Your Personal Boggart - Заставь меня жить
Я слышу себя, словно со стороны, и поражаюсь тому, как спокойно и ровно звучит моя речь. Нехорошее предчувствие, что со мной что-то не так, поселяется в душе, особенно когда я читаю чистейшей страх в лицах друзей. Мерлин, нет, только не это. Если сейчас всё вернётся к тому периоду, когда меня боялись собственные друзья…
Я не вынесу.
Чьё-то прикосновение мягко вытягивает из прострации. Подняв уплывающий взгляд, я смотрю на Джинни и не могу понять, зачем мне надо куда-то идти. Наконец, девушка разочаровывается во всех попытках достучаться до меня и настойчиво тянет на себя, заставляя подняться на ноги. Когда мы вчетвером покидаем башню и начинаем спуск по лестнице, Джинни берёт меня под руку с одной стороны, а Гермиона - с другой. Рон идёт немного впереди и постоянно оборачивается, кивая в знак согласия со словами девушек. Правда, я плохо воспринимаю информацию из-за того, что впервые с того момента, как я попал во власть видения, понимаю природу своих мыслей и чувств.
Тишина. Такая же, как в кабинете Снейпа. Внутри себя я не слышу ровным счётом ничего, кроме гула пугающей тишины. Всё замирает в ожидании либо спасения, либо катастрофы, от которой мне попросту не удастся скрыться.
Мы оказываемся на улице. Я теряю ощущение времени и только по солнечному диску, медленно приближающемуся к водной глади озера, могу понять, как долго мы находимся на свежем воздухе. Девочки догадываются, что сейчас мне бесполезно что-либо говорить, поэтому они просто молчат, устроившись на высоком камне и закутавшись в тёплые мантии. Рон спускается к кромке воды, где снег неумолимо тает, смешивается с грязью и илом, неприятно чавкает под ногами. Осторожно, стараясь не поскользнуться, подхожу к другу. Он выбирает плоские камешки и бросает их в озеро под особым углом. Слегка прищурившись от солнечных лучей, я смотрю на круги, плавно расходящиеся от тех мест, где камешек коснулся поверхности воды.
- Они переживают за тебя, - подаёт голос Рон. - Особенно Джинни.
Встрепенувшись, как воробей, перевожу взгляд на друга. Он совершенно серьёзен, усыпанный веснушками лоб пересекается двумя неглубокими полосами мимических морщин, а прямой взгляд из-под подсвеченных солнцем светлых ресниц выражает уверенность и настойчивость.
- Друг, ты очень дорог нам. Если плохо тебе, то плохо и нам. Не держи всё в себе, тебе есть, с кем поделиться своими переживаниями.
Я вдыхаю и задерживаю дыхание, оборачиваюсь на девочек, взявшихся за руки. Заметив моё внимание, они улыбаются тепло, но с лёгкой грустью.
Что-то вздрагивает в районе солнечного сплетения, поэтому я спешу отвернуться. Глядя во все глаза на мягко сияющее солнце, долго борюсь с колючим комом в горле и только потом очень тихо произношу простое:
- Спасибо вам.
* * *
Около четырёх часов этого же дня происходит ещё один инцидент. Девочки заканчивают домашнюю работу, Рон долго уговаривает меня на одну шахматную партию, но я отказываюсь, мотивируя это тем, что хочу прогуляться (при этом не обходится без обещания, что я в порядке и вполне могу ходить по замку в одиночестве).
Завтра начнётся очередная учебная неделя, и, возможно, я смогу хоть как-то отвлечься от невесёлых мыслей. Сейчас же, ничем не занятый, я хожу по длинной галерее, которая огибает круглый дворик у подножия башни Хаффлпафа. Солнце, наполовину скрывшееся за горизонтом, заливает галерею и дворик ярко-оранжевым светом, поджигающим рыхлый и смешанный с грязью снег, стройные колонны отбрасывают длинные тени цвета тёмного янтаря. Тут и там виднеются студенты, похожие на жуков в чёрных мантиях и полосатых шарфах. Гул их голосов также похож на жужжание вышеупомянутых насекомых. Это сравнение вызывает у меня короткий смешок и на какое-то время отвлекает от изучения Карты Мародёров, с которой я отныне не расстаюсь. Сложив её пополам, прислоняюсь плечом к колонне, с лёгкой улыбкой наблюдаю за двумя юными учениками, которые прячутся за одним из каменных драконов, украшающих вход в замок, и намереваются подбросить маленькие бомбочки-шутихи группе щебечущих девочек. С громким хлопком бомбочки взрываются, пускают голубоватый дым и золотые искры, девочки дружно вскрикивают и бегут врассыпную, а «нарушители покоя», смеясь, проворно скрываются за дубовыми дверьми замка.
Усмехнувшись, я уже хочу вернуться к Карте, как замечаю профессора Трелони в конце галереи. Закутанная в свои многочисленные шали, она рассеянно озирается по сторонам, а на её лице застывает самая меланхоличная улыбка, какая только может быть у человека.
Я приветствую её, когда она проходит мимо меня, и даже успеваю подумать, как хорошо, что Прорицание было так давно. Профессор застывает на одном месте, внезапно встревоженный взгляд из-за толстых линз массивных очков останавливается на моём лице. На душе мгновенно становится нехорошо, особенно когда она начинает произносить невероятные вещи абсолютно замогильным голосом:
- Твоя аура всколыхнулась, мальчик! Я помню тебя, да… - она подходит ближе и внезапно вцепляется в мою руку повыше локтя. - Ты - Гарри Поттер, конечно, я знаю тебя. Твоя аура слабеет, я вижу, как медленно и неумолимо её покоряет тьма - часть того, кто гораздо сильнее и могущественнее, кто превзошёл всех, но пропал, оставив этот знак!
В животе что-то резко подпрыгивает и замирает в состоянии невесомости, когда трясущийся палец, украшенный вычурным перстнем, замирает на уровне моего лба, а сама Трелони продолжает вещать:
- Ты не сможешь ей сопротивляться, она поглотит тебя, потому что только Тёмный Лорд…
Окончание её пылкой речи прерывается недовольным голосом профессора МакГонагалл. Моргнув, в оцепенении смотрю на своего декана, которая что-то выговаривает Трелони, слегка заторможенной на вид, как если бы её резко вырвали из состояния транса.
- Поттер, вы в порядке? - интересуется Минерва, а я не сразу реагирую на вопрос, так как нахожусь в ступоре после подобных «пророчеств», но, опомнившись, вяло киваю.
Наградив меня взволнованным взглядом, профессор уводит Трелони в неизвестном направлении, а я обескуражено оседаю на резное ограждение, бездумно водя кончиками пальцев по холодному камню. Я знаю, что не стоит принимать слова безумной прорицательницы на безоговорочную веру, тем более, всем известна её страсть к фатализму, но она говорила так, как если бы часть Волдеморта жила внутри меня.
Жила, поглощала, убивала.
Но ведь собственные чувства не могут обманывать. Я изменился, и изменился не в лучшую сторону. Во мне будто появилось что-то инородное, злое и беспощадное, что порой берёт верх над всеми остальными ощущениями и застилает глаза белой пеленой ярости. А лопающиеся стаканы? А змея, чьими глазами я могу видеть? Это пугает и настораживает.
