Лана Ланитова - Царство Прелюбодеев
– Вот, уже кушать хотят, вон как выи тянут… Да, мои красавицы? Сейчас, сейчас, тятя даст вам покушать, – он зачерпнул ложкой содержимое банки и плюхнул белую массу прямо на дно кадушки. – Это смесь овсянки со сметаной, – пояснил он двум ошалевшим приятелям.
Владимира снова затошнило. Прожорливые личинки скользнули к рыхлой овсяной кучке и, встав кружком, словно розовые поросята, прямо на четвереньках, принялись с жадностью поглощать кашу. Послышалось легкое похрюкивание и урчание голодных животов.
– Вы обождите малость. Я закину кашки и остальным дитяткам. – Горохов проворно открывал каждую из кадок, стоящих на полке и закидывал туда по ложке овсянки со сметаной. Из кадок доносилось довольное чавканье.
– Да… Петрович, ну и работенка у тебя! Как же поспеть всех этих «нежитей» накормить?
– Ничего, я уже привык. За работой как-то веселее. И потом мне Акулина помогает и Марфа – две работницы у меня. А еще три работника.
– А эти работники и работницы они кто? Тоже «нежити»?
– Честно, я и сам не знаю. А они не сказывают. Виктор выдал мне их для помощи. Ужо, почитай, как третий век со мной живут… Но не мрут же, как фантомы. Я много раз пытал, расспрашивал то того, то другого, и Акулину с Марфой – молчат, как заговоренные. Говорят: не велено. Мол, слуги мы твои, и всё на этом. Я Акулину и сечь пытался и сожительствовать, как с бабой. Так и не понял: нормальная она душа или «нежить»? Розги стерпела, сжав зубы, а в постели вела себя так незатейно, что я более не стал к ней и подступать. И Марфа мало чем отличалась от Акулины. Так-то вот. По хозяйству помогают – и ладно…
Он отодвинул в сторону стремянку. Остальные полки находились на уровне глаз.
– Сейчас я покажу вам пятые образцы. Только покличу работников. Здесь без них мне одному не справиться.
Горохов подошел к столу, заваленному книгами. Только тут приятели заметили, что прямо из стены торчит плетеный веревочный шнур с кисточкой на конце. Хозяин дернул три раза за шнурок. В глубине коридора раздалось отдаленное треньканье медного колокольчика. Через минуту в комнату ввалились два работника: это были молодые мужики крепкого сложения с огромными ручищами и улыбчивыми, румяными лицами. Деревенские холщевые рубахи едва обхватывали плотные широкоплечие фигуры. Мужики сняли шерстяные шапки и поклонились в пояс.
– Ефим и Никодим, готово ли пойло?
– Марфа сказала, что готово и стынет давно, – ответил один из работников.
– Несите котел, да смотрите не разбрызгайте, как в прошлый раз.
– Да мы аккуратно, барин, – заверил другой.
Через пару минут дверь распахнулась, и молодцы, ухватив боковые ручки, внесли в лабораторию объемистый чугунок. Из-под крышки валил хлебно-овощной дух.
– Это что, Петрович, за пойло такое?
– Да варим репу, брюкву, ботву морковную, жито али полбу, короче, все, что есть съестное. Этим и кормим «подростков» из пятой и шестой полки. Я их вам сейчас покажу. Они такие прожорливые, что им едва этой порции хватает. Вдругорядь приходится вечером еще чугунок варить, наипаче для «шестых». А запамятовал! Я в пойло еще молочка обязательно добавляю. Без молочка у «нежити» кожа хуже получается – не такая крепкая, да лощеная.
Работники сняли крышку с чугунка, повалил горячий пар.
– Эх, плохо остудили. Придется обождать чуток. Не то обожгутся мои красавицы, – озабоченно проговорил хозяин. – Я хотел покормить их при вас, да ладно, позже покормлю.
«Какое счастье, что он при нас их кормить не будет, – подумал Махнев. – Пусть кормит на здоровье, когда мы домой уйдем, а не то меня точно стошнит».
– Ладно, я вам пока так их покажу, – проговорил Горохов.
Он полез на предпоследнюю полку и достал очередную кадку, но эта выглядела намного больше. Ладони откинули льняную тряпицу. Прямо под ней находилась решетчатая крышка. Владимир заглянул вовнутрь – снизу блеснуло несколько пар осмысленных глаз. Было такое ощущение, что на дне сидят маленькие арестанты и смотрят на небо через тюремную решетку. Как только откинули тряпку, снизу раздался громкий писк и галдеж. Этот писк подхватили невидимые пока существа из соседних кадок – пятой и шестой полок. Только тут Владимир обратил внимание, что шестая полка, вовсе не полка – а кадки стоят прямо на полу, и размер их намного больше. Вернее это были не кадки, а целые бочонки. Увеличилось и их количество.
– Петрович, а чего они все так орут? – со страхом в голосе спросил Макар. – И почему они за решеткой?
– Это они проснулись и есть просют, – он поднес кадку к свету. – А за решеткой потому, что ежели открыть, они по всей комнате разбегутся, нажрутся чего ни попади, собирай их потом.
Владимир и Макар смогли наконец рассмотреть обитателей предпоследней полки. Те «нежити», что кричали снизу уже не походили на бесформенных гусениц. Это были маленькие человечки, похожие на куколок. У них уже сформировались лица, руки, ноги и даже проглядывались половые признаки. Только волосы на голове скорее походили на пушок, и ростом они были не более чем с мужскую ладонь. Один из голодных подростков даже сквозь решетку умудрился подскочить к руке Горохова и, словно пиявка, обхватить палец несоразмерно огромным ртом и присосаться к нему.
– Да погодите вы хоть полчаса. Того и гляди руки откусят, – он стряхнул голодную «нежить» с пальца. Та упала на дно и скуксилась в попытке расплакаться.
Макар с Владимиром попятились в стороны.
– Да не робейте… У этих еще и зубов нет – одни десна сосунковые. Вот «шестых» я держу не только под решеткой, но и под замком. И всего по трое или четверо. И кормят их работники по часам, потому как если не покормить вовремя, они руки и ноги друг у дружки отгрызают. Как-то раз забыли ненароком покормить «нежитей» в одной из кадок – она в углу стояла, за столбом, так в ней все друг дружку перегрызли, а потом одна, самая сильная подожрала остальных. А опосля и сама себе ноги и руки откусила. Мы хватились через день, а там обрубыш с чумными глазами всю бочку занимает – раздуло его, окаянного. Пришлось сразу пристрелить, чтобы три дня не мучился.
– Да, Петрович, после такой экскурсии, я сам себя казню, что с твоей «нелюдью» любовь творил час тому назад. Меня мутит так, что на воздух охота. Ты не корми их, пожалуйста, при нас, – лицо Макара побледнело, дыхание сделалось частым и порывистым.
– Макарушка, это вас с непривычки мутит. Да и фантомы прожорливы только, когда рост у них, а как готовы и в «бабий сок» войдут, волосы распушат, так им не до еды… Они иную «хотючесть» начинают проявлять. Ну, вы смекаете, о чем я…
– Они потом есть, вовсе не просят?
– Нет. Три дня живут без пищи, даже не вспоминают о ней. Они, почему и прожорливы так, пока дитятки – потому, что на всю свою короткую жизнь запас делают.
