Телохранитель. Моя чужая женщина

Роман

Мои губы трутся об её солёные и искусанные, и ни хрена я не могу с этим ничего сделать. Глаза тоже закрыть не могу. Контролируя доступный мне в такой ситуации обзор, стараюсь хоть немного облегчить её боль. Пусть пока принимает меня как таблетку.

Её ногти впиваются мне в плечи. Стоит с упором на одну ногу. Меня бомбит внутри, но права эмоционировать нет. Всё просто. Добавилась ещё одна задача, которую надо решить. Она с моей основной целью никак не совместима. Только пока. Утром всё может измениться.

— Отпусти, — а сама обнимает за шею и прижимается ко мне теснее. Ищет тепла и защиты.

Её рефлексы противоречат разуму, а боли слишком много, чтобы удержать её в хрупком теле. Она выливается наружу слезами, оставляет влажные следы на моей футболке. Это не должно меня задевать, но всё происходит точно наоборот.

Катерина слишком быстро перестаёт быть для меня чужой женщиной. Щелчок. И она превращается в мою. Какие-то немыслимые химические процессы способствуют этому стремительному перевоплощению против моей воли. Значит всё же может вклинивать и в восемнадцать, и в тридцать.

Окей. Принимаем и думаем, как из этой ситуации вылезти, потому что шесть месяцев на это смотреть я точно не смогу. И предать Никиту не имею права.

Ноготки Катерины неосознанно царапают мой затылок. Пальцы проходятся по короткому ёжику волос.

— Вот что ты со мной делаешь? — выдыхаю, снова целуя её губы. — Ты зачем мне так глубоко в голову залезла?

Она удивлённо приоткрывает рот, а я наглею, целуя теперь глубже, как свою женщину. Адски сложно чувствовать от её кожи коктейль из моего запаха и запаха её мужа. Я потом себя за это обязательно самозакопаю. Только сначала заберу Катерину себе. И Никиту верну.

— Я не знаю, — всхлипывая, отвечает на мой вопрос

— Вот и я не знаю.

Светает. Скоро у парней пересменка, значит нам пора отпустить друг друга.

— Иди спать, — мягко отстраняю её от себя. — Только обязательно через душ. И обработай раны. Сама сможешь?

— Да.

Отпускаю её. Выхожу из беседки и скрываюсь в тени деревьев, наблюдая, как хромая Катерина уходит в дом, чтобы лечь в постель к своему садисту.

«Нет, Суворов. Не можешь ты жить спокойно!»

Поржав над собой, брожу по заднему двору минут десять и выхожу к парням. Они с кружками курят у ворот.

— Где был? — спрашивает старший смены.

— Там, — неопределённо машу рукой, помня, что отчитываюсь напрямую перед Шалиевым.

Хозяин выходит к нам около девяти утра. Машет мне рукой. Подхожу. Всовывает в ладонь банковскую карту, хрипло озвучивает пин-код.

— Возьми мою машину, съезди в самый дорогой цветочный бутик и купи там самый красивый и самый большой букет цветов. Тщательно выбирай, как себе.

Разворачивается и пошатываясь уходит в дом.

Сука, не протрезвел ещё.

Решил цветами замаливать то, что сделал со своей женой ночью?

Абстрагируюсь пока. Беру машину. Выезжаю за ворота, параллельно выискивая этот «самый дорогой бутик». Тащиться до него приходится по всем пробкам.

Захожу в магазин. Музыка играет. Девочки улыбаются. Продавцы праздника, одним словом.

— Вы ищите что-то конкретное? — тут же оказывается рядом одна из них. — Жене, девушке, коллеге? Может, маме? Есть повод или просто решили порадовать?

— Порадовать, — разглядываю многообразие растений и какие-то безумные цветовые гаммы: бордовые, зелёные, синие.

— Ничего не нравится, да? — считывает она по моему лицу.

— Мягко говоря. Женщина у меня нежная, ранимая. А не вот это всё, — обвожу рукой торговый зал, пытаясь подобрать приличные слова.

— Орхидеи, — улыбается флорист. — Вот смотрите, — проводит меня в конец зала.

Крупные цветы от белых до насыщенных розовых оттенков. То что нужно.

Мне приносят каталог. Выбираю, как будет выглядеть букет.

— На улице подожду, — предупреждаю их, кивая на тачку, которую отлично видно из окна.

Выхожу. Прислоняюсь спиной к борту и набираю подполковника.

— Доброй утро, Рома, — бодренько приветствует он. Судя по дыханию, бегает.

— Доброе, Матвей Степанович. Я по важному вопросу. Есть время?

— Выкладывай.

— Если я вашему начальству принесу голову Магомеда Шалиева, мне вернут сына?

Подполковник закашливается. Мне приходится отодвинуть трубку от уха, чтобы не оглохнуть.

— Мне было интересно, насколько тебя хватит, — смеётся Матвей Степанович. — Сам генерал ставки делал. Проиграл, кстати. Всё же я тебя лучше знаю.

— То есть, вы меня специально сюда кинули? — и вся последующая за этой мыслью цепочка мне перестаёт нравиться от слова «совсем».

— Приказывать мы тебе больше не можем, — звучит как-то даже грустно. С сожалением. — И обратно взять со статьёй, сам понимаешь, тоже.

— А за статью генералу от меня большой привет. Отдельный за то, что я сына до сих пор не забрал. Могу ему фотографии прислать. Пусть, сука, посмотрит, как мой ребёнок там живёт, пока он задницу отъедает! Когда не нужен стал, меня быстро подставили и посадили. А теперь этот ублюдок на меня ставки делает?!

— Рома, послушай. Все мы не без греха.

— У меня сын в детском доме! — рычу в ответ. — Не надо мне про ваши грехи рассказывать! Генерал опять решил меня поиметь? Я, как благодарный за работу олень, становлюсь пешкой в его игре, а если что-то идёт не так, снова за решётку?

Надо было этот вариант сразу проверить, но работа нужна была сильнее. Я мыслями был с сыном. И сосредоточился на решении только этой задачи.

— Ты бы не дал вести игру «в тёмную». Твой звонок — тому доказательство. Сам посмотрел изнутри, сделал выводы, позвонил. Тебя просто аккуратно подвели к правильному решению. И да, Суворов, принесёшь голову Шалиева, тебе помогут вернуть сына и почистят личное дело. Будешь жить полноценной жизнью.

— Уроды, — сплёвываю на тротуар. — Мне нужен ствол. Все имевшиеся у меня ранее доступы и бумага, написанная от руки и подписанная лично генералом, что он гарантирует исполнение всего того, что вы мне наобещали.