У врага за пазухой (СИ) - Коваленко Марья (Мария) Сергеевна Solazzo
— Обязательно.
— Тебя зэки за решеткой до конца жизни будут вместо женщины... — Договорить не получается.
Как только я раскрываю рот, чтобы набрать побольше воздуха, туда проталкивается коварный язык Ярослава и клинит все мысли.
Продолжение печальное. Руки, как могут, сражаются за тело, лупят по груди и плечам, по каменному прессу. Колени пытаются зарядить в самое «яблочко». А предатели губы ловят каждое движение губ Вольского, раскрываются шире, позволяя ласкать рот. Трутся о его гладковыбритую кожу. И горят.
Триллер «Предающее тело». Дубль... уже не помню какой по очереди.
В себя приходим минут через пять. Моя оттисканная пятая точка на обеденном столе. Футболка задрана до шеи. В трусах — Ладожское озеро.
На душе тоже полный бардак. Одна часть мозга требует кровавой расплаты: «За себя и за папу!» Другая предлагает закинуться оладушком и попросить повторить то, что было ночью. На бис!
Опять эта гребаная двойственность. И снова от нее хочется плакать.
— Ну как, хреново быть использованной? — Вольский сочувственно вздыхает и, как истинный джентльмен, помогает мне слезть со стола.
— Я тебя не использовала... так получилось.
— Вот и я тебя тоже. — Этот паршивец как ни в чем не бывало возвращается к своей сковороде.
— Что ты хочешь сказать? — Кажется, не дышу.
— Когда я трахну тебя по-настоящему, ты ни за что этого не забудешь. — Ярослав на миг оглядывается. Довольный и улыбающийся. — А сейчас садись завтракать. От урчания твоего желудка у меня уши закладывает. Еще немного, и соседи подумают, что я завел себе тигра.
Глава 21
Глава 21
Искренне надеюсь, что обыск удастся провести без меня, но в десять звонит Агеев и просит приехать. Безумно хочется ответить ему «нет», однако в беседу неожиданно вклинивается Ярослав.
— Мы будем! — произносит он так громко, что слышно, наверное, и на улице.
— Рад, что вы передумали. Мы тогда подождем во дворе. Войдем вместе. — Агеев быстренько завершает разговор и кладет трубку.
Я поворачиваюсь к Вольскому:
— И что это было?
— В квартире чисто. Они ничего не найдут. Никакого риска.
— Если не найдут, то пусть роются без меня.
По-прежнему не хочу видеть, как мою квартиру превращают в свалку.
— Скорее всего, следователю важна твоя реакция, — сев напротив, начинает разъяснять Ярослав. — Иногда преступники эмоциями или случайными взглядами выдают, куда спрятали улики. Это облегчает обыск.
— В твоей биографии нет работы в органах. Я проверяла. Откуда такие познания?
— Я уже говорил. Жизненный опыт. — Он, как всегда, темнит.
— Но ты сказал, что в квартире полный порядок. Зачем нам вообще ехать?
— Агеев будет наблюдать за тобой, а мы сможем понаблюдать за ним. Если он связан с преступником, то в курсе, где что должно лежать.
— Должно... — Я сглатываю.
Ярослав так и не признался, нашли ли его люди в квартире хоть что-то. Знаю лишь о порядке и ключах, которые кто-то засунет под дверь соседки.
— До окончания обыска никакой информации! — Гад щелкает меня по носу и бессовестно отставляет в сторону тарелку с оладьями. — Меньше знаешь, меньше шансов выдать себя при следователе.
***
Следующие четыре часа оказываются самыми скучными в моей жизни. Домой мы добираемся быстро, а вот там словно включается замедлитель времени.
Вначале смотрю, как толпа мужиков разносит кухню. Роется в приправах, смешивает макароны и рис. С тоской пялится в пустой холодильник.
Затем, попивая принесенный Ярославом кофе, я взираю на кошмар в гостиной. Ей достается не меньше, чем кухне. Какой-то умник вытряхивает закладки из всех книг. Другой гений выворачивает на пол содержимое ящиков письменного стола. Третий — сдирает чехлы с диванных подушек и ощупывает каждую из них.
На финальной стадии обыска, когда группа добирается до спальни, краснею от макушки до пят. Так и хочется взмолиться: «Не надо! Ну пожалуйста!», но Агеев и его подчиненные даже не оборачиваются в мою сторону. Все их внимание занято нижним бельем, постелью и содержимым туалетного столика.
Как результат, через час на полу оказываются кружевные стринги и хлопковые трусы для месячных, ажурные бюстгальтеры и фланелевая пижама с мишками. А также большая упаковка презервативов, забытый мужем массажер для его достоинства и мой вибратор.
— Вряд ли этим можно убить, — усмехается Вольский, внимательно изучая последний трофей. — Хотя вот этим… — указывает на предпоследний, — вполне реально покалечиться.
В отличие от Ярослава Агеев не улыбается и не шутит. Заметно, с какой досадой он смотрит на подушки и как хмурится, повторно осматривая ящики столика.
Трудно это признавать, но Вольский был прав. Мы не зря приехали. Следователь отлично знал, где что спрятано, и, возможно, как-то связан с преступником.
***
— Ну и как тебе шоу? — спрашивает Ярослав, помогая разместиться на заднем сиденье его танка.
Я не просила уводить меня из дома. Наоборот, старалась казаться смелой и не подавать вида, что боюсь собственной квартиры. Он сам взял за руку и не отпустил, пока не довел до машины.
— Меня планировали подставить. — Вывод напрашивается сам.
— Не факт, что следак. Думаю, он банально отрабатывает версию. Но да, кто-то хочет, чтобы ты села. Или...
— Договаривай! — Я готова его стукнуть.
— Или это акция устрашения. — Ярослав впервые отводит глаза.
— Ты намекаешь, что убийце от меня что-то нужно? Он может пугать, чтобы я... — По спине огромной липкой гусеницей ползет мороз. — Это из-за Китайца? Способ остановить расследование?
— Скорее, это один из твоих бывших «героев».
Вольский нехотя достает телефон и показывает переписку. Дата сегодняшняя, время — восемь утра. Вверху фото лежащего под моей подушкой пистолета, внизу подпись: «Нашли!».
— У этих, как ты говоришь, бывших, были сотни возможностей прикопать меня в ближайшем лесу. — Обхватываю себя руками.
— Может быть, кто-то дозрел только сейчас или недавно вышел из тюрьмы.
— А если я права?
Это не первое мое опасное расследование, однако раньше не случалось никаких допросов и обысков. Были лишь угрозы — мне и Ломоносову.
— Если ты права, они выдвинут требования, — быстро завершает Ярослав и, обойдя машину, устраивается рядом.
— Я позвоню подруге. Она сейчас временно одна, поживу у нее. — Не дожидаясь другого предложения, вынимаю телефон и набираю Иру.
Почему-то кажется, что Вольский должен возразить. Ума не приложу, с чего я это решила. Но он молчит.
Пока слушаю гудки, Ярослав проверяет что-то на своем мобильном. А когда начинается разговор, со странной ухмылкой отворачивается к окну.
Задуматься, что бы это значило, не успеваю. С первых секунд Ира обрушивает на меня кучу вопросов. Интересуется психическим состоянием, настроением, качеством сна и планами на ближайшее будущее.
Это не совсем типично для нашего общения. Впрочем, после серии вопросов подруга удивляет еще сильнее. Когда я спрашиваю, можно ли приехать, Ира извиняется, что очень занята, и несет какой-то бред о небольшом ремонте.
— Прости, милая, — выдает она скороговоркой. — Тебе, наверное, не хочется сейчас жить в своей квартире. После обыска там, скорее всего, ужас. Но у меня тоже не выйдет. Соседи вчера устроили потоп, так что здесь временно апокалипсис. Нужно и потолком заниматься, и стенами. И вообще...
— Мне хватит и пары метров. Раскладушку привезу свою.
Что-то здесь нечисто.
— Что я, изверг, теснить лучшую подругу на раскладушке?!
— Ир, я сейчас ни одного свободного номера в отеле не найду. Это Питер! Сезон!
— Уверена, все обязательно будет хорошо! — В голосе подруги столько оптимизма, что хоть разливай по банкам и консервируй.
— И ты просто так меня бросишь? — Внимательно смотрю на Вольского.
— Милая, ну разве ж я бросаю? — Оптимизм сменяется обидой.
