Омега для Омеги
— Любопытно, — сказала, я разглядывая шнурки на кроссовках.
— О чем ты, Нелли? — гневно прошуршал рядом Руфус.
Ему действительно интересно, о чем я задумалась или его просто бесит, что не может угадать мои мысли и эмоции? И как же часто я слышала этот вопрос от отца. О чем ты, Нелли? А о чем я? Я подняла взгляд на мужчину и моргнула. Хренов Альфа. Рядом с ним ошейник начинает меня утягивать во внутренний диалог с самой собой и могу часами им наслаждаться.
— Во что же они тебя превратили, — охнул мужчина.
— В человека, — я нервно почесала шею.
— Где же ты таких людей видела? — Альфа сощурился. — В психиатрической лечебнице?
— Нет, там не бывала, — я пожала плечами. — Кстати, в некоторых странах сатириазис и нимфомания тоже считается психическим отклонением.
— Сатириазис?
— Мужская гиперсексуальность, — я пробежалась пальцами по петелькам правого рукава. — От слова сатир.
— И к чему это ты мне говоришь? — подрагивающим от гнева спросил Руфус.
— К тому, что любвеобильность Омег — это патология, и ее тоже кое-где лечат в психиатрических лечебницах, — я скучающе взглянула на него. — В том числе и электрошоковой терапией, а раньше проводили лоботомию.
— Вот тебе и провели лоботомию, — мужчина скривился. — Ты бы видела себя сейчас.
— А ты не смотри.
Руфус протянул руку к ошейнику на моей шее и я медленно отступила от него на несколько шагов, не спуская с его мрачного лица глаз:
— Держите руки при себе, мсье.
Альфа удивленно взрыкнул и отвернулся от меня. Я знала, что только Старейшина может снять тонкий обруч с шеи и даже самому альфачному Альфе не под силу его сломать и растянуть. Я просто не хотела, чтобы гадкий и мерзкий Полуночный Клык касался ошейника. Или меня. Пусть трогает своего Омежку, которого купил, словно раба на рынке. Какая дикость! И как кто-то смог продать родную кровь на поругание страшному дядьке со злыми глазами?
— Нелли, — меня вырвал из омута бурлящего возмущения тихий голос. — Ты чего?
Руфус куда-то испарился и передо мной под светом луны стоял обеспокоенный Оливер, который мягко и дружелюбно улыбался. В ночи его глаза сияли инфернальными голубыми огоньками. Я уже и забыла, что у некоторых оборотней в тревоге или злобе подсвечивается радужка. Какая жуткая жуть.
