Алекс Новиков - Английские эротические новеллы
Глава шестнадцатая. Приключение на рыбалке
«Хорошо пить утреннюю прохладу, наслаждаться дневными, последними по-настоящему теплыми прощальными лучами солнца! — думала Матушка Изольда. — Солнце не умирает, не будет согревать своими лучами нашу грешную обитель и снова расходы на отопление! Придется покупать хворост и дрова! Остается надеяться на щедрость прихожан! Ох, грехи наши тяжкие…»
Матушка Изольда, настоятельница Крейцбергской обители, старалась не прерывать общения с внешним миром, считая, что для сестер монахинь и для казны монастыря это очень полезно. Щедрый приток вкладов позволял время от времени угощать в трапезной монастыря его друзей и покровителей.
В таких случаях посредине залы для них накрывали длинный стол, а Джейн, та самая раскаявшаяся ведьма, которой матушка Изольда не дала пропасть, начинала готовить по рецептам своего дедушки Карла.
«Правильно я сделала, что в свое время взяла эту ведьму трудницей на кухню! — Думала матушка Изольда, благословляя трапезу. — А ее грехи мы отмолим! И не такое отмаливали!»
Монашки усаживались за узкими, придвинутыми к стенам столами и довольствовалась по уставу простой глиняной посудой, меж тем как стол гостей был изысканно сервирован серебром.
Джейн, монастырская повариха, ведьма, в свое время спасенная матушкой Изольдой от петли превосходно готовила постные лакомые блюда, очень нравившиеся гостям и монашкам, но сама предпочитала трапезничать на кухне, чтобы даже случайно не попасться на глаза тем, кто знал ее помощницей повара в замке покойного сэра Шелли.
По особому разрешению настоятельницы Джейн, как ведьма и искусная поварихи, эффективно «превращала» мясо и кур в рыбу. Слава о фирменной ухе на курином бульоне, осветленном белком куриного яйца, гремела по всей округе.
Матушка Изольда перед дегустацией читала «Благословите»[193] — благословляла трапезу, и пища становилась пригодной для употребления. Пиво варили свое, а вино доставляли гости, и после сытной трапезы происходили в монастыре приятные дружеские встречи светских лиц с монашками, весьма не бесполезные для обеих сторон.
— На вот, возьми, — матушка Изольда принесла Катрине священную реликвию и старинную книгу в кожаном переплете. — Это тебе вместо той, что мы сожгли! И какой черт тебя дернул изучать архив этого чернокнижника и устраивать черную мессу! Ты чуть всех нас не погубила! Сама понимаешь, я должна была поступить с тобой так, как поступила. Но, надеюсь, ты искренне раскаиваешься в своих грехах. Читай и эта книга поможет тебе восстановить силы! Прикоснись к реликвии рукой! В том, что она принадлежит монастырю, есть и твой заслуга! Сейчас я прочитаю молитвы и ниспослании тебе здоровья!
— Спасибо! — Катрина лежа ни животе, слушала молитвы, но не была в силах повторять их вслед за матушкой.
Лишь только за настоятельницей закрылась дверь, женщина открыла старинный фолиант. Это оказался «Сборник монастыря Святого Альбиона», 1496-го года от Рождества Спасителя.
Строчки прыгали в глазах Катрины, но она взялась за чтение. Самым интересным оказался раздел «Наставление по рыбной ловле удочкой», написанный настоятельницей женского монастыря. В этом разделе подробно описывалось, как и из какого материала можно изготовить маленькие, средние и большие рыболовные крючки. Их, кстати, и для любительского, и для промыслового лова требовалось великое множество.
«Надо будет получить разрешение и поудить рыбку в нашей реке, — подумала Катрина. — По крайней мере, никто не будет ко мне приставать с нравоучениями, и мешать молиться о спасении моей едва не загубленной души!»
После общения с приором монашка старалась не попадаться на глаза богатым жертвователям на нужды храма, чтобы не попасть на ночь к ним в гостевую келью. Удочка и благословение матушки Изольды на рыбалку оказалась спасением: можно часами сидеть, смотреть на поплавок, читать молитвы, а рыба пополняла стол монашек.
В жаркие дни она любила купаться. Она наивно думала, что никто не нарушит ее уединения, но молодой крестьянин Бертран, пасший стадо овец на берегу, не остался равнодушным к виду голой монашки. После жестокой порки, свидетелем которой он стал в монастыре, монашка не выходила у него из головы.
Бертран увидел купающуюся Катрину и невольно залюбовался девушкой, которая, наигравшись в воде, вылезла на берег и, обернувшись в пол-оборота к нему, принялась выжимать свои длинные рыжие волосы. Молодое тело было восхитительно.
— Я столько времени проводил, любуясь тобою! — Бертран, подождав, пока монашка вновь возьмется за удочки, набрался смелости и подплыл к Катрине. — Хочешь, искупаемся вдвоем?
— Почему бы нет? — Катрина уже не была той молоденькой девчонкой, стесняющейся раздеваться перед мужчинами. Впрочем, вода уже холодная! Не боишься? Пунцовые от стыда уши пастушка ей очень понравились. «Похоже, у этого мальчика не было женщин, — подумала она, — а не соблазнить ли мне его просто так, для собственного удовольствия?» — она бросились в поток освежающей воды.
«В конце концов, мужчины меня имели, как хотели, должна же наступить и моя очередь, — думала Катрина, нежась в воде. — Ну, будь, что будет!»
Быстро замерзнув, они стали с хохотом бегать друг за другом по мелководью. Затем, прижавшись, друг другу, лежали на мягком теплом песке, согреваясь под полуденным солнцем. Повернувшись набок, Бертран снова стал любоваться лежащей на спине, блаженно закрывшей глаза Катриной.
— Тогда, в церкви, глядя на то, как тебя сек отец Джон, в безумном отчаянии я впал в безнадежность и проклял твои обеты! — Бертран тут же потянулся губами к набухшим соскам. — У меня чуть сердце не разорвалось от твоих криков! Неужели ты совершила столь тяжкий грех? В тот момент я понял, что люблю тебя!
Каждое слово деревенского парня хватало Катрину за сердце, когда он признался, что питает запретную любовь, с которой долго и тщетно боролся, и любовь эта тем греховней, что возлюбленная носит монастырское одеяние.
Тело уже весьма опытной женщины стало ломить от желания. Она была полностью во власти чувств. Он же, не отрываясь, продолжал ласкать груди.
— Пресвятая Дева, — сказала она, — что же мне делать?
— Любовь — не грех! — посмотрел на грациозную фигурку, на извивы длинных волос и на поднятое к нему гордое, выразительное лицо монахини, так доверчиво и открыто смотревшей на него.
«Ну, что же он медлит? — Катрина поняла, что если она не проявит инициативу, то сегодня снова ничего не свершится. — Придется ему помочь!»
— Иди ко мне! — позвал он и слегка приподнял ее за подмышки.