Порхает мотылек в презренных небесах. Том 1 - Моргана Маро
Все любили Лу Янь, но она не любила никого, возможно, даже Синьсинь был ее игрушкой. Однажды познав любовь, которую у нее отняли вместе с нитью, она отчаянно искала тех, кто может вернуть ей позабытое чувство. Но нить судьбы дается один раз на всю жизнь, и она, как никто другой, это прекрасно знает.
⁂
Меч лежал на столе перед Мин Ханем. Тот самый меч, который он купил на Рынке и который оказался ржавым в руках брата. Не выдержав, он взял рукоять и резко вынул его из ножен. Сталь в свете лампы ярко сверкнула серебром, и воздух загудел от силы.
Небожитель уже собирался бросить меч в дальний угол комнаты, как вдруг застыл:
– Ты же…
Он замолк. Почему меч, что был ржавым в руках брата, тут же преобразился в руках Мин Ханя?
– Ты ведь понимаешь, что я не бог войны? – сокрушенно вздохнул он. – Я бог живописи, зачем мне меч?
Тихое гудение отдалось в ладонь, и меч уменьшился, став изящной кистью с черной рукоятью и серебряным ворсом.
Мин Хань слышал, что оружие из кости первого демона высоко ценилось среди богов войны. Его нельзя разрушить или затупить, а лезвие резало любой материал. Но разве оно могло принимать иной облик?
Пальцы с длинными красными коготками скользнули по плечам Мин Ханя, сплетясь на его груди, и над ухом раздался голос:
– Как интересно – этот меч признал тебя своим хозяином! А-Хань и правда забытая жемчужина на морском дне[139].
– Разве ты не покинула Небеса? – спросил небожитель, краем глаза уловив извивающуюся в воздухе алую ткань.
– Решила еще тут прогуляться, – улыбнулась Хуанъянь, положив подбородок на плечо Мин Ханя. – Не каждый день увидишь, как оружие из кости первого демона выбирает себе хозяина. Оно посчитало тебя достойным.
– Ты знаешь многих, кого так выбрали?
– Троих. Ты, генерал Юнь и Ян Лю. Остальные, хоть и владеют оружием из кости, так и не стали его полноправными хозяевами.
– И что мне с ним делать?
Ответа не последовало. Обернувшись, Мин Хань осмотрел пустую комнату – ни Хуанъянь, ни мотыльков. Что это было – ее искусная иллюзия или уставший разум небожителя?
Отложив кисть, Мин Хань взглянул на ночное небо, освещенное белоснежными листьями Цышань. Издалека слышалось пение и звуки музыки, хотя с неба еще не упало ни одной снежинки.
Надев доули, Мин Хань неуверенно замер на пороге. Его там не ждали, но он мог бы спросить у генерала Юнь, что ему делать с мечом из кости первого демона. Хранить у себя столь опасное оружие, которое может свести с ума, Мин Ханю не хотелось.
Спрятав кисть в рукаве, небожитель покинул дом и пошел, ориентируясь на звуки музыки. Над головой пролетали воздушные змеи и фонари в виде больших оранжевых рыб или лотосов. Ароматы мяса, фруктов и вина наполняли холодный воздух, маня за собой.
За тремя рядами столов, шумно переговариваясь и смеясь, сидели небожители. Здесь собрались все, кроме владыки и самого Мин Ханя, но никого это не волновало.
Перед столами расположилась сцена, на которой вырезанные из цветной бумаги человечки рассказывали историю подвигов одного из небожителей. Кто-то смотрел с интересом, кто-то равнодушно, кто-то и вовсе возмущался или смеялся.
Найдя генерала Юнь, что сидел среди других небожителей войны, Мин Хань неторопливо подошел к нему.
– А, Хань, неужели ты? – удивился Юнь Ин. – Что-то случилось?
– Могу я попросить у вас совет?
Юнь Ин тут же нахмурился и поспешил встать, уведя небожителя подальше от любопытных глаз.
– Хуанъянь здесь?
– Нет, – помедлив, ответил Мин Хань, протянув ему кисть. – Я был на Рынке и забрал меч из кости первого демона, однако он стал… этим.
Некоторое время Юнь Ин молча смотрел на кисть, не решаясь взять ее в руки. Его брови сошлись на переносице, а губы плотно сжались. Синие глаза генерала стали темными, словно вода на дне колодца.
– Кто-то еще знает, что это кость?
– Нет.
– То, что кость выбрала тебя, – уже хороший знак. Она не собирается вредить, однако я не понаслышке знаю, что есть демоны, которые желают заполучить такое оружие. Не отдавай им кость.
– Но… я ведь не бог войны. Что мне с ней делать?
– Ты найдешь ей применение. Из ныне живущих только двое владеют таким оружием.
– Вы и Ян Лю?
– Да, – с неохотой кивнул Юнь Ин. – Не будем об этом. Присоединяйся к празднику, пока на столах еще есть еда.
Место для Мин Ханя нашлось на самом краю, рядом с богами литературы и Ши Цином. Тот тут же положил ему столько еды, что она чуть не вывалилась через края чаши. Мин Хань не возражал, по крайней мере, отсюда он мог незаметно уйти, хоть на него и были устремлены заинтересованные взгляды других. Особенно Лу Янь. Она сидела рядом с Мин Ли. Они напоминали птиц-мандаринок. Прославленный бог войны, чьих храмов скоро станет больше, чем у генерала Юнь, и главная богиня брака. Есть ли пара на Небесах более удачливая, чем эта?
– Говорят, что на Небесах собраны одни таланты.
Услышав призрачно знакомый голос, Мин Хань обернулся. Представление на сцене сменилось, и один за другим стали показываться вырезанные из бумаги человечки, в которых можно было узнать небожителей.
– Взять того же генерала Юнь Ина! Один из первых богов войны! Доблестный воин, непревзойденный мастер оружия! Его заслуги живут в памяти людей, а для описания подвигов не хватит бумаги! – Боги согласно закивали, но оторопели при следующих словах. – А также трус, что бросил род Юнь умирать, когда те молили его о помощи!
Повисла тишина, лишь музыка продолжала играть, хотя духи в панике пытались зажать струны пальцами.
Творилось что-то неладное.
– А что насчет богини брака Лу Янь? – раздался насмешливый голос, и бумажный человечек сменился. – Прекрасная дева рода Лу, первая красавица всех трех Миров! Стоило ей стать небожительницей, как ее любовники умерли от горя, зарезав себя, а род Лу тут же пал. Лу Янь же отдала свою нить судьбы первому встречному, нашептавшему ей пару слов о любви!
Лицо Лу Янь стало мертвенно-бледным. Она, не моргая, смотрела на сцену, боясь шелохнуться. Лишь единицы знали, что слух о том, что Лу Янь потеряла свою нить, был правдой.
– Да кто себе это позволяет?! – воскликнул Ши Цин, поднявшись с места и указав сложенным веером на сцену. – А ну покажи себя!
– О, а это же единственный бог правды! – тут же послышался голос со сцены, и
