Наталья Якобсон - Живая статуя

— Что ты собираешься делать? — вдруг прозвучал настороженный голос за моей спиной.

Я резко обернулся, все так же сжимая в руке нож.

Флер уже не лежала, как безвольная кукла, она сидела на краешке стола и опасливо косилась на череп с мерцающими глазницами. Ее слабая рука откидывала волосы с лица.

— Ты хочешь убить меня? — она, как загипнотизированная, уставилась на лезвие. — Значит, это правда — ты убийца.

Что она такое говорит? Разве не видит, что мой рукав закатан, вены обнажены, и нож занесен над ними, а не над ее шеей?

— Я не хотел причинить тебе зла, — только и смог выговорить я, слишком удивленный тем, что вижу ее живой.

— Но причинил, — она встала и огляделась по сторонам, заметила летучих мышей под потолком и заслоненные окна.

— Что это за место?

— Это проклятое место, — отозвался я, все еще ломая голову над тем, как такое могло случиться, как из мертвой она могла стать живой в один момент. — Точнее, одно из моих проклятых мест. Я не хотел приносить тебя сюда, но так вышло.

Я не сказал ей, что в миг безумия готов был ради нее пойти на преступление против своих же законов.

— Ты сумасшедший, — Флер, наконец, удалось заправить непослушные волосы за уши, она смотрела на меня, спокойная и неожиданно величественная, как королева. Она не обвиняла и не оскорбляла, а только констатировала факт. — Ты — безумец, Эдвин.

— Я знаю! — я спрятал руки за спину, чтобы она не видела нож, и чтобы его лезвие не напоминало мне о собственном опрометчивом поступке. Я ведь чуть было не сделал этого, чуть было не вскрыл себе вены напрасно. Тогда бы моей вытекшей крови хватило на то, чтобы спалить этот дом и, наверное, еще соседний. Тогда бы поднялся переполох на всей улице, а только этого нам и не хватало.

Флер расправила платье, проверила на месте ли ее украшения: серьги, колье, браслет из крупных сапфиров. Перчатки у нее не было, и поэтому она прятала одну руку в складках атласа за спиной. Ее волосы сияли в темноте, непричесанные и густые, как у сирены. Впервые Флер показалась мне неземным созданием.

— Ты не должна говорить мне о том, что я ненормален, я и так об этом отлично знаю, — сказал я ей без упрека или назидательности, это было всего лишь откровение, первое честное признание между нами, без шуток и без лжи. Ну вот, еще чуть-чуть, и я признаюсь ей в том, что я — дракон. — Не ищи во мне сходства с другими людьми, я не могу вести себя так, как они, потому что во мне нет ничего общего с ними. Все, кого ты видела до сих пор, зрители, дворяне, актеры, просто встречные, все они лишь составляющие части того, что принято называть человечеством. Так вот, я к нему не отношусь.

— Мне все равно, кто ты, — Флер особенно выразительно подчеркнула два последних слова и пристально посмотрела на меня. — Какая разница, кем ты себя называешь. Не это имеет для меня значение, а то, что ты хотел убить меня.

— Повторяю, я не собирался тебя убивать, — выкрикнул я, теряя терпение.

— Тогда что же ты собирался делать? Зачем тебе нож? Откуда здесь этот череп и книга?

Символы в ней все еще вспыхивали, как алые звездочки, словно обличая своего хозяина в том, что он колдун. Других свидетельств было не надо. Я виновато опустил голову.

— Это мой слабость, мой порок. Ты же не станешь осуждать меня за то, что я хочу быть магом. Возможно, по твоему мнению, все аристократы на досуге забавы ради играют в черную магию. Будем считать, что я пошел чуть дальше них и стал практиковаться не понарошку, а взаправду.

— Почему я должна тебе верить? — она попятилась от меня к двери и при этом продолжала пугливо следить за мной, будто я, и вправду, мог кинуться на нее и перерезать ей горло.

— А с какой стати я должен верить тебе? Ты ничего о себе не рассказала? Ты тоже можешь оказаться, кем угодно: убийцей, ведьмой, скрывающейся преступницей, или ангелом, посланным свыше, чтобы покарать меня. Скажи Флер, ты — посланница справедливости, ты явилась ко мне, чтобы свершить возмездие. Что полагается мне за все мои грехи?

— Не разыгрывай меня, — она положила пальцы на ручку двери, но вдруг передумала, присела прямо на пол и прижала руки к груди, чтобы согреться.

— Там холодно, я не могу уйти без накидки, — обиженно, как ребенок, надулась она. — А ну-ка отдавай мне свой плащ, ведь это по твоей вине я очутилась так далеко от дома, значит, ты мне обязан.

Я рассмеялся, тихо, звонко, облегченно. От такого смеха в самом мрачном жилье может стать радостней. Она меня простила, иначе не стала бы разговаривать в таком тоне. Если ей что-то от меня надо, значит, еще не все мосты между нами сожжены.

— Вставай, — в один миг я очутился рядом и протянул ей руку. Она не успела уловить взглядом движения призрака и недоверчиво посмотрела на мою ладонь, но потом все же оперлась о нее и поднялась. Она все еще казалась мне невесомой.

— Закрой свою книгу! — попросила Флер. Я взмахнул рукой, и увесистый том, испещренный пылающими в темноте знаками, с шумом захлопнулся.

— Теперь ты довольна? — примирительно спросил я.

— Я была бы довольна, если б никогда не увидела этого места, — тут же парировала она и отвела взгляд в сторону, так, словно на меня не стоило даже смотреть. Ну вот, из кумира я превратился во врага. Это задело меня за живое, но я вонзил до боли ногти в ладони и промолчал. Не стоит усложнять ситуацию ссорами или долгими, пугающими признаниями. К тому же, я уже совсем не хотел рассказывать ей всю правду о себе. Пусть просто думает, что я необычен, но не догадывается насколько.

— Так мы помирились? — я откинул мягкие пушистые волосы со лба Флер, но она даже на меня не посмотрела. Ее взгляд уставился куда-то в пространство, будто она видела на столе для опытов танцующих фей, которых не мог увидеть даже я.

Я щелкнул пальцами, чтобы привлечь ее внимание. Флер вздрогнула, как от удара, и повернулась ко мне.

— Давай же, коломбина, уже давно пора очнуться.

— От чего? От смерти? От вечного сна? — вызывающе спросила она и тут же поспешно добавила. — Только не подумай, что я злюсь.

— Так, значит, мир? — я протянул ей руку для пожатия.

— Мир, — кивнула она несколько озадаченная тем, что я предлагаю ей всего лишь пожатие рук, а не поцелуй. Наши пальцы переплелись всего на миг. Казалось, что скользкие тонкие пальчики Флер готовы вцепиться, как ножки осьминога, в мою руку и не отпустить уже никогда. Не таким цепким бывает пожатие друзей.

Я отстранился первым и посмотрел на девушку издали. Ее волосы тоже казались паутиной, из которой не выпутаться, слишком длинные, густые и сияющие, они, как плащаница, укрывали ее хрупкое тело. В ее хрупкости было что-то трогательное и обманчивое.