Та, что меня спасла (СИ) - Ночь Ева
Чуть позже я обнаружила и то, что, по словам Аля, должно было мне понравиться. Двойное зеркало в полу. То, что позволяет наблюдать, что происходит в студии. Это и возмутило меня, и заворожило. Настоящая шпионская штучка. Я крутилась вокруг неё, как лиса перед кувшином, который предложил коварный журавль. Не знала, что делать с этим открытием. Подглядывать оказалось интересно, хотя в студии ничего эдакого не происходило: люди убирали, выполняли свою работу.
– Нравится? – я подскочила от неожиданности. Аль подошёл бесшумно, как хищный зверь. – Забавная штука, не так ли? Мне её подарила сестра. Сказала, что такие штуки нужны не только психологам и следователям. Художникам тоже нужно хотя бы изредка наблюдать жизнь со стороны. И не только из окна, а изнутри дома. Иногда можно много узнать забавного. И печального тоже, куда от этого деться.
– Да ты шпион! – возмутилась я. Мы же тут часто болтали о всякой ерунде. Ты оставлял нас, позволяя разговаривать, учиться, творить. Мы думали, что это твоё хвалёное личное пространство, когда учитель не давит на ученика. А ты в это время наблюдал за нами?
Аль смеётся от всей души, у него даже слёзы выступают на глазах.
– Фантазёрка ты, Тайна. Но признаюсь: да, изредка я делал так. Не из желания собрать жареные новости, а для того, чтобы изучить каждого из вас. Посмотреть со стороны за манерой рисовать, общаться, увидеть ошибки. Это помогало мне найти к каждому ученику подход. Может, поэтому от меня сбегают редко.
– Глупый Аль, – вздыхаю я. – От тебя не сбегают, потому что влюбляются и готовы терпеть любые твои выходки.
– И такой уж я эпатажный, как ты сейчас расписываешь?
Нет. Он, конечно, таким не был. С лёгкой придурью, как и все творческие люди, с неким фанатизмом в некоторых вопросах, но назвать его неадекватным или предвзятым, вытворяющим непотребства, назвать никак нельзя. Но держал он людей чаще собственной харизмой, нежели какими-то там индивидуальными подходами. Хотя, возможно, одно вытекало из другого, а я просто не замечала этого – так легко и естественно было с ним общаться.
Может, поэтому я и влюбилась тогда. Он был для меня живым источником энергии. Почти недосягаемым. Кто бы сказал, что через четыре года я буду жить в его квартире, готовить ему завтраки, обеды и ужины – не поверила бы.
– Нет, конечно, нет, – призналась честно. – Но первое, о чём думаешь, когда видишь вот это, – я кивнула в сторону двойного зеркала, – это манипуляция. Легко почувствовать себя всемогущим, когда знаешь маленькие секреты больших болтуний.
– Теперь их будешь знать и ты, – у Аля лицо словно вырезано из камня. Удивительно податливого, где кто-то очень талантливый старался, чтобы нанести черты, морщинки, но в то же время скрыть эмоции. – Я хочу, чтобы ты наблюдала за теми, кто придёт ко мне завтра. Слушала их. Может, узнаешь много интересного.
– Что ты задумал, Аль? – не могу сказать, что мне нравилась его идея, но, видимо, он продумал и просчитал завтрашний день. Пригласил тех, кто сможет рассказать об… Эдгаре?.. О каких-то событиях, что я пропустила?..
– Вот здесь – рычаг. Он открывает… черт, забыл, как это называется. В общем, появляются отдушины, отверстия, что позволяют не только видеть, но и неплохо слышать. Мой тебе совет: записывай всё на камеру. Возможно, не всё услышишь и увидишь.
Он не ответил на мой вопрос. Проигнорировал.
– Ты же понимаешь: я мог всё здесь настроить и без тебя. Но мне так неинтересно. Во-первых, я смогу тебя здесь прятать, и никто случайно не застукает тебя в коридоре или комнате – девочки очень любопытны и нередко прокрадываются в жилую часть дома. А во-вторых, техника ломается и выходит из строя, в то время как человек – нет. По крайней мере, я надеюсь, что ты, молодая и здоровая, сможешь осилить весь женский бред и не свихнёшься.
– А в-третьих, ты нашёл мне занятие. Я помню. Так вы решили с моим мужем. Видимость деятельности – и свободные руки для него. Так ему спокойнее. И ты поддержал.
Аль снова превращается в каменное дерево, а потом по лицу его проходит тень, эмоции меняются одна за другой.
– Если честно, твой Гинц – молоток. Железный или стальной – уж не знаю. Я бы… отправил тебя подальше. Вывез из страны. Пока всё не утрясётся. Мне не понравился Федя, что окучивает твою тётку. И тайны твои мне не нравятся. И никогда не нравились. Какая-то непростая история.
– Что ты можешь знать об этом? – бормочу и прячусь в спасительные объятья своих рук. Сжимаю плечи до боли. Эти разговоры что-то будят внутри меня, и я спешу убежать, скрыться, чтобы не вспоминать, не помнить и дальше…
– Я ничего не знал и не знаю. Честно. Это всего лишь предчувствия. Когда волосы дыбом встают. Нечто нереальное. Его не объяснить.
– Ты как моя Линка, – тяжело вздыхаю. – Та тоже вечно что-то предугадывает, сны ей вещие снятся. Никто там у тебя в снах голым не ходит?
Аль моргает растерянно. Видимо, не ожидал.
– А то ей любовник голый приснился. Говорит, к болезни. А он руку сломал. Так что теперь она ещё больше будет верить во всякую потустороннюю ерунду.
Аль закашливается, но не смеётся. Скорее, смущён. Я поджимаю губы. Ну, да. В полку верящих в мироздание – пополнение. А может, он там и состоял. Художник – что с него возьмёшь?..
22. Эдгар
– Эд, это никуда не годится, – бесится Жора. – Я тебя к кровати цепями прикручу! Ты после отравления – раз, у тебя сотрясение – два. Творится чёрт знает что – три. А ты, как олень во время гона, бегаешь по городу. Да ещё, подозреваю, спариваешься, как кролик. Тебе покой нужен, ты это понимаешь?
Я морщусь от его баса. Лениво пялюсь в потолок. Олень я или кролик?.. Жорины крики нужно переждать, как ливень. Я решил дать себе два дня. Отлежаться, руководить отсюда. Тае ничего не сказал, зато предупредил её художника. Скрипнул зубами и поговорил. Как мужчина с мужчиной.
Таин Бертик оказался на редкость сообразительным парнем. Не огрызался, не вставал в позу, не истерил. Люблю таких людей. Я бы мог взять его в команду – понимает с полуслова. Жаль, далёк он от мира бизнеса, но, может, это как раз и хорошо: его богемная жизнь может сыграть нам на руку.
Давлю в себе желание позвонить жене. Хочется постоянно чувствовать её рядом. Хотя бы голос слышать. Но сейчас не время окончательно терять голову. Но какое это наслаждение – быть рядом с ней обычным. Когда не нужно притворяться. Держать лицо. Вести себя как последняя сволочь. Нет, у меня не исчезло желание командовать. И доминировать даже в мелочах – потребность. Но, оказывается, сдаваться в любимые руки – не меньшее удовольствие.
«Я убью тебя за сговор с Альбертом» – приходит от неё смс. И я вдруг понимаю, что должен буду удалить переписку. Если телефон попадёт в чужие руки, скажут, что она мне угрожала. Мне жаль каждое слово, что идёт от неё.
«Ты о чём?» – пытаюсь блефовать, но понимаю: либо потомок дракона проболтался, либо у кого-то слишком умная жена. Я делаю ставку на второе. В дракона хочется всё же верить.
«Не делай вид, что ты его не обработал, мой Железный Дровосек!»
Так меня ещё никто не называл. Хмурю брови, пытаясь вспомнить сказку. Кажется, в неё у Дровосека не было сердца. Похоже. Но у меня уже есть и сердце, и кровь, и душа. И даже жена имеется.
«Я люблю тебя» – пишу, улыбаясь. Она умолкает ненадолго. Я так и вижу, как Тая закусывает нижнюю губу и думает, что мне ответить.
«Это удар ниже пояса».
Ниже? Что там у нас ниже? Мне становится жарко. Нет-нет, лучше думать о её соблазнительных коленках, не подниматься выше.
«Просто помни об этом, когда стиснешь в руках орудие убийства».
Я развлекался, как мог. Хотя бы это пока у меня никто не может отобрать.
Без стука в дверь ввалился Сева. Всклокоченный и злой. Рука в гипсе аккуратно висит на уровне груди.
– Бесит. Всё бесит! – заявляет он, падая на стул возле моей кровати. Мебель протестующе скрипит под его почти двухметровой тушей. – Я не привык к правой руке. В туалет сходить – проблема. Я уж молчу о других насущных делах. А ещё у меня спермотоксикоз, я скоро начну на людей кидаться.
