Виктор Телегин - Весь Виктор Телегин
Фондорин уставился на него: злость закипала в груди, скованной имперским мундиром. Но Горчаков выдержал этот взгляд.
– Вы обязаны, Петр Эрастович.
«Да, обязан», – мысленно согласился с ним Фондорин.
Если следователь прокуратуры и медик Специальной Группы Противодействия заявляют, что он обязан: он обязан. Но если это дурная шутка… Клянусь, они добавятся к спискам погибших при крушении…
Зажмурившись, Петр Эрастович сунул руку под юбку.
Сколько раз он делал это! Например, на светских раутах подходил к незнакомке, проверял, есть ли на ней трусики. Нащупывал клитор. Незнакомка закатывала глаза, не смея стонать (вокруг до черта людей), в ее руке дрожал бокал со вдовой клико. Она кончала, и Петр Эрастович скрывался в толпе, облизывая палец.
Так и сейчас он ожидал нащупать знакомые очертания: холмик, разделенный щелью, мягкие губы, обнимающие твердый клитор. Но нащупал чиновник иное.
– Еб твою сраку, – воскликнул он, бледнея.
Вместо холмика со щелью под юбкой раненой женщины был стандартный набор не слишком рьяного туриста: колбаса и два яйца.
Пункт 12
4 марта 2017 года
Когда Алексей очнулся и, открыв глаза, увидел сидящего в кресле холеного господина с усиками и седыми висками, он подумал: «Лучше б не просыпаться. Не просыпаться…»
В посттравматическом бреду Навальный, подобно Вере Павловне Чернышевского, видел государство с идеальным строем. В этом государстве выборы честные, чиновники неподкупные и нет Путина.
– Очнулись, мадам?
Алексей посмотрел на холеного господина.
– Пить…
– Скотч, пиво?
– Воды.
Господин с усиками хлопнул в ладоши. В палату вбежала медсестра.
– Воды принесите.
Алексей вырвал высокий стакан из рук медсестры и вмиг осушил. Вытер губы рукавом пижамы.
– Унесите стакан.
Господин с усиками дождался, когда за медсестрой закрылась дверь, повернулся к Навальному.
– Меня зовут Петр Эрастович Фондорин, я чиновник для особых поручений.
Фондорин мог бы не представляться: Алексей был наслышан про этого ублюдка, ручного пса Путина, готового перегрызть глотку родной матери за «покушение» на имперскую идею.
– Вижу, вы знаете, кто я, – холодно усмехнулся Петр Эрастович. – Но кто вы… мадам?
Алексей сжал кулаки.
– Молчите? Напрасно. Уверяю вас, у нас есть все возможности для того, чтобы помочь вам заговорить.
В голосе чиновника для особых поручений сквозила доброжелательность, но именно из-за нее холодок пробежал по спине Навального.
– То, что вы берлогер, очевидно, – сказал Фондорин, достал портсигар, подумал, спрятал обратно. – Эта конспирация, эти сиськи, – топорная робота. Надо же, имплантировать сиськи, и оставить хуй.
Фондорин откинулся на спинку кресла и расхохотался. Алексей с ненавистью смотрел на его коренные (превосходные) зубы.
– А может быть, – Петр Эрастович прищурился, – кому-то был очень дорог хуй? Может быть, кто-то был, так сказать, к нему привязан и не решился пожертвовать ЭТИМ ради идеи?
Алексей вздрогнул: на что намекает этот павлин?
– Мы поможем вам и в этом. Бурматов!
В палату вошел детина в форме батальона «Наши» с желтым чемоданчиком.
«Что там, что в желтом чемоданчике?» – в панике подумал Навальный.
Бурматов поставил чемоданчик на стол.
Щелкнул замочек.
Фондорин поднялся с кресла, запустил руку в чемодан. Металлический перезвон…
«Лучше б не просыпаться».
Петр Эрастович поднял скальпель (солнечные зайчики запрыгали по стенам), хищно улыбнулся.
– Неееееет!?- заорал Алексей. – Нет! Нет! НЕТ!
– Уже лучше, мадам, – кивнул Фондорин. – Мы еще не начинали, а язык уже развязался.
– Я расскажу все, – Навальный заплакал, как мальчик, которому в глаза попал песок. – Только, умоляю, оставьте мне его… Не кастрируйте меня.
Фондорин опустился в кресло. Скальпель подрагивал в тонких пальцах.
– Ты берлогер?
– Да.
– Имя?
– Алексей.
– Фамилия?
– Навальный.
Бурматов издал звук, похожий на отрыжку льва, только что сожравшего антилопу. В глазах Фондорина полыхнул огонь.
– Навальный, – хрипло повторил чиновник. – Неожиданно…
– Это успех, Петр Эрастович, – заискивающе вставил Бурматов.
Фондорин взглянул на помощника, процедил сквозь зубы:
– Пшел вон.
Бурматов, пятясь, скрылся за дверью. Фондорин вновь обратился к Навальному.
– Цель?
– Что?
– С какой целью вы ехали во Владибург?
Алексей посмотрел на сверкающий скальпель, затем в сверкающие глаза чиновника по особым поручениям: этого не обманешь, этот вытянет все жилы, выдавит кровь каплю за каплей, но своего добьется. Садист-аристократ, дьявол.
– У меня назначена встреча.
– С кем?
Навальный шмыгнул носом.
– С мистером Б.
Под глазом Фондорина задергалась жилка.
– Мистером Б?
– Да.
– Когда и где назначена встреча?
– Шестого марта на Красной площади.
Фондорин рассмеялся.
– Молодцы, берлогеры. Назначить встречу под боком у Вождя – это смело. И это может прокатить. Молодцы.
Он избытка чувств Петр Эрастович взмахнул рукой. Скальпель пронесся рядом с лицом Алексея, тот вскрикнул.
– Пардон.
Фондорин наклонился вперед.
– Скажу вам откровенно, Алексей, я давно вас ищу. Очень давно. Иногда мне казалось, что я никогда вас не поймаю. Это, знаете ли, угнетает.
Скальпель послал зайчика прямо на лоб Навальному.
– Да, угнетает. А я человек живой, люблю выпить и хорошенько потрахаться. Знаете, как мерзко трахаться в угнетенном состоянии.
На кончике скальпеля поселилось солнце.
– Но вы все-таки в моих руках, Алексей. И я намерен узнать все.
В голосе Фондорина звякнул металл.
– Я выжму вас, как губку, Алексей. Выжму. Как губку.
Чиновник резко поднялся. Навальный вжался в спиной в подушку.
Петр Эрастович кивнул и вышел из палаты.
Алексей ощутил мокроту и, опустив глаза, увидел расплывшуюся по простыни желтую лужицу.
Пункт 13
После разговора с Навальным Петру Эрастовичу Фандорину захотелось расслабиться. Много лет он гонялся за лидером берлогеров и всегда хитрый лис уходил он него. Но не в этот раз.
Ночной Владибург искрился огнями за окном бронированного Хаммера.
«Куда бы поехать? – размышлял Фандорин. – В бордель?»
Петр Эрастович представил, как шлюхи покрывают его тело засосами и его едва не стошнило. Как же надоели эти мерзкие сосалки!
Сегодня Фандорин хотел чего-то необычного, будоражещего нервы.
