MarInk - Жизнь в зеленом цвете - 4
Гарри пропускал речь Трелони мимо ушей; ему представлялось более чем сомнительным, что судьба каждого зашифрована в звёздах. Если и имеет смысл гадать о будущем, то по чему-нибудь личному - линии руки, те же руны, настроенные на владельца… но звёзды-то здесь при чём?
Спустя несколько минут Гарри получил дежурное предсказание смерти, в которой, оказывается, был повинен гибельный Сатурн, влезший на небо как раз в момент рождения Гарри. Чёртова туча человек, родившихся в тот же день и в тот же час, выкрутились как-то, надо полагать, а вот Гарри не смог... и не попадись ему на пути профессор Трелони, он, пожалуй, так никогда и не узнал бы, кто на самом деле во всём виноват!
Забини наносил на круговую схему положение планет в момент своего рождения так быстро и непринуждённо, будто занимался этим раньше регулярно и теперь только вспоминал; Гарри же закопался в таблицы с головой и путался в расчётах, успев благополучно позабыть все основы математики, изученные в маггловской начальной школе. Забини, прищурясь, следил за чертыханием Гарри, бормотанием по поводу того, что в гробу он всё это видел через крышку, и сердитым черканьем по измятым листам; в тёмном, как речения Мишеля Нострадамуса, взгляде читалось нескрываемое презрение. А ещё Гарри чувствовал, что в Забини медленно, но верно нарастает истерика, подгоняемая паническим отчаянием; впрочем, учитывая способность Забини держать себя в руках, истерика, без сомнения, могла подождать ещё пару месяцев.
У Гарри получилось целых два Нептуна на карте, и он подозревал, что где-то обсчитался. «Надо было ещё и на арифмантику записаться, а то сижу - дурак дураком, хуже только Кребб и Гойл…».
На ужин Гарри плёлся усталым физически и морально. Рон и Гермиона, встреченные по пути, тоже были измотаны первым днём, и все трое брели в Большой Зал в молчании.
У входа в Зал образовался небольшой затор по неизвестной причине; около сотни человек нетерпеливо топталось в вестибюле, ожидая, пока можно будет пройти. Остановившись в хвосте своеобразной очереди, Гарри привстал на носки кроссовок и медленно, прочувствованно, как это делают кошки, потянулся, откидывая назад руки и голову, выгибаясь тетивой лука - на миг он почувствовал себя таким же тонким и поющим на ветру…
- Noxio sanguine parento injuriae suae! - голос Малфоя, дрожащий от ярости, с лёгкостью перекрыл весь невнятный гул переговаривающихся о чём-то своём школьников.
Гарри застыл в этой самой позе, изогнувшись, стоя на кончиках пальцев; только напряжение мышц, от которого уже начинало сводить всё, что только могло сводиться, удерживало его от падения. Но худшим было не это, а рваная рана в том месте, куда попал тонкий горячий луч из палочки Малфоя; из раны хлестала кровь, тугой струёй, как хорошенько взболтанное шампанское при открытии. Боль была жгучей - словно к ране приложили уголёк; пошевелиться Гарри так и не мог - может, это входило в действие заклинания, может быть, и нет, но боль лишала Гарри способности думать, и он твердил себе, чувствуя, как кровь вырывается наружу непрерывным фонтаном, даже не в соответствии с биением сердца, а постоянно: «Не падать… не падать… не падать…».
Кровь начала подтекать под кроссовки, и Гарри, у которого уже всё тело начало подрагивать от напряжения, поскользнулся в этой ярко-алой луже. Брызги разлетелись во все стороны; все те, кто до сих пор стоял и ошарашенно взирал на творящееся, шарахнулись в стороны. Девушки завизжали, словно очнувшись от спячки, парни зашумели. Гарри прикрыл глаза - кровь продолжала бить из раны, едва не поднимая его над полом, и наваливалась странная слабость, ни рукой, ни ногой не пошевелить… и мозги, кажется, прилично сотряс ударом о каменный пол…
Волосы намокли в алой луже и холодили затылок, а одежда, тоже вся в крови, прилипала к телу - это Гарри помнил чётко. А вот всё остальное воспринималось рвано и нечётко - крики, визг, вспышки заклинаний, жгучая боль, периодически то утихавшая, то вспыхивавшая заново, торопливое испуганное бормотание Гермионы, пытавшейся как-то заставить кровь утихомириться… Noxio sanguine parento injuriae suae. Кровью преступника смываю свою обиду. Лечащие заклинания тут не помогут - нужно, чтобы тот, кто пустил кровь, сам почувствовал, что обида смыта. А если не почувствует, то раненый истечёт кровью раньше, чем успеет в связи с причиной своей смерти сформулировать вопрос к Мерлину примерно такого вида: «Что за * * * * * ? Это что, на * * * , вообще такое было, а?».
Отчего-то у Гарри имелись чёткие сомнения в том, что Малфой решит, что он, Гарри, невинен аки птичка колибри, и отменит заклятие.
Крики множились, эхом отдавались в ушах, теряли смысл, превращались в назойливое неразборчивое что-то, как бормотание испортившегося радио, перемежаемое треском на волне.
- НУ УЖ НЕТ, МАЛЬЧИК!! - этот голос выделился из других, чётко обозначился на фоне общего шума - хотя бы потому, что был очень громким.
Рану обожгло снова - ярко, пронзительно, как открытым огнём; Гарри тихонько застонал, прогибаясь, пытаясь дать доступ прохладного воздуха к ране, но боль прекратилась сама, так же неожиданно, как появилась. И кровь, кажется, больше не шла.
Но опасность-то никуда не делась… судя по обстановке, никто из примерно сотни окружающих ничего не мог сделать с Малфоем; пожалуй, начни тот раскидываться Авадами во все стороны, наблюдатели точно так же продолжали бы визжать и бестолково метаться.
Гарри попытался сесть; голова кружилась, и его, кажется, шатало из стороны в сторону… или это перед глазами так всё плывёт?
- Гарри, Гарри, как ты?
- Отлично, - буркнул Гарри, откидывая волосы с лица; волосы не откидывались, потому что Гарри всё время промахивался. - Просто прекрасно. Где Малфой?
- Тут…
- Где тут? У меня над ухом? - Гарри усиленно заморгал, но перед глазами всё ещё мелькали расплывчатые цветные пятна.
Рядом истерически хихикнули.
- Нет. Не над ухом… его трансфигурировали.
- Как трансфигурировали? Он что, чайник? - Гарри вспомнился прошлогодний экзамен по трансфигурации.
- Нет… профессор Грюм появился и превратил Малфоя… в хорька…
- В кого?! - Гарри зажмурился и потряс головой.
- В белого хорька, - терпеливо повторил голос над ухом, и Гарри наконец узнал его: это был Рон. Руки Рона бережно поддерживали Гарри, норовившего завалиться набок. Ещё бы, потерять столько крови…
Теперь у предметов всего лишь слегка неясными были очертания, но общая картина различалась ясно: профессор Грюм указывал палочкой на маленького белого хорька, и тот то взлетал к потолку, то шлёпался с силой об пол; лапки и хвост беспомощно болтались в воздухе, сливаясь в одно белоснежное пятно. Это - Малфой?
- Не люблю людей, которые нападают из-за спины, - рычал Грюм под аккомпанемент жалобного верещания хорька, - это низость, это подлость, это трусость! Никогда больше так не делай!
