Мой темный принц (ЛП) - Шэн Л. Дж.
Если только Оливер фон Бисмарк сможет помочь. Вернее, если ты сможешь его убедить.
— О, даже не начинайте рассказывать мне о нашем следующем приключении. — Мама провела наманикюренными пальцами по черному бобу, свободной рукой царапая папин костюм от Prada. — Компания Джейсона хочет, чтобы он открыл новый филиал в Буэнос-Айресе. Ты знаешь, как я люблю этот город. Я сама наполовину аргентинка.
— Как Брайар Роуз переносит все эти переезды? — Муж Олив Дресс покрутил вино в своем бокале. — Однажды мы с Фабьенн переехали на Аляску на три года. По работе, разумеется. Дети были в ярости. Должно быть, это тяжело для подростка.
— В академическом плане она всегда преуспевала. — Мамина спина выпрямилась. Так было всегда, когда речь заходила о ее самой нелюбимой теме - обо мне. — Она учится на дому у лучших репетиторов Европы и на следующей неделе заканчивает курс многомерного калька в Оксфорде. В прошлом году Ле Роузи дважды пытался ее завербовать, но вы же знаете, как это бывает при частых переездах. — Вынужденный вздох протиснулся сквозь стиснутые зубы. — Так трудно на что-то решиться.
Она упустила из виду, что я пошла на занятия только потому, что услышала, что Оливер может на неделю приехать в Бирмингем. Всего в часе езды на поезде от Оксфорда.
Ты даже не пытаешься изобразить спокойствие, Брайар Роуз.
Этот корабль уплыл, когда я начала просматривать сплетни в поисках новостей о семье фон Бисмарков в перерывах между сомнительным потреблением авокадо королевской семьей и громкими голливудскими разводами.
Олив Дресс похлопала маму по плечу.
— Брайар Роуз всегда была смышленым ребенком. В этом никогда не было сомнений.
В отличие от этой незнакомки, я не обманывала себя, принимая мамину оценку успеваемости за восторженный пятизвездочный отзыв. Не тогда, когда из нее, как вода из прорвавшейся плотины, просачивалась оборонительная реакция. Один порыв ветра - и мама опрокинулась бы навзничь от напряжения.
Олив Дресс хмыкнула, притворяясь сочувствующей.
— Как она справляется с социальными проблемами?
— Социальными... — Мамины губы сжались так плотно, что можно было раздавить бриллианты. С ее щек стекала каждая унция тепла. — Ну, она немного застенчивая и тихая по натуре. Не думаю, что ее это сильно волнует.
Мне не все равно, мама. Мне так не все равно, что иногда это меня душит.
— И мы не можем останавливать свою жизнь ради ребенка, ради всего святого. — Папа выхватил из маминых пальцев фужер с шампанским и бросил на проходящий мимо поднос. — Этот новомодный подход к воспитанию детей не для нас. В наши дни люди растят отродья.
У меня заслезились глаза. Я заставила себя сосредоточиться на танцующих парах, чтобы заглушить боль. Под слоями ткани мои ноги двигались в такт вальсу, с каждым взмахом ударяясь о перила веранды. Правая нога - назад. Левая нога - в сторону. Обе ноги - вместе. Левая нога - вперед. Правая нога - в сторону. И повторить.
Мои мышцы покалывало. Каждая косточка в теле хотела танцевать. Я завороженно наблюдала за тем, как люди кружатся, кружатся и кружатся, и их смех проносился по моему позвоночнику, как порция эспрессо.
Буэнос-Айрес.
Я впервые услышала об их планах. Джейсон и Филомена Ауэр никогда бы не позволили ребенку задавать вопросы не по делу - и уж точно не о будущем, которое они полностью контролировали.
— Такие эгоистичные вопросы расстраивают твоего отца, — укоряла мама всякий раз, когда я затрагивала тему наших постоянных переездов. — Тебе не стыдно, что ты такая неблагодарная и избалованная? Неужели ты думаешь, что все дети живут в такой роскоши?
Нет. Я вовсе так не думала. Проблема была в том, что мне не нужна была дизайнерская одежда, пентхаусы на небоскребах и шикарные рестораны. Мне нужны были верные друзья, домашняя еда и игра в ромми с родителями в ленивые вечера каникул. О таких вещах Оливер фон Бисмарк рассказывал сказки - такие красивые и чужие, что я не верила, что они могут быть правдой. И все же мне отчаянно хотелось, чтобы это было так.
Когда-нибудь у меня это будет. Счастье. Свобода. Друзья, настолько близкие, что они стали семьей.
Мама вздохнула.
— Во всяком случае, мы нашли решение.
Для меня это новость. Решение? Для моего одиночества? Может, мне наконец-то разрешат завести собаку?
— О? — Я повернула голову в их сторону и успела заметить Олив Дресс, наклонившуюся вперед. — И каково же решение?
Папа повернул запонку так, чтобы наш фамильный герб лежал вертикально.
— С сентября Брайар Роуз будет учиться в Surval Montreux.
Моя кровь застыла в жилах. Surval Montreux была школой-интернатом для девочек. В Швейцарии. Они бросали меня здесь. Они даже не обсудили это со мной.
— Surval Montreux? — Платье Олив Дресс завибрировало, и она отпрянула назад, словно одна мысль об этом оттолкнула ее. — А почему не Le Rosey?
Мама погладила жемчужину Mikimoto, лежащую на ключице, и отвела глаза в сторону, как будто разговор ей наскучил.
— Ну, мы же не можем допустить, чтобы она без присмотра взрослых болталась по Европе с мальчиками, верно?
Перевод: зачем устраивать скандал, которого можно избежать, если моя дочь может просто быть несчастной?
Папа положил ладонь на мамину спину и уставился на нее так, словно она была единственным человеком в его жизни, который имел значение. А ведь так оно и было. В конце концов, я для него не существовала.
— Так будет лучше для всех. — Он помассировал ей небольшую часть спины. — Последней нашей станцией был Цюрих, а в Брайар-Роуз превосходный французский. Школа предлагает систему AP, так что проблем с переводом не будет. У нее будет много возможностей встретить новых друзей.
Они отправляли меня в школу-интернат.
Они отказываются от меня в Европе и без раздумий переезжают в Южную Америку.
И что самое ужасное? Несмотря на то, что мое тело тряслось от ярости и страха, не могла найти в себе силы противостоять им. Чтобы вмешаться. Сказать им, что я ни при каких обстоятельствах не соглашусь перестать жить с ними. Не потому, что они были прекрасными родителями, а потому, что были моим единственным ощущением нормальности, каким бы ничтожным и жалким оно ни было.
— Обнимашка? — Знакомый тенор вывел меня из липких, как смола, мыслей.
Я мотнула головой в сторону голоса. Его обладатель шел ко мне неторопливой походкой, одетый в сшитый на заказ костюм из четырех частей. Люди приостановились вокруг нас, чтобы проследить за движениями парня, но его глаза по-прежнему были устремлены на меня. Наши взгляды сплелись, и его фирменная коварная улыбка приподняла уголок рта.
Меня охватила неистовая радость. Ее прикосновение было мимолетным, как перьевой поцелуй, но я не стала за него цепляться. Я знала, что он вернется. Потому что он наконец-то пришел.
Оливер фон Бисмарк.
Граф Каринтии.
Старший сын Феликса фон Бисмарка, герцога Каринтии.
И мое личное падение.
2
Брайар Роуз
Гермес. Вот кого он мне напоминал. Греческого бога плодородия, музыки и обмана. Всего развратного. С его волнистыми пшенично-русыми кудрями, голубыми глазами цвета Веджвуда и патрицианскими углами. Единственным малейшим изъяном в богоподобных чертах Оливера была его косичка. Этот вихрь волос казался мне личной победой. Он доказывал смертность, парень был таким же, как и мы, а не полностью отделенным от остальных. От меня.
Брови Олли сошлись вместе.
— Эй, что случилось? — Он сжал мои руки в своих, оттаскивая меня от края террасы. — Ты сидишь в опасной близости от края и выглядишь так, будто вот-вот заплачешь.
Я и вправду собиралась плакать. Мои родители бросали меня в Швейцарии. Планировали ли они когда-нибудь рассказать мне об этом? Или однажды я проснусь в пустом доме?
Пот покрыл мои ладони. Если бы я могла почувствовать что-то помимо шока, я бы знала, что они холодеют от паники. Я хотела рассказать ему все. А я не хотела говорить ему ничего. В конце концов, Оливер фон Бисмарк был единственным человеком в мире, который думал обо мне больше, чем о чем-то второстепенном. Я отказалась обременять его своими проблемами. Наше совместное лето должно было быть веселым. Светлым.
