Тёмная дикая ночь (СИ) - Калитина София
Сглотнув, я продолжаю:
— Мне было всего четырнадцать. Ей двадцать, — я чувствую, как Лера напрягается всем телом. — О ней никто не знает, даже Полина с Катей. Они думают, я лишилась девственности совершеннолетней. Но папа работал до обеда, поэтому по большей части после школы я не хотела сразу идти домой, а искала что-то вроде… — я качаю головой, — чтобы отвлечься или… Даже не знаю. После ухода мамы я принимала не совсем верные решения.
— Ты тогда по-другому и не могла, — замечает она, целуя меня в щеку. Её губы оставляют на моей коже огненный след.
— Но как это ни ужасно признавать, те отношения были самыми легкими. Все, с кем я встречалась, после разрыва меня ненавидели, — я отстраняюсь, чтобы встретиться с ней взглядом. — Всегда было так, что едва все становится серьезным… Я не знаю. Короткое замыкание. Не хочу, чтобы и у нас так было.
Не отрываясь взглядом от моего рта, она спрашивает:
— Ты не хочешь, чтобы это было серьезно, или не хочешь, чтобы закоротило?
— Не хочу все испортить, — отвечаю я. — Наша дружба для меня слишком важна. Что, если… мы сделаем это, и все изменится?
Лера кивает и снова прижимается ко мне щекой.
— А у меня нет выбора не хотеть этого, Тася. Я влюблена в тебя.
Её слова жгут мои легкие, и я снова замираю, не дыша. Словами не описать, что я сейчас чувствую. Это как находиться на лезвии бритвы между блаженством и ужасом.
— Ш-ш-ш, — шепчет она. — Только не паникуй, ладно? Я просто хочу быть честной в этом. Я люблю тебя. Хочу тебя, — она прерывисто выдыхает у моей шеи. — Пиздец как хочу тебя. Но я понимаю, что все не просто, и не жду этого. Я просто хочу попробовать. В смысле, если мы…
Я быстро несколько раз киваю — мое сердце оказалось уже в горле, стуча без остановки и нуждаясь в ней — и когда она резко притягивает меня к себе и крепко стискивает, я ощущаю её облегчение. Не думала, что возможно быть еще ближе, но это так. Наши тела будто требуют так сильно прижаться друг к другу, чтобы стало трудно дышать.
Какое-то время мы молчим, и я замечаю, что танцевала без единой мысли. Мне далеко до прирожденной танцовщицы, но обычно я не задумывалась о том, куда ступают мои ноги, или как движутся руки и бедра.
А сейчас я представляю, каково это — быть с Лерой: как она будет рядом со мной, надо мной. Она выше, и её прижатые к моим бедра ощущаются такими твердыми. В движении её рук нет ни капли неуверенности; я могу вообразить, как она проводит ими по изгибам моего тела. Хочу её руку у себя в волосах, сгребающую их в кулак и оттягивающую голову назад. И хотя она не станет здесь так делать, в её пальцах, не отпускающих меня, таится обещание.
— Я была на Aerosmith в четырнадцать, — говорит она, а я задаюсь вопросом, она думала сейчас о том, как это было давно, или обо мне в четырнадцать, наедине с обдолбанной девушкой. Или же она говорит это, чтобы вернуть внимание в нас двоих, сюда. В то, что мы сейчас делаем, кто-то с признанием в любви, кто-то без него. — Это было как раз после их баллады из «Армагеддона»…
— «I Don’t Want to Miss a Thing»?
— Ага, этой, — смеется она. — Мы сами пошли на концерт и чувствовали себя охренеть какими взрослыми. До Сиднея мы доехали на автобусе, а это почти двести километров, но мои бабушка с дедушкой заявили: «Да, конечно, вперед». Я не шучу, когда говорю, что на автобусах нужно печатать фото каждого такого сумасшедшего.
— Ого.
— Ага, — соглашается она. — Это так по-детски, но я думаю, это был лучший вечер в моей жизни. Моему приятелю билеты дал его двоюродный брат. Я даже не знала ни одной песни Aerosmith. Хотя нет, знала, — продолжает она, — но не думала, что они — их. Песни были потрясные. Может, именно тогда я решила путешествовать. Может, и раньше, кто знает. Но, сев в тот автобус, я научилась бесстрашию. Решив, что если я уехала в Сидней на выходные, могу потом уехать, куда угодно.
— Мой первый концерт был Бритни Спирс.
Она тут же хохочет, немного отстраняется и улыбается мне.
— Ужас.
— Потрясающе, — говорю я. — Честное слово. Были я, Катя, Полина и Лиза — бывшая Кати, — я качаю головой и вспоминаю наши приплясывающие задницы и улыбки Лизы сквозь зубы. — Бедняга Лиза.
— Окруженная тремя девчонками? Ой да, что может быть хуже.
— Она встречалась только с одной из нас. Но, — подумав, замечаю я, — думаю, сейчас женская очередь к Лизе куда длиннее, чем к Стивену Тайлеру в 1979 году.
Лера смеется, но песня заканчивается, и она останавливается, выпуская меня из объятий.
— Ты сделала это, — с полуулыбкой говорит она. — Танцевала с австралийкой в пустом баре, и конец света не наступил. Поставь галочку в списке.
— И мы… — начала я.
Мы поговорили. Мы признали очевидное. Сделали это ужасающий шаг вперед. С теплым, но нейтральным выражением на лице она ждет, как я закончу фразу.
— Да, это мы тоже сделали, — наконец говорит она, кивая в сторону бара. — Выпивка ждет.
И все вновь стало легко.
***
Я в одиночестве просыпаюсь на огромной кровати среди белых простыней, купаясь в ярком солнечном свете.
За последние несколько месяцев я путешествовала так часто, что бледно-голубые стены и большое белое кресло в углу не сразу дали мне понять, где я нахожусь. Я переворачиваюсь и замечаю свои сложенные на стуле кожаные штаны и топ с лифчиком, аккуратно висящие на спинке.
Очевидно, Лера в своем номере.
Скучая по ней, я ощущаю пустоту в животе. Хочу её рядом с собой.
После второго стакана и от признания, что мы явно увлечены друг другом, напряжение быстро развеялось. Нас прервала умеющая потрясающе не вовремя появляться Оля, по телефону рассказавшая о том, что девушка, с которой у неё было свидание, сейчас пьяная спит у себя на диване, а когда она ушла, заметила севшую батарею на телефоне и что оставила кошелек в магазине, поэтому ей пришлось отдать таксисту свои часы, чтобы тот довез её до дома.
Где-то в час ночи мы ушли из бара и, держась за руки, прошли два квартала до нашего отеля. У меня было пять пропущенных звонков от Остина, но поскольку он не оставил ни одного голосового сообщения, я не стала перезванивать. Не хотелось, чтобы еще кто-то, кроме Леры, занимал мои мысли. Когда мы подошли к моему номеру, она махнула в сторону своего, но прежде чем я собралась с духом пригласить её к себе, она наклонилась и поцеловала меня в щеку.
— Давай не будем торопиться, — сказала она. — Увидимся утром.
У меня в голове тут же сформулировался ответ, но я не смогла произнести его вслух: можем ли мы в таком случае заняться неторопливым сексом?
Я снова переворачиваюсь, отключаю телефон от шнура зарядки и проверяю почту.
Приподнявшись на локте, я прищуриваюсь, чтобы прочитать написанное на экране.
— Какого хрена?
Я сажусь на постели, скрестив ноги, и увеличиваю текст, чтобы убедиться, что это не плод моего воображения. Оказывается, пока мы с Лерой флиртовали и выпивали, избегая разговоров о свиданиях, Columbia-Touchstone утвердила основной каст. И мне пришло больше трехсот писем и не меньше десяти голосовых сообщений от СМИ, чтобы я сделала заявление.
«Пытался поймать тебя после ухода. По поводу сценария, — написал на почту Остин.
Слава богу, я отметила его письма как важные, иначе, кто знает, нашла бы я их теперь? —
Там Лэнгдон на прошлой неделе уже кое-что сделал. Но не нервничай, хоть мы и быстро утвердили каст, ты все замечательно успеешь».
Он не догадался рассказать мне об этом вчера вечером? Сказал только, что Лэнгдон только начал писать и еще не закончил.
Проверка банковского счета и обнаруженная на нем огромная сумма чуть не довели меня до тошноты. В панике я начинаю думать, что пора прятать золотые слитки под матрасом.
От стука в дверь я подпрыгиваю и надеваю халат. На пороге стоит Лера, она выглядит потрепанной и немного нервной.
В выражении её лица мне тут же заметно уязвимое счастье, мелькающее в легкой улыбке и прищуренных глазах — всего на мгновение, после чего она тщательно все стирает.
