Виктор Телегин - Весь Виктор Телегин
– Давайте не ссориться, – весело сказала она (Рустем отметил про себя, что слышал эту фразу в каком-то фильме). – Ведь вы не хотите, чтобы вас били?
– Не хочу.
– А я не хочу вас бить.
– Рад слышать, – отозвался Рустем: пройдя через ад, он стал смелее.
Света вновь присела рядом с ним на корточки.
Глаза Адагамова непроизвольно скользнули по сиськам комиссара, выглядывающим из декольте. Это не осталось незамеченным.
– Хочешь меня чпокнуть? – мурлыкнула комиссар.
– Ты только что разбила мне яйца, – выдавил Рустем, не в силах оторвать взгляд от сисек Изивановой.
– Действительно, разбила, – согласилась Света, по – подростковому хохотнув. – А если так.
Она подалась вперед и окунула лицо Адагамова в свои сиськи. В океан своих сисек. Он вдохнул запах холеного женского тела, имперского тела, изнеженного ваннами из сливок и шампанского. Тела федерального комиссара. Тела, пользовать которое (по слухам) дозволено только лично Путину.
– Эге, а говорил, разбила яйца.
Рука Светы нащупала поднявшийся хуй Адагамова, подрочила через брюки. Рустем застонал, лизнул сиськи.
Света сразу отстранилась.
– Скажи.
Адагамов смотрел на сидящую перед ним женщину – зеленоглазую, пышногрудую, холеную имперскую шлюху.
«Женя»- пришло в голову имя, и он тут же вспомнил все. Захваченный китаезами поезд, убийство Навального, крах затеи Гельмана, мрачный потолок Берлоги (не даром их прозвали берлогерами), и ее – Женю Чирикову, тощую, изможденную, нелепую. Но любимую.
Если он скажет комиссару все, Берлогу зальют напалмом, и все они сгорят: добродушный толстяк – Гельман, порывистый Удальцов, глупышка – Кичанова, умница – Венедиктов, чудак – Кашин, старый мудрец Касьянов. Сгорит и Женя.
– Ты разбила мне яйца, тварь, – едва слышно простонал Рустем.
– Что?
Он повторил, с вызовом глядя ей в глаза.
– Значит, не хочешь по хорошему?
Адагамов не ответил.
– Ну что ж.
Комиссар поднялась.
– Рыков! Эй, Рыков, пойдите сюда.
Пункт 15
15 сентября 2017 года
Труп Адагамова едва виднелся из колченогой ржавой ванны, наполненной колотым льдом.
Комиссар Изиванова работала с бумагами. Люминесцентная лампа делала ее лицо синеватым. Рыков сидел в низком продавленном креслице, крутя в руках наградной ПСМ.
– Свет, – скучающим голосом протянул он.
– Заткнись, Костя, – комиссар недовольно повела плечом. – Мешаешь.
Она взяла из пачки листок бумаги.
«Дивизия Особого Назначения «НАШИ». Комдив Василий Якеменко» – оттиснуто в левой верхней части листка золотистой имперской вязью.
Света на секунду задумалась. Послюнила красный карандаш.
«Краткий очет об праделаной работе.
11 сентября 2012 года в 17. 00 бойцами дивизии Федоровым и Грыуз в районе Лагиря Особого Назночения пойман берлогер Рустем Адагамов. К берлогеру были преминены все пологающиеся процыдуры и мироприятия, но он не пошел на сотрудничество. В связи с чем были приняты меры.
Федеральный комиссар Светлана Изиванова.
Подпись подтверждаю Комдив Якеменко».
Света вытерла лоб.
– Закончила? – поинтересовался Рыков.
– Да. Теперь к Васе на подпись.
Дверь подвала отворилась, вошел комдив.
– Легок на помине, – ухмыльнулся Рыков, шутливо прицелившись в Якеменко.
– Убери эту штуку, бля, – недовольно буркнул комдив.
Рыков повиновался.
– Василий Григорьевич, подпишите.
Комдив подошел к столу, взял у Светы карандаш, не читая, завизировал бумагу.
– Все?
– Да, Василий Григорьевич.
Света упаковала документ в файл.
Якеменко сделал несколько гулких шагов по бетонному полу, замер у ванны.
– Вась, эта падаль уже подтаивать начала, – сообщил Рыков.
– Берлогер ебаный, – выдавил комдив, со злобой пнув ванну.
– Жаль, не удалось из него ничего выудить, – вздохнула Света.
– Значит, плохо выуживали.
– Плохо? – усмехнулся Рыков. – На нем живого места нет. Даже яйца расплющили. Хочешь, я выволоку его изо льда, поглядишь?
– Не нужно.
Якеменко достал портсигар. Закурил.
– Раз не сказал, значит, была причина. Видать, баба у него в Берлоге.
– Скорее всего, – согласился Рыков. – Ради идеи никто терпеть такое не станет.
Комдив бросил на помощника оценивающий взгляд.
– Думаешь?
– Ну, – Рыков слегка покраснел. – Во всяком случае, ради такой сраной идеи, как у них.
Якеменко кивнул.
– Ты прав, Костя.
– Интересно, красивая баба? – задумчиво проговорила Света.
– Что?
– Наверное, красивая баба была у этого берлогера, раз он ради нее яйцами пожертвовал.
– Да уж не красивее тебя, – похотливо осклабился Якеменко.
Наклонился, поцеловал алые губы девушки. Голова Светы запрокинулась, глаза закрылись, левая рука легла на ширинку комдива.
Рыков наблюдал за происходящим из кресла, улыбаясь.
Якеменко потянул Свету, та поднялась со стула.
– Василий Григорьевич, – хихикнула было, но комдив мигом залепил ее губы своими. Язык его проник Свете чуть ли не до гланд.
Холеная рука Якеменко задрала черную юбку, скользнула Свете в трусы.
– Там прокладка, – шепнула комиссар.
– Прокладка, – повторил Якеменко.
Влажная прокладка полетела на пол. Рыков потянулся за ней, поднял, окунулся лицом в сладковатый запах Светиных выделений.
Трусы Светы оказались у щиколоток, а в пизду – резко и властно – внедрилось нечто большое и горячее. Через плечо комдива Света взглянула на Рыкова. Тот дрочил, глядя на них.
Пункт 16
4 октября 2017 года
Владислав Юрьевич Сурков вынул из коробочки сигару, взял гильотинку. Стоящая навытяжку китаянка в желтой форме женского батальона «Цыплятки» и глазом не повела, когда гильотинка щелкнула, обрезав кончик сигары. Сурков закурил. Ноздри китаянки уловили запах табака – выросшая в нищей китайской провинции она едва ли могла отличить вонь самокрутки от изысканного аромата Cohiba Behike.
Суркову нравилось, как стоит эта девушка: неподвижно, как истукан. В самом деле, такое впечатление, что в его кабинете появилась статуя.
Жужжа, пролетела муха (откуда только взялась, нужно сделать выговор уборщикам) и села на подбородок китаянки. Сурков подался вперед: неужели девка не дрогнет? Не дрогнула.
Муха поползла по желтому лицу. Замерла на нижней губе. Китаеза не шелохнулась.
Муха продолжила свое путешествие, подползая к глазу китаянки. Сурков жадно следил за перемещением насекомого.
Девушка даже не моргнула, когда муха заползла ей прямо на глаз.
