Lina Mur - Fifty And One Step Bac

меня своей напористостью, а я не могу

контролировать себя. Ты влияешь на мои решения, даже не находясь рядом. Я устал от этого, как и

говорил, я хочу только держать у себя в руках. Я не

думал играть с тобой, я уже решил отпустить тебя, а

ты пришла ко мне. И я не смог устоять, ты права. Я

безумец, знаю об этом. Но я не могу позволить тебе

разворошить моё прошлое и оставить меня в нём, ведь ты уйдёшь, если все узнаешь. А я...я не могу

сказать тебе прощай, — Ник сжимает голову руками и

опускается на диван.

Я стою в шоке и только безвольно хватаю кислород

ртом, чтобы не рухнуть прямо тут. Я готова лишиться

чувств от этой встречи. Слишком много правды, слишком болезненна она для меня.

— Твои слова, твои глаза, твоя нежность заставляют

забыть меня, кто я есть. Я разрываюсь между

желанием и собственным я. Никогда я не хотел

причинить тебе вреда, я только пытаюсь защитить

тебя, как умею, — тихо произносит он, смотря в пол.

— От чего защитить? — шепчу я и делаю шаг в его

сторону.

— От самого себя, от таких типов вроде Люка, от...

— От жизни, — перебиваю я его, и он поднимает

голову, даря мне горькую усмешку.

— Ты слишком хорошая для этого мира, я не знал

таких, выбирая грязных девок для своих утех. А

ты...крошка, я прошу прощения за всё, за каждое

слово и свою силу, которую применил к тебе, чтобы

заставить обратить на меня свое внимание. Я сам

нарушил собственные правила. Всё было не

добровольно, а в принудительном порядке. Но я не

могу подарить тебе открытые встречи, Мишель. Для

тебя это станет губительным будущим, я знаю это

наверняка. Но мне приятно с тобой проводить время, мне хочется показать тебе многое, как в постели, так и

в мире. Показать, что я имею, и как это у меня

получилось. А прошлое...моё прошлое...оно

смертельный яд для тебя, — Ник вздыхает и встает, запуская руку в волосы и с напряжением смотря на

меня.

— Твой отец поджигал твои губы. За что? — выпаливаю я вопрос прежде, чем сообразить.

— Решила бить лежачего сразу. Похвально, крошка, быстро учишься, — усмехается он, а я продолжаю

ожидать ответа.

— Он тушил об них сигареты, в этом мы с Греем

похожи. Мой рот был для него пепельницей. Только

вот шрамов на мне не осталось, потому что тогда бы

социальная служба забрала меня у него, а у моего

папочки были величайшие планы на мое

существование, — я не слышу в его голосе боль, я

испытываю её за него. Я слышу только презрение и

отвращение к его отцу, а возможно, и ко мне.

— Господи, — шепчу я, сглатывая новый рвотный

позыв, представляя живо эту картину. — За что? За

что он так ненавидел тебя? Почему тебя, ты же был

малышом?

— Потому что он был психически нездоровым

человеком, желающим унижать всех, а лучше тех, кого

сотворил. Так наблюдая муки на моем лице, он

наслаждался своей властью, и пугал мать, чтобы она

всегда делала так, как он ей прикажет. Ему нужны

были рабы, и мы ими стали, — сухо бросает Ник и

разворачивается, идя к бару.

Мисс Роббинс сделала из Грея собственного

сабмиссива, а отец Ника сделал из него раба.

— И поэтому ты предпочитаешь приносить боль через

физическое воздействие, — тихо произношу я, делая

вывод из услышанного.

— В отличие от папаши я приношу наслаждение, а не

последствия его действий, — отвечает он, наливая

себе бокал виски и осушая его залпом.

— Он пил, да? — продолжаю я.

— Да, крошка, он пропивал все деньги, которые

зарабатывала мама. Не волнуйся, у меня проблем с

алкоголем нет, — насмешливо говорит он.

— Райли был прав, ты другой. Обстоятельства тебя

заставили придумать себе тайный мир, заставили тебя

думать, что причинять боль это хорошо, и неважно

ради чего ты это делаешь, — я подхватываю зубами

нижнюю губу, начиная её кусать из-за ужасных

подробностей. Я думала, что была готова, но нет. К

такому подготовиться никогда нельзя. Чувства, это

глупые чувства и эмоции перекрывают все разом. И я

уже готова его простить за его маниакальное

слежение за мной, за мое несварение и, вообще, простить за все.

— Мишель, ты ошибаешься на мой счет. Я не

собираюсь меняться, я такой, каким меня вырастили, а

точнее, я вырос сам. Мне никто не нужен в этом мире, мне хорошо так, как я живу. А остальное — эпизоды

нашей жизни. Люди встречаются, расходятся, знакомятся с новыми и так по кругу. Сейчас мы с тобой

обсуждаем мое прошлое, только потому, что я тебя до

сих пор хочу. И чтобы ты была ко мне настроена

иначе, чем в тот момент, когда я приоткрыл тебе тайну

своих игр, я, возможно, буду рассказывать тебе

подробности своих мучений. Ты будешь жалеть меня, а я буду наслаждаться твоим телом. Вот такая

реальность, и надо принять её. А есть другой вариант, мы просто будем проводить время вместе без

воспоминаний, и когда все окончится, ни у кого не

будет желания продать такую душещипательную

историю новому автору, — он раскладывает снова

мою жизнь по полочкам, по правильным местам бьет и

заставляет чувствовать меня глупой и неопытной.

Сейчас я вижу, как хорошо он продумал весь

сценарий, но отчего-то я ему не верю.

— Я не Зарина, Ник. Я никогда тебя не предам, я

обещала. Но то, что ты говоришь, причиняет мне боль

и разочарование в самой себе. Я хочу понять тебя не

для того, чтобы отдать кому-то на растерзание твое

прошлое. Я хочу понять тебя, чтобы приблизить к

себе, чтобы видеть того самого замечательного

мужчину, которым ты можешь быть. Да, возможно, ты

прав. Возможно, у меня к тебе не только влечение, как

к сексуальному партнеру, а те самые эмоции, которые

люди называют влюбленностью. Только вот это

должно быть самое прекрасное чувство в мире, а я не

ощущаю его. Только пустоту где-то внутри, потерю

жизненных сил. Ты так точно описываешь и

угадываешь то, что я думаю, и это пугает меня. Я

перед тобой как открытая книга, а ты история

написанная Стивеном Кингом. Только вот ты сам

честен ли перед собой, Ник? Вряд ли. Мы оба

пытаемся показать друг другу насколько сильные, и я

верю в твою силу. Но разве в нашем случае это

приемлемо? Нет. Доброй ночи, Николас, оставляю