Сестры Ингерд - Полина Ром
Поднимать чужие земли, имея твердый запас не только зерна, но и золотых, значительно легче, чем начинать с горстью мелочи на пустом месте. Конечно, пока еще новые земли не могли покрыть прошлые долги, но за два года не появилось ни одного нового. А в следующем году при небольшой удаче уже возможно будет и вернуть часть вложенных денег.
Так что наша теперешняя поездка в столицу была сопряжена с весьма приятным событием: за создание школы художественной росписи Рольф должен был получить титул виконта. Думаю, такому королевскому решению очень помогло то, что новоявленного виконта не нужно будет награждать землями и деньгами: земель и так вполне достаточно, а деньги в виде налогов за оба баронства вносятся своевременно. Значит, и с золотыми запасами все отлично.
Сам Рольф был счастлив приобрести этот надел. В отличие от наших собственных земель, луга соседа славились не только размерами, но и качеством получаемого с них сена. Так что муж мой активно наращивал поголовье своих стад. А в городке, который теперь гордо наименовали Нордманбургом, появилась еще одна ткацкая мастерская. Пока крошечная, но планы у мужа были большими.
В общем-то, все в нашей с мужем жизни складывалось постепенно и ровно. Мы оба работали, но последнее время даже делами художественной мастерской больше занимался Рольф. Я же старалась делить свой день так, чтобы основное время доставалось детям. Они – моя самая большая радость и счастье.
Разумеется, как и всякая мать, в глубине души я была немножко «клушей». Меня пугало все, что могло угрожать их здоровью и счастью. Например, когда Рольф учил Алекса ездить верхом. Или когда забирал всех троих, усаживал в открытую коляску и возил по окрестностям, показывая детям их будущие владения и объясняя на доступном малышам языке, что, как и почему следует здесь выращивать.
-- …целый день на солнце! Рольф, они могли схлопотать солнечный удар!
-- Олюшка, радость моя, ты не можешь держать детей у своей юбки до самой старости, – Рольф улыбался, крепко обнимал меня, не позволяя вырваться, и целовал часто и быстро туда, куда ухитрялся попасть: в висок, в кончик носа или в мочку уха. Я недовольно брыкалась, но не по-настоящему, а просто давая мужу понять, что я недовольна.
-- Олюшка, они растут, они должны понимать, что и откуда берется. Вот мои родители, к сожалению, хоть любили и баловали меня, но про наши земли почти ничего не рассказывали. Так я и вырос неучем, солнце мое.
-- Ладно-ладно, подлиза… - я целовала мужа в ответ и сообщала: - Зато ты мой самый любимый неуч!
***
По пути в столицу мы, разумеется, остановились в замке графа Паткуля. Тем более, что нашу младшую Анетту я собиралась оставить под присмотром графини Анны. Пять с небольшим лет – не тот возраст, чтобы мотать ребенка по дорогам. Анетта прекрасно ладила с Лисанной, тем более что была младше всего на пять месяцев.
За эти годы Иоган приобрел небольшое брюшко, изрядное количество седины в волосах и бороде. Но дома оставался все таким же спокойным и надежным мужем, который ни в чем Анне не перечил.
Слишком долго задерживаться там мы не могли, тем более что и Алекс, и Жанетта, предвкушающие длительную поездку, без конца намекали, что готовы тронуться в путь хоть сейчас. Тем не менее хороший семейный ужин повторился дважды. Днем мы выбрали время с графиней и с удовольствием провели пару часов, болтая о своем, о женском и немножко хвастаясь друг перед другом успехами младших дочек. Однако утром третьего дня наш небольшой обоз отправился в путь.
В целом путешествие проходило вполне обычно и было значительно приятнее той тяжелой зимней дороги, по которой я когда-то ехала в незнакомые земли в качестве молодой жены. Пару раз мы останавливались в баронских домах, но иногда приходилось ночевать и под открытым небом. Алекс, уже практически догнавший отца ростом, со смешком отказался путешествовать в карете:
-- Ты бы, мама, еще паланкин для меня заказала! У меня такой прекрасный шанс вволю покататься на Злючке, что ни на какую карету я его не променяю.
Так что все общение и с мужем, и с сыном проходило у меня по вечерам. Нет, конечно, мы с Жанеттой видели их в окошко экипажа не один раз за день, но вот разговаривать на ходу было слишком неудобно.
Сильнее всего мне запомнился один из последних ночлегов за два дня пути от столицы. Еще утром небо начало хмуриться, и поднялся довольно неприятный ветер, который к полудню начал собирать тучи. После обеда похолодало, и заморосил мелкий гнусный дождик. Проселочная дорога, по которой мы ехали, на глазах раскисала. И часам к пяти-шести вечера измученные кони уже с трудом выдирали копыта из грязного месива.
Рольф постучал в стекло кареты и, дождавшись, когда я опущу окно, сообщил:
-- Олюшка, животные устали, но до города нам далековато. Мы можем остановиться или прямо здесь, — он указал рукой на маленькие грязноватые крестьянские хижины небольшого придорожного села. – Или же чуть дальше, за поворотом, в монастыре. Селянин говорит, что у них уже третий год есть гостиница для приезжих.
-- Я думаю, Рольф, стоит потерпеть до монастыря. Слишком уж маленькая эта деревушка. Боюсь, нам на все наше сопровождение просто не хватит места. А оставлять людей и коней в такую погоду на улице на всю ночь не стоит.
До монастыря мы и вправду доехали быстро. Ничего особенного по части сервиса я не ожидала: будет крыша над головой, и на том спасибо. А поужинать можно и холодным мясом с хлебом, запас которого мы везли. Однако, к моему удивлению, сгорбленная монахиня в дверях выглянула под дождь, окинула взглядом наш обоз и, как будто что-то посчитав, вернулась в будку. Через мгновение небольшой медный колокол, висящий над этой будкой, содрогнулся и издал тяжелый низкий звук: «бу-у-у-м!». И так четыре раза подряд.
Похоже, это был какой-то сигнал, потому что уже через минуту во двор монастыря торопливо выбежали, прячась под кожаными накидками, четыре монахини. Ворота распахнулись, нам дали возможность въехать, и почти сразу, очень четко женщины
