Измена по контракту (СИ) - Володина Таня
— Фу, нет! С этим вампирёнышем? Никогда!
Не с вампирёнышем, а с белокурым юношей, чья кожа превосходит по белизне и гладкости самый дорогой мрамор. Но я молчу. Понятно уже, что если Влад любил эту женщину, то его чувства были не взаимны.
— Ну не секс, но что-то у вас было?
Она усмехается и снова наполняет стакан. Такими темпами она через пять минут свалится под стол. Я отбираю бутылку и ставлю поближе к себе.
— Сначала расскажешь всё, что знаешь, потом будешь бухать.
— Он делал мне куни. Это была его награда.
— Награда за что?
— За хорошее поведение. Мы договорились, что он будет моим рабом, — будет исполнять все мои желания. Мыть полы, драить ванну, ходить в магазин и готовить еду. Всё, что я прикажу! Если он плохо справлялся с заданием, то получал расчёской по морде или жопе. Уж поверь, ему это нравилось, он сам подставлялся. Он обожает пощёчины и порку! Приду-у-урок… А потом я разрешала полизать себя, и он от этого кончал прямо в штаны.
— Ты понимаешь, что это ненормально?
— Конечно, ненормально! Но он таким уже был! Это не я его испортила. Может, мамашка его била и ставила коленями на гречку, а он любил её и тронулся на этой почве? Откуда мне знать, почему он вырос извращенцем? Пусть врачи разбираются.
— Да я не про него! С твоей стороны ненормально делать рабом парня, который младше тебя почти в два раза! Что это вообще за дебильные игры в рабство? Я ещё понимаю, когда взрослые люди развлекаются, но когда… уборщица с сыном профессора? Воспользовалась тем, что у него детские травмы, наверняка ещё усугубила.
Она пьяно хихикает:
— Да ладно, ты что, ревнуешь? Пф-ф! Слушай внимательно: подходишь к нему и отвешиваешь оплеуху, да такую, чтобы у него в ушах зазвенело. А потом командуешь стать на колени и задираешь юбку перед его носом. Дальше он всё сам сделает, ха-ха-ха! Тебе понравится, гарантирую!
— Ну ты и тварь! — вырывается у меня.
Она глумливо кривится.
— Какая есть. Деньги давай. Я всё рассказала.
— Нет, не всё. Как долго это продолжалось?
— Пару месяцев. Потом Юра заметил синяки и начал его прессовать. Но Славика прессовать бесполезно — упрямый как баран и боли не боится. Так и не выдал меня, но Юра не дурак, сам догадался. Взялся за меня, и я призналась, что синяки — моих рук дело. Конечно, меня выгнали, а Славика потащили по врачам. Уж не знаю, чем там всё закончилось. А ты в курсе, его вылечили?
— У него всё в порядке, — сухо отвечаю я.
Нет, далеко не всё! Он самый странный мужчина, которого я встречала. Но ей я об этом не скажу.
— Ну и прекрасненько. А то он первые полгода обрывал мне телефон, умолял встретиться. Я думала, он сделает с собой что-нибудь, прям рыдал в трубку. Предлагал выйти за него замуж, гы-гы, в следующем году.
Господи, как больно за него.
Он был влюблён в эту садистку.
— Почему ты делала это с ним? — спрашиваю я напоследок. — Ты ведь видела, что он особенный, травмированный, впечатлительный. С ним нельзя было так поступать. У него… тонкая душевная организация, — я выдаю банальную фразу, не придумав ничего лучше.
— А у меня не тонкая, что ли? Разве Юра не видел, что я в рот ему смотрела? Разве не знал о моих чувствах? Знал, но ему было плевать! Переспал разок и выбросил, как использованную тряпку. Если ему так можно поступать со мной, то почему мне нельзя с его сыном? Мм? Или это другое?
— Так это была месть за то, что Юра на тебе не женился?
— Думай, что хочешь! Дай бутылку!
Я молча придвигаю ей коньяк.
Она выпивает и сообщает:
— Я рассказала всё со всеми подробностями, как ты и просила. Где мои деньги?
Я достаю из кошелька бумажку в пять тысяч и кладу на стол.
— Мы договаривались на сто! — взвизгивает она.
— Твоя история и рубля не стоит. Она слишком мерзкая и подванивает статьёй.
— Какой нахрен статьёй?! Нет статьи, запрещающей спать со студентами, даже если тебе тридцать четыре года!
Блин, она была моей ровесницей десять лет назад! На душе становится ещё гаже.
— Да я не про «спать», а про бить и издеваться, — говорю я и выхожу из комнаты.
Вслед мне несётся отборный мат. Пьянчужка и правда рассчитывала срубить с меня сто штук? Пусть скажет спасибо за пятёру и бесплатную выпивку.
В машине я не выдерживаю и начинаю плакать. Сижу, глотаю слёзы и размазываю тушь по лицу. Мне бесконечно жалко парнишку, которого не любила мать и так и не полюбила его первая женщина.
Раздаётся звонок.
— Да?
— Привет, Яна! Как дела? Сможешь забрать меня завтра в двенадцать часов около моего дома? Потом заедем за Васей, Мадиной и Наташей. А Грушин сам доберётся. Заселение на турбазу в два часа дня.
У него такой звонкий голос, такой солнечный.
— Привет, Славик, — выдавливаю я.
— Как ты меня назвала?
— Славик, — повторяю я. — Ты ведь Владислав, верно? Можно называть тебя Славиком?
Молчит, дышит в трубку.
— Не стоит. Меня в детстве так называли, но мне не нравится это имя. Лучше Влад. С тех пор, как мне исполнилось семнадцать, я всем представляюсь Владом.
— Хорошо, Влад. Прости…
— Ты там плачешь, что ли? Что с голосом?
— Всё в порядке, не волнуйся. Завтра заберу тебя.
Заберу, увезу в лес и займусь с тобой сексом за полтора миллиона рублей.
Мне позарез нужны деньги, чтобы не куковать в коммуналке на старости лет, как Кира Платонова.
11. Мазохист
С утра заезжаю на работу — на свою настоящую работу в агентство «Скорпион». Никитос уже на месте, пьёт кофе и читает мой отчёт о вчерашней встрече с отцом Насти. Рассказ про первую любовь Влада я в отчёт не включила. Не знаю почему. Плакала весь вечер, плохо спала. Ненавидела эту гадину.
— Ты в этом поедешь? — Никитос разглядывает мои ноги в коротких шортах и плечи в открытом топике на тонких бретельках.
Лифчика на мне нет.
— Обещают плюс двадцать пять.
Влад опять будет капризничать. Он ненавидит жару. Он любит дожди, туманы и пасмурные дни. Вампирёныш. Белоснежик.
— Отлично выглядишь, Ян. Ты очень красивая.
— Спасибо.
— Я давно хотел тебе сказать… Возможно, ты думаешь, что я подкладываю тебя под Дроздова, и для меня это нормально с точки зрения этики…
Он смущается. Мне хочется хлопнуть его по спине и сказать: «Всё нормально, братан, переспать с Дроздовым — это привилегия, а не наказание», но я молчу. За всю историю наших отношений я много раз причиняла ему боль. Френдзона сама по себе довольно болезненная штука, а уж когда девушка гуляет с мужчинами на глазах «друга» — это вообще жесть.
— Нет, для меня это пипец как ненормально, учитывая мои чувства к тебе, — продолжает Никитос, сцепляя руки. Волнуется. — Но другого выбора у меня не было. Сегодня ночью я вряд ли засну.
Я тоже. Получится у меня соблазнить Влада или нет — в любом случае мне предстоит бессонная ночь.
— Надеюсь, завтра всё закончится, и мы забудем эту мерзкую историю, — говорит он. — Попрощаемся с рыжей Настей и будем работать как раньше.
— Я тоже на это надеюсь. Кропоткин меня прессует. Хочется уже швырнуть деньги ему в харю и закрыть эту тему, — признаюсь я. — И не переживай, Никита, я сама согласилась переспать с Владом. Для меня это не трагедия, мы же все взрослые люди, решения принимаем самостоятельно. Ты ни в чём не виноват. Я даже благодарна тебе, что ты дал мне возможность заработать крупную сумму.
Он выдыхает, словно ждал этих слов.
Потом говорит деловым тоном, передавая мне планшет:
— Ладно, тогда смотри. Вот план турбазы. Ваша компания будет жить в коттедже с четырьмя спальнями. Одна большая на первом этаже, она примыкает к гостиной, и три поменьше на втором.
— Откуда ты знаешь?
— С Настей вчера обсуждали. «Питерстрой» всегда ездит в одно и то же место. В юбилеи приглашают жён и мужей, но в этом году дата не круглая. Так вот, Влад будет спать на первом этаже, а на втором — Грушин в отдельной комнате, и девочки по двое в каждой спальне. Кроватей там достаточно.
