Алекс Новиков - Английские эротические новеллы
— А чем наши дубы не подходят? — Катрина поморщилась от боли.
Если честно, ни о каких дубах думать не хотелось, но болтовня сиделки хоть немого отвлекала избитую монашку от мрачных мыслей в голове и боли в теле.
— Испанский дуб — уникальное дерево, спасенного когда-то испанцами от вырубок и исчезновения. В желудях содержится большое количество олеиновой кислоты, поэтому и в хамоне, или испанском окороке, некоторые люди с тонким вкусом при первой пробе ощущают оливковый привкус. По правилам эстремадурских кулинаров, на одном акре леса пасется не более 15 свиней-ибериек. Постоянные передвижения по пастбищам также делают мясо «пата негро» мечтой лакомок: жир не скапливается на загривке, как у наших свиней, а проникает в мышечную ткань.[191]
«А ведь она не так давно блистала красотой! — Подумала Катрина. — А волосы седые, как у древней старухи! Со зрачками мне от боли почудилось!»
«Подумать только, как быстро я состарилась, — Джейн посмотрела на себя, на стонущую Катрину, — а ведь мне всего лишь двадцать пять лет! Лицом мое покрыто мелкими морщинками, а тело навсегда скрыто от посторонних глаз бесформенным монашеским одеянием! Ну, что же, за грехи и награда!»
После пережитого кошмара в душе Джейн не было ни зависти, ни обиды к молоденьким монашкам, проводившим время не только в молитвах, но и в греховных удовольствиях.
«Что со мной происходит?» — она стыдилась предательства и желаний поротого тела. Краска стыда залила ее щеки, но боль в ягодицах напомнила о порке, полученной накануне.
По жилам заструился огонь, она почувствовала себя достаточно здоровой, чтобы раздвинуть ноги.
— А теперь, вставай на четвереньки, — Джейн почти насильно влила в Катрину добрую пинту лучшего монастырского пива, — вставай, кому говорят!
— Да ты что, — Катрина с трудом шевельнулась своей кровати. — Куда мне вставать!
— Вставай, — Джейн скинула с себя монашеское одеяние, — снимай крест и делай, как я!
— Fiat voluntas tua![192] — Катрина с трудом подчинилась.
Оказалось, ночная сиделка без труда могла сдержать с нею все что угодно. Катрина даже не заметила, как за нежными словами Джейн пропала вдруг воля, и она уже ничего не могла поделать. Она просто слепо подчинялась каждому слову. Чарующий лунный свет был единственным свидетелем колдовского сеанса.
Джейн стала целовать полосы от плетки, пальцы заскользили по телу несчастной исследуя каждый дюйм.
«Какая же Катрина вкусная, хоть и высекли ее сверх всякой меры! Чтоб этому отцу Джону с лошади упасть и пропасть!» — Джейн легла на спину, скользнула под живот Катрины и нежно поцеловала соски, затвердевшие от возбуждения.
— Не надо! — Катрина шаталась на четвереньках от слабости, но не могла оказать никакого сопротивления.
Она уже догадалась, что хочет от нее Джейн, но желания ласкаться не было: тело жег огонь, но не страсти, а болезни.
— Ты моя сладкая! Ляг на спинку. А ноги согни в коленках! — Джейн, перевернула Катрину на спину.
Джейн сжимала черное с радужным отливом перо. Взяв перо в пальцы, она стала щекотать себя по шее, потом провела по низу груди, по соскам. От прикосновения тело задрожало от безумных воспоминаний и провалилось в облегающее пространство возбуждения. Упругая нежность пера заскользила вниз по животу, пощекотала внутренность бедер, а затем прильнула к горячей раскрытой навстречу божественной плоти. Но одним пером дело не обошлось. Джейн принялась целовать в нижние губы, да так умело, что измученная пациентка потеряла всякий контроль над собой. Один палец ведьмы был уже внутри у монашки. Следом пошел второй и третий… Прекрасное тело Катрины изогнулось в судороге, она сдавленно вскрикнула и потеряла сознание.
«Боже мой, — думала Катрина, чувствуя, как влагалище против воли наполняется любовной смазкой, — Линда узнает, — умрет от ревности!»
— А теперь, — Джейн села на пол у кровати, и накинула бедра Катрины себе на плечи, — продолжим!
В этой бесстыдной позе губы легко добрались до бугорочка Катрины, обхватили его, и замерли.
— Ох! — Только и смогла произнести Катрина.
В ответ губы Джейн разомкнулись, а язык ведьмы проник глубоко в щель и начал ласкать где-то глубоко в глубине, там, куда мужчины заглядывают редко, и куда еще реже целуют.
«Еще немного и я кончу! — успела подумать Катрина. — И стало уже не так больно!»
Ведьма, словно угадав ее мысли, ускорила движения язычком.
Тело Катрины напряглось и через минуту внутри как будто что-то взорвалось, жар начал спадать, боль от ударов уменьшилась, а на коже выступили капельки пота. «Даже покойный отец Гай не мог доставить мне столько удовольствия!» — Катрина вздрогнула и сомлела: в теле появилась приятная истома, а ноги стали ватными.
Поняв, что произошло, Джейн вылила немного микстуры аптекаря Авраама в чашку с водой, обмакнула туда кусок чистой ткани и стала обтирать Катрину с ног до головы, уделяя особое внимание иссеченным местам, животу и груди.
«Вот уж не думала, что эта седая молчаливая повариха, что редко присутствует даже на общих молитвах, ссылаясь на занятость по кухне, может доставить такое удовольствие!» — Катрина чувствовала, как заботливые руки уводят боль, оставляя тихую радость от близости с этой удивительной, не старой, но седой женщиной.
— Ничего не бойся, все уже позади! — Джейн обняла Катрину, и их губы вновь слились в долгом поцелуе. Казалось, время остановилось.
«Ой, так было это с нами или не было?» — Катрина очнулась рано утром. Истерзанная плоть не болела, а только зудела под высохшей простыней. Кровавые корочки в просеченных до крови местах отсохли, обнажив новую, нежно-розовую кожицу. Следы от плети посветлели, и опали. Рядом спала Джейн.
«Такого не может быть! — Подумала Катрина. — Подобные следы и за неделю не проходят! А может, она подмешала мне колдовское зелье? Спросить как-то неудобно!»
— С нами Бог! — Джейн сладко потянулась и встала с кресла. — Господь нарочно разделил род человеческий на две части и послал в мир любовь для ободрения мужчин и утешения женщин. И горе тому мужчине, что так жесток с нами, женщинами! Засиделась я тут с тобой! А мне еще завтрак готовить! Опоздаю — не миновать розог матушки Изольды! Выздоравливай! — Все мы грешны, и все мы умрем, — Катрина поняла, что на этот раз смерть обошла ее стороной.
Вскоре монашки узнали, что отец Джон, возвращаясь из монастыря, упал с лошади и лежит в своем замке под присмотром лекарей и цирюльников. Перелом был ужасным: осколки костей вылезли наружу, и лекари в качестве операционного стола вправляли перелом с усердием палачей. Учитывая уровень развития медицины в те времена, отцу Джону остается только посочувствовать.
