Развод. Зона любви (СИ) - Соболева Ульяна ramzena

Развод. Зона любви

Ульяна Соболева

Пролог

Предательство — это не удар. Это не мгновенная боль, от которой кричат. Это тишина. Глухая, липкая тишина, которая обволакивает тебя, медленно разъедая изнутри.

Сначала ты не веришь. Ты смотришь в глаза тому, кого любила, ждёшь объяснений, оправданий, чего угодно — только не этого молчания. Но он молчит. Ты зовёшь его по имени, но он отворачивается, будто тебя больше нет.

В этот момент ты умираешь. Не полностью, нет. Всё сложнее. Ты остаёшься живой, но та часть тебя, что верила в любовь, больше не дышит. Это медленная смерть. С каждым вдохом в груди становится пусто.

Я сам недавно узнал. Мне жаль.

Эти слова звучат в голове снова и снова, как плёнка, застрявшая на одном кадре. Мне жаль. Он не сказал: Я боролся за тебя. Я верю тебе. Я не позволю им это сделать. Он просто сказал жаль — и отдал меня чужим людям, словно выбросил ненужную вещь.

Наручники обжали запястья, холодный металл впивался в кожу, но это была не самая сильная боль в тот момент. Настоящая боль — это их взгляды. Марины, Славика. Дети, которых я любила больше жизни, смотрели на меня так, будто я враг. Будто я их предала, хотя предали меня. Я пыталась найти их глаза, шептала: Пожалуйста, поверьте мне. Но они уже не слышали меня.

Я помню каждый их взгляд, каждую тень разочарования на лицах, каждую слезу. Это не забывается. Ты засыпаешь с этим, просыпаешься с этим. Ты смотришь в потолок, думая: Что я сделала не так? Почему моя любовь не спасла нас?

Иногда я думаю, что легче было бы умереть тогда, в тот вечер. Но меня заставили жить. Жить с этим молчанием внутри. Жить с пустотой там, где раньше был дом, семья, он.

Иногда я даже боюсь дышать слишком глубоко. Боюсь, что эта боль разорвёт меня изнутри.

Глава 1

Сегодня мне исполнилось 45.

Я стою у зеркала, медленно провожу пальцами по ткани светло-кремового платья. Оно струится по фигуре мягко и изысканно — именно так, как я хотела. Виктор всегда говорил, что в этом цвете я выгляжу, как королева. Я улыбаюсь, поправляю прядь волос за ухо и произношу вслух:

— Королева.

Мой голос звучит почти уверенно. Почти.

Из кухни доносятся голоса детей, и я невольно задерживаю дыхание, прислушиваясь. Марина смеётся, шутит над чем-то, а Славик бурчит в ответ, как всегда. Они дома. Мои дети. Моя семья. На секунду я закрываю глаза и пытаюсь зацепиться за это чувство. Это мой день. Сегодня я должна чувствовать себя счастливой.

Но внутри что-то холодное шевелится и не даёт покоя. Ком в груди всё растёт, хотя я пытаюсь его задавить. В последние недели Виктор был странным. Сначала это были мелочи: короткие ответы, быстрые поцелуи в щёку, которые даже не касались кожи. Потом он перестал держать меня за руку, когда мы ложились спать. Когда я наклонялась обнять его сзади на кухне, он отодвигался. Я думала, что это усталость. Проблемы на работе. Мы же вместе столько лет — не может быть иначе.

Я помню вчерашний вечер. Я вошла в кабинет, а он быстро выключил экран ноутбука и встал, как будто я застала его за чем-то запретным.

— Что ты там делаешь? — спросила я, пытаясь говорить легко.

— Ничего важного, — ответил он слишком быстро и потянулся к телефону. — Просто дела.

Мне показалось, что я больше не знаю этого мужчину. Я вышла из комнаты, но сердце билось так быстро, что мне пришлось сесть в коридоре и положить ладонь на грудь. Я была уверена, что это пройдёт.

Но это не прошло. И сейчас, стоя у зеркала, я чувствую, как что-то надвигается, как шторм на горизонте. Я боюсь поверить своим мыслям.

Может, он разлюбил меня?

Нет. Нет, я не позволю этим мыслям разрушить сегодняшний вечер. Я глубокий вдох, ещё один. Сегодня всё будет хорошо.

Марина появляется в дверях, прислонившись к косяку с бокалом вина в руке. Она уже взрослая женщина, но в её улыбке я всё ещё вижу ту маленькую девочку, которая однажды принесла мне букет ромашек из сада, сказав, что я её самая красивая мама.

— Мам, всё готово, — говорит она. — Славик уже открыл вино. Пойдём. Сегодня твой день.

Я улыбаюсь ей, хотя в груди всё так же холодно. Я не покажу ей, что боюсь. Я мать. Мать всегда должна быть сильной.

— Пойду, — шепчу я и делаю последний взгляд в зеркало.

Соберись. Ты сделала всё, чтобы этот день стал идеальным. Пусть он будет таким.

Марина подходит ко мне ближе, кладёт руку мне на плечо:

— Мам, ты уверена, что всё в порядке?

Она чувствует это. Чувствует, что внутри меня что-то трещит. Я вижу это в её глазах.

— Всё хорошо, дорогая. Просто немного устала. — Я сжимаю её руку и пытаюсь передать ей тепло, которого самой не хватает.

Марина кивает, но перед тем, как выйти из комнаты, бросает на меня долгий, задумчивый взгляд.

Когда я остаюсь одна, я снова смотрю на своё отражение.

Ты Анна Брагина. Ты успешная женщина. Ты прожила 25 лет в браке с мужчиной, которого любишь. Ты построила дом, вырастила детей, и сегодня твой день. Ты заслуживаешь счастья. Слышишь меня? Ты заслуживаешь счастья.

Но чем дольше я смотрю на своё лицо, тем больше мне кажется, что эта уверенность — лишь тонкий слой, который может треснуть в любой момент.

Я смотрю на бокал в своей руке, вижу, как тонкая золотистая жидкость лениво катится по стенкам, и делаю глубокий вдох. Этот вечер должен быть идеальным. Дети смеются, свечи горят, на столе блюда, которые я готовила с любовью. Это мой день. Я заслуживаю счастья.

Я поднимаю бокал. Рука дрожит едва заметно, но я быстро сжимаю стекло крепче. Взгляд на Виктора. Он рядом, как и всегда. Мой муж, моя опора, мой дом.

— Хочу сказать несколько слов, — мой голос звучит ровно, но внутри меня всё словно на тонкой грани, где одна неверная эмоция может сорваться в крик. Я сглатываю и продолжаю:

— Мне было 18, когда мы поженились. Почти вся моя жизнь прошла рядом с тобой. И я благодарна за это. Я люблю тебя.

Виктор кивает, но глаза не поднимает. Он смотрит куда-то в тарелку с рыбой и молчит. Его лицо спокойное, но слишком пустое. Как будто это не слова обо мне и не слова о нас. Я знаю его слишком хорошо, чтобы не почувствовать это отчуждение. Я пытаюсь говорить дальше, но ком в горле становится всё больше.

— Мы вместе преодолели столько трудных моментов. Бывало тяжело, но мы всегда находили способ оставаться семьёй. Я горжусь нами. Я горжусь тобой, Виктор. Мне сорок пять, а я чувствую как будто мне двадцать.

Я улыбаюсь, но эта улыбка больше похожа на маску. Дети аплодируют, Марина слегка трёт мне руку, как будто хочет поддержать, но я замечаю, как её глаза косо косятся в сторону отца. Она тоже чувствует это — что-то не так.

Виктор кивает ещё раз, бросает короткий взгляд на меня, но сразу же опускает глаза обратно в тарелку. Я замечаю, как его рука скользит к телефону под столом. Он быстро проверяет экран, почти незаметно. Почти. Но я вижу всё.

Это уже не случайность. Это бьёт меня в самое сердце.

Я сжимаю зубы, чтобы не спросить: «Что там, Виктор? Что может быть важнее меня?» Я молчу, потому что, если я заговорю, то потеряю контроль. А если я потеряю контроль, я уже не смогу остановиться.

— Мам? — тихо спрашивает Марина, наклоняясь к моему уху. Её голос — это едва слышимый шёпот, но в нём столько тревоги, что у меня внутри всё переворачивается. — С папой всё в порядке?

Я делаю вид, что её вопрос не задел меня, хотя от этих слов у меня сдавливает грудь. Я боюсь, что сейчас взорвусь. Я беру её за руку и мягко сжимаю. Улыбаюсь так, как умеют только матери, когда не хотят, чтобы их дети знали, что внутри всё рушится.

— Конечно, всё в порядке. Просто по работе звонят.

Она не верит. Я вижу это в её глазах. Она знает меня слишком хорошо. Но я держусь, потому что не могу позволить ей увидеть мои трещины.