты кого-нибудь покалечил или убил? И он это выяснил?
— Скоро еще горячее принесут. Так что давай, тренируй желудок.
— Нет... ты не убивал. — Она откидывается на спинку стула. — Буровой нашел твое слабое место!
— Ну, не хочешь — как хочешь. — Накалываю на вилку сразу несколько тонких кусочков говяжьего ростбифа и тяну в рот.
— Это была женщина? Ты любил ее? — Акула все не унимается. С тормозами совсем беда.
— Отличное мясо! Тает во рту.
— Не женщина. — Лицо Киры меняется. Больше нет никакого напряжения, а из взгляда пропадает любопытство.
— Допрос закончен? — интересуюсь я на всякий случай.
— Да. Ты ввязался во все из-за племянника. Это ему угрожал Китаец. Его шантажировал и вынудил работать на себя.
От этих слов ростбиф застревает в глотке. Чтобы не подавиться, приходится влить в себя остатки воды. Но о дальнейшей трапезе думать уже не хочется.
— Буровой упек Клима за решетку, а потом чуть не убил его сестру... мою племянницу, — сознаюсь, откашливаясь.
— Ты не мог оставить их одних. — Кира обхватывает себя руками и вздрагивает, словно ей тоже сейчас больно.
— Я уже потерял одного близкого человека. Больше никого терять не намерен. — Встаю и протягиваю руку.
— А как же еда? — Кира растерянно оглядывается по сторонам.
— Принесут домой, — отмахиваюсь я. — Здесь через дорогу.
Глава 37
Глава 37
Распахивая перед Кирой дверь, понимаю, что такое тройное повторение со мной впервые.
За прошедшие десять лет в этой квартире перебывало достаточно женщин. Блондинки, брюнетки, рыжие — меня не интересовали масть, рост или габариты. Главным была готовность трахаться. Делать все, что потребую, и получать удовольствие. Без словесной прелюдии и болтовни о будущем.
Секс был самым удобным способом сбросить стресс и перегрузиться, а женщины — лекарством. Некоторые из них — успокоительным. С ними я вытрахивал из себя все дерьмо после дел с Китайцем и ему подобными. Некоторые — болеутоляющим. С ними я отключался от тяжелых мыслей и невеселых воспоминаний.
Это была лишенная чувств и привязанностей механика. Где-то эгоистичная, но всегда честная.
За десять лет у такой близости появились свой алгоритм и железные правила. Никаких замужних, никаких шлюх и никаких повторов.
Иногда я приводил женщину днем и отправлял на такси вечером. Иногда оставлял отсыпаться до утра, а сам уходил в другую комнату. Но никогда я не спал в одной постели и не приглашал никого еще раз.
Алгоритм дал сбой только теперь. Правила не сработали. И не с какой-нибудь длинноногой моделью, послушной и уступчивой. А с замужней и вредной Самсоновой.
Как сглазил кто!
***
Пропуская Киру в прихожую, окидываю ее взглядом с ног до головы. Пытаюсь понять, чем она так отличается от всех предыдущих.
— Решишь снова отшлепать — буду сопротивляться! — Она гордо вскидывает подбородок и, словно не знает, зачем здесь, останавливается у порога симпатичным памятником.
Сплошной разрыв шаблонов. Не любовница, а ходячее испытание. Будто не трахаться пришла, а прогулялась за компанию. Сделала одолжение!
— Я тебя другим способом шлепать буду. Внутриписечно!
Закрыв дверь, прижимаю Киру к стене и лапаю. Визуальный осмотр результатов не дал, поэтому изучаю на ощупь. Веду подушечками пальцев по впалому животу, обхватываю узкую талию, спускаюсь на бедра. Все естественное, мягкое, не усушенное и не накачанное. Женственное.
— А может, сначала дождемся обеда? — Кира упирается руками в мою грудь и при этом откидывает голову, подставляя шею под поцелуи.
— Его принесут через полчаса. Ни минутой раньше.
Я ныряю губами под подбородок. Скольжу зубами по своему недавнему засосу. Вылизываю нежную кожу и чувствую, как ускоряется пульс моей акулы.
— Можем посмотреть новости, — с коротким стоном произносит она. — Я неделю их не смотрела. Вдруг что-то произошло?
— Ты еще мультики предложи. — Начинаю распаковывать эту ненормальную.
— «Том и Джерри», как раз о нас.
Самсонова помогает снять с нее пиджак и послушно переступает через брюки, когда они падают до лодыжек.
— Ты ни хрена не мышь! — Я цепляю одним пальцем блядские кружевные трусы, ни капли не похожие на вчерашнее чопорное белье, и тяну вниз. — Хотя геморроя от тебя столько же, как от того ушлого грызуна.
— Вот видишь. Отличный вариант.
Блузка летит туда же, куда минуту назад улетели трусы. Остается бюстгальтер, но с ним я не спешу. Цепочкой поцелуев спускаюсь к груди и приступаю к игре.
Покусываю упругие вершинки сквозь тонкую ткань, всасываю их в рот. И шалею от того, как откликается женское тело.
Вначале дрожью. Кира будто перемалывает себя изнутри. Затем напряжением, словно она все еще собирается бороться. После — слабостью.
— Передумала. К черту мультики, — шепчет она, цепляясь за мои плечи как за спасательный круг.
— Я в тебе не сомневался. — Избавляю ее от бюстгальтера.
— А в себе? — Кира делает шаг назад и призывно сжимает грудь. — Ты хоть иногда в себе сомневаешься?
— Прямо сейчас. — Дергаю вниз собачку на ширинке.
— Думаешь, не справишься?
Ведьма в край смелеет. Одной рукой все еще играет со сладкими полушариями, а другой бесстыдно скользит вниз.
— Думаю... — Я освобождаю член и, чтобы хоть как-то унять боль, обхватываю головку ладонью. — ...полчаса нам будет мало.
Не знаю, что именно действует на акулу, картинка или слова, но ведет она себя совсем не так, как ожидаю. Стоит мне сделать шаг вперед, Кира поворачивается спиной и, упершись руками в стену, прогибается в пояснице.
— Сладкая, это охренеть какое шикарное предложение!
От вида упругой розовой задницы и раскрытых половых губ меня окончательно клинит. По ощущениям, вся кровь водопадом устремляется в пах. Яйца поджимаются, а член мгновенно твердеет до каменного состояния.
— Я проголодалась. — Кира привстает на носочки. Раскрывается для меня так, что с трудом вспоминаю о презервативах. — Не хочу пропустить обед.
