Собственность Короля (СИ) - Субботина Айя
На заседание приезжаю «с иголочки», пока занимаю свое место на стуле, вспоминаю, как Аня утром прискакала с галстуком, почему-то сильно переживая о том, что одного костюма и рубашки может быть недостаточно для такого важного события.
Галстуком я воспользовался.
Не по назначению, разумеется.
Кажется — ну а чего? У мелкой каникулы, моей Золотой ленточке в ее жутко важное издательство к десяти. Грех не трахнуть ее сонную и деловую, как барсук.
Мысли о том, что она как раз предпринимает вторую попытку выбраться из постели, подталкивают украдкой достать телефон.
Я: Подумал, что мне срочно нужна парочка новых галстуков.
Она отвечает через пару минут — фотографией из той секции моей гардеробной, где у меня галстуки. Их там… много, да.
Я: Эти для работы, Нимфетаминка))
Кокос: Собираешься носить галстуки под футболку в «Мак»?
Я: Собираюсь привязывать тебя ими к кровати… Но если «лайт»-вариант тебя не устраивает, готов рассмотреть наручники в качестве альтернативы.
Кокос: А вот и красные флаги тирана и деспота подвезли! Между прочим, я всего неделю ношу твое кольцо, Грей!)) Рановато вскрылся!
Я: Прости, я и так слишком долго притворялся нормальным.
Кокос: Даже не знаю, стоит ли открывать тебе глаза на горькую правду о том, что нормальным ты не был ни одной минуты))
Мухова предупреждает, что судья уже в зале, и я почти успеваю спрятать телефон, но в последний момент Аня присылает еще одну фотографию. Хорошо, что я держу телефон под столом в эту минуту, потому что мелкая засранка, полностью голая, не считая галстука на шее, позирует на фоне моих рубашек.
Я издаю хриплый нервный смешок.
В пятницу лететь в Италию на пару дней, работать на месте.
Хрена с два я ее тут одну оставлю.
Я: Тебе знакомо значение слова «гуманизм», умница моя?
Кокос: Знакомо, Грей, поэтому я прислала только фото, а могла бы и видео)
Но телефон все-таки приходится спрятать, потому что начинается заседание, а пустить насмарку все труды Муховой только потому, что мне влетит неуважение к суду, будет очень тупо.
А вот Кузнецовой в зале до сих пор нет.
Ее адвокат — плюгавенький мужик в костюме, который с головой выдает его востребованность — дергается и то и дело смотрит на входную дверь. Я тоже туда поглядываю — если она не явится, эта канитель затянется еще на одно заседание, а мне хочется развязаться с этим раз и навсегда.
Но Кузнецова приходит.
Видок — как с креста сняли.
Лицо помятое, под глазами плохо смытая тушь.
Когда проходит мимо нашего стола — нарочно кривляется в мою сторону, и говорит что-то распухшими губами. Хуй знает, что можно было делать этим ртом до такого состояния, но меня все это дерьмо никак не трогает и не дергает. Простоя отмечаю взгляд судьи, которая все это тоже замечает.
Заседание длится недолго.
Все аргументы в мою пользу, на аргументы Муховой адвокат моей бывшей огрызается вяло и с заминками. В целом, я не сильно преувеличу, если скажу, что все это напоминает избиение младенца. Только с маленькой оговоркой — Кузнецова, в отличие от младенцев, все это заслуживает.
— Поздравляю, Владислав Андреевич, — Мухова улыбается и протягивает ладонь для рукопожатия, после вынесения судейского вердикта.
Моральная компенсация в мою пользу. Сумма нарочно баснословная — я проследил.
Над Кузнецовой, кроме всего прочего, висят еще и неприятные статьи вплоть до лишения свободы годиков так на несколько. По лайту, само собой, но для таких, как она, это все равно что смертный приговор.
На улицу выхожу самым последним, потягивая кофе из пластикового стаканчика. В автоматах обычно тот еще «напиток богов», но у меня такое охуенное настроение, что я и даже просто горький кипяток пил бы с удовольствием. И даже косой взгляд Кузнецовой, подкарауливающей меня у выхода, никак не понижает его градус.
Она бросается наперерез, но успевает вовремя затормозить.
Мне действительно есть что ей сказать, иначе просто послал бы ее известным маршрутом.
— Ты доволен, да?! — шипит бывшая, «поливая» меня от всех щедрот богатыми последствиями ее горестного загула. Наверное, всю ночь орала с подружками песни о том, какая я мразь.
— Конкретизируй. — Делаю глоток, улыбаюсь и вспоминаю нашу прошлую встречу и последний телефонный разговор. А ведь всего этого могло бы и не быть, если бы в ее голове была хотя бы капля мозга.
— Я этого так не оставлю! — заводится с новой силой.
— Значит, конкретики не будет. — Мне даже улыбаться хочется, глядя на нее. Так бывает, когда смотришь в лицо своему прошлому и вдруг понимаешь, что между тем, кем ты был и тем, кем ты стал — вот такая пропасть.
Мою личную «пропасть» зовут Кузнецова.
Я был молодой, глупый, одинокий. Мне просто хотелось кого-то любить.
Сейчас я на такое даже бы не посмотрел, в принципе. До Ани — только как на возможность убить пару часов. Можно до бесконечности ковыряться в себе в поисках «как меня угораздило?», но зачем? Я теперь знаю, что к прошлому нужно относиться философски — осознать, принять, послать на хуй и забыть.
Через пар минут, когда я скажу Кузнецовой то, что собираюсь сказать, я пошлю ее на хуй и предам забвению. Не хочу тащить в новую жизнь этот пустой чемодан без ручки.
— Ты от меня ни копейки не получишь, — выпячивает подбородок бывшая, хотя мы оба прекрасно знаем этот ее дрожащий тон. Мне достаточно один раз повысить голос — и она уползет отсюда на полусогнутых и будет намывать тарелки в дешевых забегаловках, чтобы лет через десять возместить мне весь «моральный ущерб».
Но рявкать я не буду.
— Мне не нужны твои деньги, Кузнецова, — говорю спокойно, потягивая дешевый, но почему-то чертовски вкусный кофе. — Не нужны до тех пор, пока ты соблюдаешь всего одно условие — исчезаешь с радаров.
Она таращит на меня круглые дурные глаза.
Уголок безобразно опухшего рта дергается в счастливой облегчении, которое она, конечно же. Очень топорно пытается скрыть.
— Бля, слушай, — не могу не заржать, — ты шпалу что ли на морозе сосала? Ну и видок.
— Ты…
Я вопросительно поднимаю бровь, но, ожидаемо, слышу только шипение воздуха, который она с трудом выпускает сквозь стиснутые злобой губы.
— Значит, слушай внимательно, и постарайся вдуплиться с первого раза. Твои деньги — это просто страховка на случай, если в твоей дурной голове снова родится идея всплыть на горизонте моей жизни. Или если ты вдруг захочешь побеспокоить мою жену.
Я намеренно выбираю именно это слово. Аня занимается подготовкой нашей маленькой свадьбы, это займет пару месяцев, потому что она обязательно хочет пригласить своих американских подружек, но по большому счету, это будет просто формальность и нотариально заверенный факт. А называть ее женой уже сейчас тупо по кайфу, хотя мелкая дразнит нас женихом и невестой.
Но Кузнецова от моих слов дергает головой, как будто схлопотала в ухо.
Да по фигу, в общем. Я просто обозначаю границу, за которую ей больше нельзя заступать. Никогда.
— Ты забываешь обо мне, а я забываю о тебе. Все просто. На твоем месте, Кузнецова, я бы соглашался не раздумывая, потому что терпения на тебя, честно говоря, уже почти не осталось.
— Это какая-то… шутка? — переспрашивает она.
— Не-а, все серьезно. Ты меня знаешь — я не бросаю слов на ветер.
— А потом появятся твои адвокаты и сумма моего долго вдруг станет в два раза больше?
— Бля, Кузнецова, что за детский сад? Просто исчезни — и я забуду и твоем долге, и о твоем существовании с принципе. Все по-честному. Проблемы у тебя могут возникнуть только в одном случае. В каком — я озвучил.
Так странно смотреть на женщину, которую когда-то типа_любил, и чувствовать только ебаный стыд.
— И больше никаких условий, Грей?
Я медленно качаю головой.
Она царапает зубами губы, как будто собирается сказать еще что-то, но у меня как раз закончился кофе в стаканчике, а значит — лимит отведенного на бывшую времени тоже исчерпан.
