Когда родилась Луна - Сара А. Паркер

― Я слышал, вы с Вейей не поладили, ― говорит Пирок, затем берет орешек в медовой глазури из одной из трех терракотовых мисок с закусками, которые он заказал вместе с первой порцией медовухи, и подбрасывает в воздух. Ловит его ртом.

― Я была голодна, ― говорю я, снова устанавливая мусат на стержень и пытаясь разжать пальцы так, чтобы он не упал. ― Она ела фрукт у меня на глазах.

― А-а-а…

Я убираю руку, медленно…

Медленно…

― Думаю, она бы тебе понравилась, если бы ты узнала ее получше.

― Придется поверить тебе на слово, ― отвечаю я, не утруждая себя упоминанием о том, что не собираюсь оставаться здесь достаточно долго, чтобы это выяснить. Приятный город, счастливые жители. Я признаю, что ошибалась. Но я по-прежнему испытываю страстное желание ударить Рекка Жароса в грудь и вырвать его сердце, и это желание зудит в моих костях, как рой морозных мух.

Я беру камень, поднимаю его, а затем резко опускаю. Мусат укатывается по столу под звук моих резких ругательств, а Пирок хихикает, напрашиваясь на преждевременную смерть.

― Может поможешь? ― рычу я, размахивая закованной в манжет рукой, а другой ловя мусат.

Покачав головой, он поднимает свою кружку и осушает ее до дна.

― Эта штука на тебе не просто так, я уверен, ― говорит он, вытирая губы тыльной стороной загорелой руки.

― Возможно, это как-то связано с тем, что я откусила палец Рекку Жаросу, ― бормочу я, хмурясь, когда с неба доносится оглушительный грохот, от которого, кажется, сотрясается воздух.

Я выглядываю в открытое окно справа от себя, окидывая взглядом живописный Лофф, покрытый рябью от ветра. Поскольку это заведение расположено среди валунов на восточном побережье Домма, у нас прекрасный вид на парящий город. А западный мыс, который продолжает притягивать мой взгляд, кажется лишенным цивилизации и полностью покрыт джунглями цвета ржавчины.

― Что там?

Тишина.

Я смотрю на Пирока, который теперь уставился на меня так, будто у меня выросла лишняя голова.

― Что?

― Ничего, ― говорит он, по его телу пробегает дрожь, вероятно, связанная с рассказом о пальцах.

Я поняла. Поначалу я чувствовала то же самое, но потом смирилась с этой мыслью.

― Он отгорожен стеной. ― Он показывает большим пальцем в том направлении. ― Там живет хьюлинг.

Я хмурюсь.

― Правда?

― Хочешь пойти проверить?

Я бросаю еще один взгляд в сторону мыса.

Вроде того.

― Я больше хочу снять этот наручник, ― говорю я, и Пирок встает.

― Еще выпьем за предстоящую долгую битву?

― Конечно. ― Я осушаю свою кружку ― медовуха представляет собой богатую смесь ароматов дымной огненной ягоды, пива и обугленного дерева. Не слишком сладкая и не горькая. Несомненно, самый вкусный напиток, который я когда-либо пробовала.

― Я расплачусь с тобой мелочью, которую получила за украденный подсвечник, ― говорю я, вкладывая пустую кружку ему в руку.

― Ты уверена, что не хочешь стакан воды? У этого напитка нет привкуса грязи, а щеки у тебя уже довольно румяные…

― Медовуху, ― бормочу я, возвращаясь к манжете и новой попытке. Сомневаюсь, что мой заказ будет готов до завтрашнего восхода, а значит, меня, скорее всего, сопроводят обратно в Имперскую Цитадель на предстоящий сон. ― Пожалуйста.

Единственный способ уснуть под одной крышей с его Императорским Высочеством, не сказав и не сделав какой-нибудь глупости, ― это напиться так, чтобы я не смогла встать с тюфяка. Обычно я не из тех, кто топит свои печали, но не вижу смысла бороться с приливом, который явно хочет погрузить меня в пучину бездумного забвения.

Я как раз снова выравниваю мусат, когда мое внимание привлекает движение снаружи ― с моего места открывается прекрасный вид на куполообразную смотровую площадку, расположенную на вершине горы далеко вверху. Над множеством массивных нор, вырытых в отвесной скале.

Уже дважды я видела, как один и тот же молодой саберсайт прыгает со скалистого плато, вырубленного в громаде Цитадели ― единственным украшением зверя является кожаное седло, возможно, он привыкает к ощущению чего-то, накинутого ему на спину.

Хотя и интересно наблюдать, как он проносится по небу в головокружительном танце, резвясь так, словно в его брюхе бурлит энергия, с которой он не знает, что делать, это не то, что мне нужно. Саберсайтов обычно не используют для перевозок, поскольку они не могут летать южнее Сумрака, рискуя замерзнуть до смерти. Они не переносят холод так же, как мунплюмы ― солнце, но я не собираюсь к солнцу.

Я хочу убраться подальше от него.

К счастью, в большинстве крупных городов есть запас очарованных, в общем-то спокойных молтенмау, достаточно обученных, чтобы доставить способных заплатить пассажиров в выбранный пункт назначения в сопровождении того, кто очаровал зверя. И вот этот молтенмау, который только что вынырнул из-за горного хребта, и несется по небу, пока ветер треплет его розово-красное оперение, с двойным седлом между пернатыми крыльями…

Это мой билет отсюда.

Массивный зверь опускается на плато, поворачивает голову, чтобы погрызть что-то под крылом, а Пирок задергивает шторы кабинки и устраивается на сидении напротив меня.

― Скажи, ― бормочу я, указывая мусатом в окно, ― там расположен городской вольер?

― Собираешься куда-то, Лунный свет?

Я резко поворачиваю голову, и сердце замирает в груди при виде Каана, откинувшегося на спинку сидения ― волосы собраны на затылке, выбившиеся пряди свисают вокруг его невероятно красивого лица. Он одет в черную кожаную тунику, которая облегает его тело, словно вторая кожа, линии подчеркивают широкий размах его мощной груди. Рукава туники обрезаны по широким плечам, а покрытые шрамами руки скрещены, и он наблюдает за мной, приподняв одну бровь.

Я набираю воздух во внезапно пересохшие легкие, наполняя их его обжигающим ароматом, который заставляет мое сердце учащенно биться.

― Хм? ― подбадривает он, и я понимаю, что сижу здесь и смотрю на него, зависнув в интенсивных волнах напряжения, прокатывающихся между нами, щеки пылают, пересохшие губы не могут произнести ни слова.

― Я…

Творцы, он словно лишил меня дара речи.

Куда подевался Пирок? Большой, подвыпивший буфер между мной и этим мужчиной был бы сейчас очень кстати.

― Я бы проспал весь сон, ― ворчит Каан, и я готова поклясться, что его глубокий, хриплый голос был создан самими Творцами, чтобы уничтожить меня. Чтобы изменить меня изнутри, превратив в безмозглую