Мой Злой Принц (ЛП) - О&#39

— Мы закончили? — спросила она.

— Ингрид? — спросил я, не отводя взгляда от Бренны, и ее уникальность вся загорелась гневом. Разочарованием и, возможно, отвращением ко мне.

Это заставило меня снова захотеть прикоснуться к Бренне, потому что я мог вызвать у нее отвращение, но я мог заставить ее хотеть меня. Я мог бы заставить ее губы приоткрыться, затаив дыхание. Я мог бы заставить ее глаза широко раскрыться, а сердце забиться в этом нежном месте на шее.

Ага. Бренна могла ненавидеть меня, но она всегда была на расстоянии одного прикосновения от сжигающего ее желания обладать мной. И я видел по ее глазам, что она тоже это знала.

И Бренна ненавидела это.

— Я думаю, с вами все будет в порядке, — сказала Ингрид, как будто с расстояния в миллион миль.

— С нами все будет в порядке, — сказал я, пробуя слова на вкус. Смакуя их. Задаваясь вопросом, были ли они правдой, или мы были на пути столкновения, мы двое, с чем-то большим и могущественным и далеко, далеко за пределами моего контроля.

Бренна, с непроницаемым, недосягаемым выражением лица, кивнула один раз, всего один раз. И просто ушла.

6

Тогда

Бренна

Я наблюдала, как моя мама выходит замуж в шелковом свадебном платье с двадцатифутовым кружевным шлейфом. Увидел, как из уголка ее глаза скатилась слеза, и даже не задумалась в тот момент, настоящая она или нет.

Потому что все, о чем я могла думать, было: я теперь принцесса. Я имею в виду… черт возьми. Я чертова принцесса.

Неужели это то, что я могу указать в своих водительских правах?

Я была подружкой моей матери, и она выбрала для меня ярко-зеленое платье, самую прозрачную вещь, которая требовала в основном костюма для подводного плавания. Но оно делало мои глаза похожими на лед на озере Фассо.

Свадьба не была ужасной, к моему большому удивлению. Все было чудесно, правда. Как можно более интимно с пятьюстами гостями. Почти все они были незнакомцами. Высокопоставленные лица из других стран. Члены Совета и их большие семьи.

Но церковь была прекрасна, располагалась она далеко на утесах. Прием был устроен в шатре на просторной лужайке между церковью и замком. Со всех углов и башен развевались васгарские флаги, трепетавшие на прохладном ветру, дувшем с воды.

Мы с мамой надели белые меховые накидки, а всего три недели назад я думала, что накидки были смешными. Но здесь, на краю Северного острова, погода так быстро менялась, и я была благодарна за накидку сегодня.

Моя тетя Оливия была там, и моя кузина Эдда приехала из Эдинбурга, но я потеряла их между официальными правилами и распорядком сегодняшней церемонии. Но под навесом шатра я нырнула, оглядевшись вокруг, мимо людей, которых не знала, пока не заметила прекрасные каштановые кудри Эдды.

— Ты прекрасно выглядишь! — сказала Эдда, обнимая меня, пока я вдыхала запах гвоздичных сигарет, переменчивую погоду и далекие места. Эдда всегда так пахла. Даже в детстве от нее пахло переменами. Как будто кто-то направляется к горизонту. Я завидовала ей больше, чем могла выразить словами.

— Благодарю, — ответил я.

— Теперь ты настоящая гребаная принцесса!

— Так и есть! — Я рассмеялся, потому что она хотела, чтобы я рассмеялся. — Я настоящая гребаная принцесса.

— Не могу в это поверить.

— Поверь мне. Я тоже не могу.

Я высвободилась из ее объятий, чтобы обнять Эдду. На ней было платье из какого-то серебристого материала и шотландская клетка. Принадлежность клану ее отца.

— Ты выглядишь как настоящая шотландка.

Сногсшибательно. Эдда была просто сногсшибательна. Она могла бы носить черный мусорный пакет, и она была бы самым потрясающим человеком в комнате.

— Да, — подтвердила она. — И мне нужно выпить.

Эдда взяла меня под руку, и мы пошли прочь от сотен людей, которых я не знала, да и не особенно хотела знать.

— Расскажи мне все, — попросила она.

— Не так много и рассказывать, по правде говоря, — сказала я Эдде. — Все было прекрасно. И ни минуты продыхуу. Как мои растения?

— Очень мертвые.

— Эдда!

— Шучу. С ними все в порядке. В основном. Твоя мама в порядке?

— Счастлива.

— Неужели?

Я пожала плечами.

— Не знаю, будет ли это счастье длиться вечно.

— Для наших мам это редко случается, не так ли? А что насчет тебя?

— А что насчет меня?

Эдда взяла с подноса два бокала шампанского, когда мимо прошел официант. Один она протянула мне. Я хотела вылить ей все. Мне хотелось излить душу, открыть ее и просто дать выплеснуться наружу. Яд и наслаждение. Мне хотелось немного напиться и все рассказать кузине.

Но теперь я была принцессой, и это казалось… неправильным. Если я чему-то и научилась за последние несколько недель, так это тому, что фасад был единственным, что имело значение. Пьяная принцесса была бы проблемой.

— Мне не следует…

— Тебе на все сто процентов следует, — сказала Эдда.

Фотографов на приеме не было. Свадьбу показывали по телевидению в трех разных странах. Но прием был частным, и никто не собирался делать кучу фотографий, на которых теперь принцесса пьет шампанское.

— Ты права, — согласилась я и осушила бокал. — Возьми еще два. Давай найдем место, где можно присесть.

Эдда приподняла брови, и понеслось. О, этот смеющийся, дикий взгляд в ее глазах, я хорошо его знала. Именно этот взгляд помог мне почувствовать себя лучше в те мрачные дни дома. Нас обоих воспитывали матери-одиночки, у которых не было той жизни, о которой они мечтали.

Ну что ж, подумала я, глядя на маму как на прекрасную невесту у входа в шатер. Это больше не было правдой.

— Срань господня, — выдохнула я. — Моя мама-королева.

Эдда взвыла, что-то сказала одному из официантов, и вскоре у нас была своя бутылка шампанского и столик в углу, где мы могли его спокойно выпить. Прием, казалось, закружился без нас, и одна бутылка шампанского превратилась в две и поднос с крабовыми канапе.

— Похоже, ты взволнована предстоящей поездкой в пролив Бринмарк.

— Так и есть. Я так взволнована. Это… все показуха. Знаю. Но все же я могу поговорить с людьми. Узнать, что им нужно, как им можно помочь.

— Ты слишком хороша для этого места, Бренна.

— Об этом мне лично ничего не известно. — Я была пьяна и разговаривал с Эддой, девушкой, которой доверяла всю свою душу, поэтому чувствовала себя в безопасности, произнося вслух то, во что только начала верить. — Может быть, я смогу помочь этому месту стать лучше. Служить королевству, как то подобает принцессе.

— А как насчет ООН?

— Почему я не могу сделать и то, и другое?

— Оптимистична как всегда, — сказала Эдда. — Расскажи мне о принце.

— О ком?

— О принце, — произнесла она громким шепотом.

— Он хуже всех, — сказала я. Но внезапно, со дна двух бутылок шампанского, я не могла сказать наверняка, было ли это утверждение на самом деле правдой или нет. — Я думаю. Возможно. А может, и нет

И я старалась, я действительно старалась, чтобы все, что принц говорил, стало ясно моей кузине. Старалась прояснить все сказанное им для себя. Да, Гуннар был мудаком. Но в глубине души он был добр. И часть его была любопытна. И иногда ему казалось, что он хочет поступить правильно.

Иногда.

Внезапно место слева от меня перестало быть пустым. Гуннар сидел в своей элегантной черной униформе с красно-белой отделкой.

— Помяни черта, — сказала я.

Эдда, которая в пятом классе ударила Уильяма Фицроя по носу за то, что он сказал, что она позволила ему потрогать ее грудь, смотрела на Гуннара рядом со мной.

— Вы только что говорили обо мне? — спросил Гуннар.

— Да, — ответила я.

— Я полагаю, ты говоришь обо мне только приятные вещи, — сказал Гуннар, и его сочные губы расплылись в улыбке. Боже, у него был потрясающий рот. Даже когда он ухмыльнулся, мне захотелось его поцеловать.

— Не совсем. Я подняла бокал с шампанским, разочарованная тем, что он пуст. - Нам нужно еще шампанского.