Your Personal Boggart - Заставь меня жить
Холод крадётся от ступней вверх по ногам, к горлу подкатывает неприятная тошнота. Вместе с ужасом ко мне приходит осознание того, что Дамблдор и Трелони были правы и во мне действительно может жить часть души Волдеморта.
Перед глазами резко плывёт, а сердце заходится тяжёлым стуком, но мне всё же удаётся направить свои шаги в сторону кабинета директора. Несобранность обходится мне дорого: только у статуи горгульи я понимаю, что не знаю пароля. Кусая губы от бессилия, сползаю вниз по стене и вцепляюсь в жёсткие волосы над висками.
Гул мыслей в голове смешивается с шумом голосов снующих туда-сюда студентов, в чьей речи я не раз слышу своё имя. Неудивительно, какую ещё реакцию может вызвать вид с недавних пор «знаменитого Гарри Поттера», сидящего на полу возле кабинета директора с потерянным выражением лица?
Только когда поле зрения заполняет бархатная мантия сапфирового цвета, я рывком встаю на ноги и сталкиваюсь со слегка растерянным взглядом Дамбдлора, который даже не успевает рта раскрыть.
- Директор, скажите, что вы имели в виду, когда говорили о новом сосуде для магической силы Волдеморта?
Я произношу это так громко, что проходящие мимо нас ученики разом оборачиваются на имя тёмного волшебника. К моей же зависти, Дамблдор ведёт себя очень сдержанно и делает вид, словно мы здесь одни. Едва заметно кивнув мне, он переводит взгляд на хмурую горгулью.
- Ванильное суфле, - произносит волшебник полушёпотом, каменная статуя покорно отпрыгивает в сторону, и мы ступаем на узкие ступеньки.
Мне не терпится засыпать Дамблдора вопросами, но я не осмеливаюсь заговорить, пока он не даст мне знак. Директор намеренно тянет время, стирает кончиками пальцев несуществующую пыль с металлической ручки серванта, задумчиво жуёт губами и совсем не смотрит в мою сторону. Я же изнываю от неизвестности, переминаюсь с ноги на ногу на пороге, тереблю край свитера, даже откашливаюсь, силясь обратить на себя внимание.
Наконец, Дамблдор подходит ко мне. Спрятав руки за спиной, он склоняет голову и пристально вглядывается в моё лицо.
- Думаю, ты - неглупый юноша и сам догадываешься о том, что я имел в виду.
Посчитав это сигналом, я набираю побольше воздуха в лёгкие и начинаю:
- Понимаете, я чувствую, что со мной что-то не так. Какую-то часть меня словно подменили. Всё чаще я ощущаю несвойственную мне злость, она такая яркая и сильная, что я боюсь самого себя. Я недавно столкнулся с профессором Трелони, и она подтвердила мои худшие опасения, а ещё эти видения - ведь это же ненормально? Я сам знаю, что это ненормально, тем более профессор Снейп…
И всё. Я замолкаю с открытым ртом, лихорадочно всматриваясь в едва различимо переменившееся лицо Дамблдора. Всего лишь разгладились хмурые складки мимических морщин на узкой переносице, всего лишь немного сильнее распахнулись светлые глаза, всего лишь бледная тень страха промелькнула в направленном на меня взгляде.
Этого оказывается достаточно для того, чтобы я смог найти в себе силы задать самый важный вопрос:
- Он исчез?
Его взгляд уплывает, прячется за острыми спицами мудрёного механизма, изящные бока которого вспыхивают в прощальных лучах солнца. Директор разворачивается слишком стремительно, тяжёлая мантия шуршит, не успевая за шагами своего хозяина, которые уводят его вглубь кабинета. Фоукс тревожно вскрикивает, крутя огненной головой, а модель Солнечной системы начинает вращаться немного быстрее, механизмы разом сходят с ума и также ускоряют свои движения, а вместе с тем усиливается их гул. Металлический скрежет затопляет помещение, вдруг показавшееся безумно маленьким и тесным, разрывает барабанные перепонки, и, когда мне начинает казаться, что ещё чуть-чуть - и я сойду с ума, Дамблдор оборачивается.
Глухая тишина, ни единого движения и совершенно потерянное:
- Мой Патронус не нашёл его.
* * *
Спустя неделю мы выигрываем в матче у Хаффлпафа.
Ещё спустя неделю разговоры друзей крутятся преимущественно вокруг Рождества, до которого остаётся ровно двадцать пять дней.
Только мне всё равно. Когда я смотрю на трепет тонких крылышек золотого снитча, покоящегося на моей ладони, когда я растягиваю губы в дежурной улыбке в ответ на радостные восклицания моей команды и преданных болельщиков, я не чувствую ровным счётом ничего. За две недели неизвестности во мне успевает перегореть множество чувств: от отчаянья до бессилия. Перегореть и осыпаться серым пеплом невыносимой тоски. Будто незримый дементор следует за мной по пятам рука об руку с моим личным боггартом, ежесекундно и неустанно демонстрирующим мой самый сокровенный страх - жизнь без любимых и дорогих людей.
К концу второй недели во мне что-то незримо меняется: всё словно покрывается тяжёлым слоем пыли. Такую можно найти на чердаке или в подвале - она серая и густая, укрывает кованые узоры сундуков и цветные витражи окон. Точно так же что-то необъяснимое скрывает все мои переживания, слабость и неуязвимость, но стоит притронуться - и обманчиво-надёжная защита сотрётся, оголяя ржавый от старости металл и потрескавшееся цветное стекло.
Но пока что пыль в моей душе никто не тревожит.
Директор понимает, что я слишком уязвим, и чуть ли не каждый вечер приглашает меня в свой кабинет. За длинными разговорами я постепенно понимаю своё исключительно невыгодное положение.
Момент, когда я однажды дал слабину и заговорил о сцене, развернувшейся в доме Сириуса в день нападения, подтолкнул размышления Дамблдора в верном направлении. Я даже не смею предположить, какого рода литература помогла ему, однако то, что он рассказал мне, вряд ли можно отыскать в школьной библиотеке. Оказывается, моя мама, узнав о Пророчестве, стала искать дополнительный способ защитить меня. Уж где она отыскала информацию о подобной магии - тайна, которую я никогда не узнаю, но то, что она сделала…
Ещё со времён Создателя существует сложнейший магический обряд, проведя который мать может даровать защиту своему ребёнку от любого проклятия, в том числе и от Непростительных заклинаний. Только цена подобной защиты - жизнь матери в обмен на жизнь ребёнка. Какая бы опасность ему не грозила, он выживет - более того, защита продолжит действовать даже после смерти матери.
Именно поэтому она произносила эти пугающие слова о том, чтобы он забрал её жизнь, но только не мою. Именно поэтому я выжил после Авады Кедавры, даже когда мама уже была мертва. Я отчётливо помню слова Дамблдора о том, что «Лили была не только сильной волшебницей, но и самой настоящей матерью, которая любила тебя без оглядки и, не раздумывая, отдала свою жизнь».
Что касается Волдеморта, здесь вопросов стало хоть не намного, но меньше. Активность Пожирателей, утаивание правды Министерством - всё это говорит о том, что Тёмный Лорд не исчез бесследно. По словам директора, он изучил огромное количество информации о перемещении магической энергии в другое тело, и информация эта неутешительная. Как оказалось, сильное волшебство, в том числе и мощная магическая защита, может обратить заклятие против того мага, которым оно было послано. Последствия могут быть самые разнообразные - в зависимости от того, какое заклятие маг использовал. Так, большинство боевых заклинаний могут отражаться от жертвы, как от Протего. В случае с Непростительными всё значительно усложняется. Проблема только в том, что история за всё время существования волшебников не знала подобных случаев. Я первый, кто выжил после Авады Кедавры.
