Аукцион невинности. Его трофей (СИ) - Покровская Татьяна Евгеньевна
Запрокидываю голову на его плечо, поворачиваюсь к нему и с готовностью приоткрываю губы для властного поцелуя. Его пальцы скользят вокруг моего клитора, другой рукой Адам сжимает мою грудь, играет соском, трёт его, сдавливает между пальцами, оттягивает, скручивает… и то же самое с другим соском, не оставляя обделённым ни один миллиметр.
Я выгибаюсь и открываю губы, сплетаю язык с его напористым языком, моё внимание разделяется — и груди в его руке, и губам под поцелуем, и внизу под его пальцами — везде жарко и остро.
И всё же моё внимание неумолимо смещается вниз, там где мыльные пальцы Адама творят совсем уж лютое непотребство, сместившись дальше и доставая, задевая мой задний вход.
— Не напрягайся так, — шепчет в мои волосы, — обещаю, тебе будет хорошо.
Адам приподнимает меня, сгибая мои колени и обхватывая под бёдра. Крепко держит и намыливает ягодицы, задевая половые губы, разглаживая по ним мыльную пену.
Хватает душ — здоровенную круглую лейку, переключает воду и смывает всё с меня.
Под потоками воды так хорошо, растекаюсь на Адаме, он умудряется и душ направлять так, что тугие струи ударяют по клитору, вызывая новую волну возбуждения.
Я дышу часто, кажется, я уже близка к новому оргазму, но он снова переключает воду и выдавливает на пальцы прозрачную жидкость из дозатора.
Это что-то типа масла, Адам растирает его по половым губам, крепко удерживая мои ноги согнутыми, сжимая их под коленями. Гладит вокруг клитора, задевает дырочку и проскальзывает к заднему входу.
Ахаю от неожиданности — скользким пальцем он проникает пальцем внутрь, в мою попку, и я дёргаюсь, издаю протестующий возглас.
— Ну что, что? — шепчет он, стискивая меня так, чтобы не дёргалась, — что такого? Там тоже тебе будет приятно.
Мотаю головой, но он уже водит кругами, поглаживая большим пальцем клитор и… проникает двумя пальцами в обе дырочки. Не могу понять, хорошо или нет — от неожиданности пугаюсь.
— Не бойся, ну что ты, — в его тихом голосе властный приказ, — успокойся. Ты дико чувствительная девочка, уверен, тебе понравится. Расслабься, ну же. Всё же хорошо.
С удивлением понимаю, что он прав — неприятных ощущений нет. Только накатывающие волны новых, каких-то совсем уж нереальных ощущений, когда он растирает скользким большим пальцем клитор, а указательным и средним погружается в меня.
— Поцелуй меня, — приказывает.
Я слушаюсь его, поворачиваю голову и тянусь губами к его губам. Он тут же овладевает ими, трахает меня языком, имеет меня пальцами, и очень скоро я срываюсь в бурный оргазм, заглушая протяжный стон под его губами.
Адам крепко держит меня, пережидая, когда моя дрожь утихнет. Встаёт, усаживая меня на сиденье, выпрямляется в полный рост.
Рассматриваю его член — большой, красивый, с крупной головкой, перевитый венами, чуть изгибающийся вверх.
— Помой его.
Сглатываю, смотрю на Адама снизу вверх — моё чувство эстетики просто заходится от восторга, здоровенный, рельефный, надо развести всё-таки его на серию снимков, никогда не фотографировала обнажёнку, но этот экземпляр совершенен, так и просится в объектив.
Нахожу на полке что-то мыльное, золотистый гель скользит по ладони, смачиваю руки в воде и обхватываю его член, скольжу по нему, распределяя пену.
Сажусь удобнее и с удовольствием намыливаю его, прислушиваясь к его резким вздохам, которые не может заглушить шум воды.
— Смывай.
И снова подчиняюсь, находя в этом отдельное порочное удовольствие, переключаю воду и, прикрывая тугие струи ладонью, направляю поток на него — почему-то не хочется делать ему больно, там же всё такое чувствительное…
Смываю мыло, продолжаю гладить его член, намытый, чистый, ощущается руками иначе.
Не дожидаясь приказа, наклоняюсь и сама беру его в рот. Обхватываю губами поглубже и ласкаю его языком.
— Умница моя, — с протяжным выдохом тянет Адам, — ещё. Тыж моя красавица. Поглубже. Да, так. Да…
Мне не хватает его рук, и я сама беру его широкое запястье и кладу на свои волосы — он тут же зарывается пальцами глубже, кладёт на затылок и сжимает пряди.
Теперь уже он управляет мной, задаёт темп, трахает мой рот, а я глажу его бёдра и стараюсь держать рот пошире, чтобы было удобно ему.
Адам изливается с громким протяжным рыком, стискивая мою голову ладонями, и я снова всё глотаю, ловя от этого отдельное удовольствие.
Мы проводим в душе ещё какое-то время — Адам мылит меня, особенно долго играя с сосками, властно напористо целует, и умудряется снова распалить меня.
Я хочу его до звёздочек в глазах, сама кладу руку на его член, но он отстраняется, смывает с меня всё. Долго вытирает меня и себя, ещё больше усиливая моё возбуждение.
Мы заходим в спальню, я безумно хочу нового захода, но он усмехается:
— Одеваемся, Виктория. Самолёт скоро на снижение пойдёт. Нужно сесть в кресло и пристегнуться.
31. Вид
Снижение?.. Это он что, специально меня так заводил? Чтобы я потом…
Хватаю джинсы, чтобы надеть, но замираю от тихого приказа:
— Положи эти тряпки, я приготовил для тебя получше.
Вскидываю на него свирепый взгляд.
— Меня устраивает моя одежда, — отвечаю злобно.
— Да, она хороша, — явно мною любуясь, отвечает Адам, — но там жарко. Вот, надень это.
Только сейчас обращаю внимание на несколько белоснежных квадратных пакетов у стены. Он заглядывает в каждый и протягивает мне два.
Достаю невесомую ткань, очень приятную наощупь, необыкновенно-нежную, струящуюся. Разворачиваю. Нежно-кремовый брючный костюм. Достаточно закрытый.
Восхитительное нижнее бельё из тончайшего кружева, нежного и невесомого. Изящные тонкие сандалии с надёжной неприметной застёжкой и плоской подошвой.
Адам достаёт из пакета себе, тоже что-то светлое, только мужское, начинает одеваться.
Пожимаю плечами. Одеваюсь, пытаюсь что-то сделать с волосами, но Адам распоряжается:
— Не собирай, пусть будут распущенными. Хочу их трогать.
Я вскидываю взгляд на него. Лучше бы меня между ног потрогал, причём достаточно долго, чтобы… ведь моё возбуждение никуда не пропало. Наоборот, теперь, глядя на него, ослепительного в этих светлых брюках и рубашке, идеально обрисовавших его — мощного и совершенного — моё желание выходит на новый уровень.
Стискиваю бёдра и закусываю губу. Встречаю насмешливый взгляд синих глаз и… меня просто накрывает яростью. Он ведь всё специально! Специально!
Бросаюсь прочь из спальни, туда, где просторный салон и кресла. Дверь раздвигается, я устраиваюсь в салоне на прежнее место у иллюминатора, начинаю возиться с ремнями.
Замираю от прикосновения его сильных рук, накрывших подрагивающие мои.
Адам уверенными чёткими движениями пристёгивает меня, садится рядом, пристёгивается сам и хватает меня за руку.
Пытаюсь вырвать её, но бесполезно — моя маленькая кисть тонет в двух его ручищах. Он подносит мои пальцы к губам, медленно целует и усаживается в кресло глубже, удерживая мою руку в обоих кулаках.
— Не отдам, — изгибая уголок губ, заявляет он и сжимает мою руку сильнее.
Начинает поглаживать её пальцем и меня накрывает яростью.
Вырываю руку — Адам отпускает.
Отстёгиваюсь, вскакиваю, готовясь закатить скандал…
— Сядь!
От его тихого приказа застываю, меня будто ушатом ледяной воды окатывает.
Смотрю на него, и меня сковывает лютым страхом: ни следа улыбки, напряжённый, с поджатыми губами и прищуренными глазами Адам… я не знаю отчего, но становится просто жутко, у меня натурально слабеют ноги, в животе сжимается тугой холодный узел, губы начинают трястись.
— Сядь в кресло, Виктория, и пристегнись.
Его голос замораживает воздух в салоне, кажется, сейчас на иллюминаторах появится морозный узор, несмотря на всю противообледенительную обработку, её наверняка проводили, или, не проводили, сейчас не зима, как же страшно-то, чёж он такой жуткий…
— Немедленно.
Сажусь в кресло. Адам поворачивается — руки большие, длиннющие, пристёгивает меня, проверяет ремни.
