Летний дворец - К. С. Пакат

К. С. Пакат

Летний дворец

Дэймен спрыгнул с коня с необычайной легкостью. С новообретённой легкостью. Едва его сандалии коснулись земли, прошлое всколыхнулось в нём. В последний раз, когда он был здесь — девятнадцатилетним подростком — это было время славной охоты, когда днём он со страстью предавался спортивным потехам, а ночью, с не меньшей страстью — плотским усладам, кувыркаясь — в постели или на арене, с рабом или с молодым борцом — бросаясь во всё с жадностью юности.

Спешившись на окаймлённой цветами площадке, он отметил, что всё здесь осталось точно таким, как он помнил. Аромат цветов, чистейшего воздуха с тонким сладковатым оттенком душистой смолы смешивался с едва уловимым запахом самой земли; здесь начинался пологий подъём, ведущий к первому из входов — арке из переплетённых ветвей, за которой открывался сад.

Дэймен снова ощутил, как его накрывает волной острых пьянящих желаний, тех же, что за несколько миль до места заставили его оторваться от королевской свиты и, пустив коня в галоп, скакать в полном одиночестве вперёд так быстро, как ему хотелось — отчаянно хотелось.

Он бросил поводья слуге, коротко приказав: «К восточному источнику», и продолжил свой путь, раздвигая свисающие почти до мраморных плит ветви мирта, к садовой террасе, где, устремив взор вдаль, стояла одинокая фигура. Вплоть до самого горизонта открывался вид на море, бескрайнее и синее.

Дэймен тоже смотрел — но лишь одно притягивало его взгляд: он любовался, как морской бриз играет прядью светлых волос, как белый хлопок касается бледной, прохладной от свежего ветра кожи. Ощущение безмерного счастья затопило его, ускоряя пульс. Какая-то часть сознания бестолково мучилась вопросом, что за встреча ждёт его: столь ново было это приятное волнение влюблённого. Было восхитительно просто смотреть на него, когда он думал, что за ним не наблюдают; слышать, как родной голос произносит с такими знакомыми волевыми нотками:

— Доложите мне, как только король прибудет, я хочу узнать об этом немедленно! — Сердце Дэймена восторженно встрепенулось.

— Это не слуга.

Лорен обернулся.

Он стоял прямо перед ним. Ветерок играл его волосами и развевал полы хитона. Тот, что был надет на Лорене, был средней длины, как носят юноши. На Иосе он носил только виирийские одежды, возможно, из-за слишком чувствительной кожи, которая не загорала на солнце, а лишь краснела и затем обгорала. Эта ветреная версия его была новой и восхитительной. Он не надевал акиелосских одежд с… с переговоров в Твердыне Королей и последовавшего за ним процесса — два дня и две ночи в тех же лохмотьях, он спал в них, стоял на коленях рядом с ним, пока его одежда не пропиталась кровью Дэймена.

— Я смотрел на дорогу.

— Здравствуй, — сказал Дэймен.

Позади Лорена открывался вид на береговую линию, где с лёгкостью можно было заметить прибытие многочисленной свиты Дэймена, но не его приближение — одинокий всадник, всего лишь крошечное пятнышко, быстро движущееся в облаке пыли. Щёки Лорена чуть зарделись, от летней ли жары или от нечаянного признания, неизвестно.

Находиться здесь было крайне неосмотрительно. Лорен ещё не взошёл на трон, и правительство Акиелоса было нестабильно, с его новыми наместниками и придворными, набранными после зачистки тех, кто оказался причастен к предательству Кастора. Во дворце на Иосе им удавалось улучать моменты, когда они оставались наедине, как тайные любовники: на закате ли, или в сумерки, в саду, или в спальне, когда по утрам Дэймен просыпался с уютно пристроившимся к нему Лореном. Временами в этом ощущалось нечто сюрреалистичное: было настоящим чудом то, что вновь зародилось между ними, несмотря на суровые реалии тех дней и тяжело дававшиеся решения.

Сейчас это ощущение чуда снова охватило его.

— Привет, — сказал Лорен, и Дэймен внезапно ужаснулся от мысли, как близки они были к тому, чтобы лишиться всего этого. — Прошло столько времени, я забыл, каково это. Напомни.

— Мы оба здесь. У нас есть время, — сказал Дэймен.

— Правда? — спросил Лорен.

— Тебе идёт, — Дэймен не смог удержаться, чтобы не провести пальцем вдоль края хитона Лорена, от застёжки на плече и вниз поверх ключицы, наискось прикрывавшего грудь.

— И устроено всё просто.

Дэймен думал об этом — о том, чтобы отцепить золотую застёжку на плече Лорена. Белая ткань не соскользнула бы полностью, а собралась бы складками на талии, где Дэймену осталось бы лишь распустить тонкий пояс.

Конечно, они были не одни. Целая команда домашней прислуги была послана вперёд, чтобы открыть дворец к их приезду: проветрить помещения, застелить постельное белье, залить масло в лампады, принести вина из погреба, срезать свежих цветов, почистить и отнести на кухню только что пойманную рыбу… и, кроме того, естественно, у Лорена была и собственная свита. Но здесь, посреди сада, казалось, будто лишь пение птиц и стрёкот цикад — их единственная компания.

— Мне знаком механизм, — тихо произнёс Дэймен на ухо Лорена. — Я хочу делать всё не спеша. О, ты ведь помнишь.

— Меня провели в мои комнаты, оттуда тоже вид на море, как здесь. Они оставили там для меня эту одежду, и я подумал о твоём скором прибытии. Я думал о том, каково это, быть здесь, с тобой.

— Вот так, — сказал Дэймен. Он поцеловал открытое плечо Лорена, а затем поднялся выше, оставляя ленивые поцелуи вдоль его челюсти.

— Нет, я… думать о тебе и быть с тобой — разные вещи; ты становишься всё сильнее, всё более…

— Продолжай, — Дэймен испытал прилив чистого наслаждения и рассмеялся, уткнувшись ему в шею.

— Заставь меня замолчать, — простонал Лорен. — Я сам не знаю, что говорю.

Дэймен приподнял его голову и нежно поцеловал Лорена, отмечая, как мило его щёки вспыхнули румянцем, а кожа казалась словно бы пропитанной летним теплом. Он почувствовал, как руки Лорена скользнули вверх по его спине — это инстинктивное прикосновение было чем-то новым, вернее, совсем недавним; как и новое выражение в глазах Лорена.

Недели, что он провёл прикованным к постели, были отвратительными: о первых днях у Дэймена остались лишь нечёткие воспоминания, а за ними последовала выматывающая терапия под присмотром врачей. Было невыносимо не иметь сил подняться. Было ужасно хромать. Было омерзительно питаться одним бульоном.

О том, что произошло в купальнях, он помнил лишь обрывками: вот появляется Никандрос, один, с совершенно бледным лицом. Лорен — по локоть в крови Дэймена. Кастор мёртв. Сам Дэймен распростёрт на земле. Голос Лорена приобретает напрочь лишённые эмоций,