Смертельные цветы (СИ) - Дайре Грей
...Мир устал. Он жалуется. Он так давно ни с кем не говорил. Так хотел, чтобы его услышали. Ему не нужны были Абсолюты и перемены, которые они принесли. Не нужна война и разрушения. Ему было так больно. Но он терпел. Ждал, что однажды все закончится. Его перестанут мучить. Но война все не кончалась. И он разозлился. Подтолкнул один из экспериментов. Он хотел избавиться от всех. Тогда Абсолюты бы исчезли. И он исцелился бы. Но те тоже не хотели умирать. Они справились. Породили монстра, который до сих пор причиняет ему боль. И страдает сам...
...Он терпел новую боль. Но с годами его рана только усугублялась. Маги не видели, но ему становилось хуже. Боль росла. Терпеть становилось невозможно. И тогда он снова вмешался. Он хотел создать тех, кто будет его слышать. Кто сможет понять его. Он лишь самую малость подтолкнул развитие магов. И у него получилось. Но его снова не поняли. Маги испугались. Они начали уродовать его созданий. Делать их похожими на себя. Но хотя бы одну, самую первую они не смогли изменить...
...Она его не слышала. Не понимала. Но он старался. Он не сдавался. И однажды она смогла его понять. И со временем она научилась делать подобных себе. Пусть она была плохим слушателем, но создала того, кто сможет слушать лучше...
...Мир старался помочь. Он не мог влиять на ход событий. Только наблюдать. И шептать. Чтобы хотя бы отдельные фразы долетали до нужных ушей. И вот теперь он хочет говорить. Он получил то, чего так сильно хотел. И готов отдать все, чтобы избавиться от боли...
Моргаю, избавляясь от наваждения. Гроза закончилась. На востоке уже светлеет небо. Вокруг клубятся сумерки. Несколько часов вылетели из памяти, будто их и не было.
— Вот, значит, как...
Кто бы мог подумать, что в тщательно продуманной игре есть еще один участник. Тот, кого никто не принимал в расчет. Тот, кто страстно желает избавиться от боли. Исцелиться. И лечение он видит весьма радикально. Он многое знает. Готов ответить на любой вопрос. Позволить мне распоряжаться силой. Огромной силой. Всей, какая есть в его распоряжении. Но взамен хочет избавления. Не будет магов, не будет боли. Абсолютов. Юты. Он готов отдать мне цепь, которая сдерживает монстра, и позволить спустить ее.
Всем нужна от меня только смерть...
...Но я устала убивать.
Глава 7
Рассвет я встречаю на кухне. Не тот серый, который так привычен в конце осени. Нет. Сегодня он иной. Яркий. Морозный. Чистый. Солнечные лучи отражаются от рабочей поверхности. От стекол в дверцах шкафов. Комната наполнена дрожащими бликами. Я отмечаю их краем глаза. А сама наполняю джезву водой. Такой знакомый ритуал. Смолоть кофе. Отмерить нужное количество. Добавить сахар. Специи. Налить воды. Поставить на огонь.
Наблюдаю, как напиток закипает. Как к краям подступает пенка. Поднимаю джезву, позволяя содержимому опасть обратно. Снова ставлю на огонь. В доме невероятно тихо. Магическое поле стабильно. Все замерло после буйства грозы. Хрупкое равновесие. В ожидании новой бури...
Снова поднимаю джезву. Жду. Опускаю. Сколько раз я делала это для Ивара? Какой шок испытала, когда поняла, что держу в руках его слабость? Есть нечто извращенное в том, чтобы доверить свою уязвимость кому-то. А может быть, вся суть в том, чтобы принимать силу из рук того, кто полностью от тебя зависит? Сила и слабость. Две стороны одной медали. Нужно видеть обе.
Снимаю напиток с огня и медленно переливаю в высокую кружку. Ставлю джезву в мойку. Беру кофе и поворачиваюсь к столу.
— Ты, как всегда, вовремя.
Для улыбки нет настроения. Да и радости тоже. Я знала, что он придет. Чувствовала. Такое смутное ощущение на грани восприятия. Мой гость стоит в дверях. Обводит взглядом помещение. На нем все та же привычная куртка.
— Ты ждала меня...
Олеж переступает порог. Ставлю кофе на стол между нами. Маленький, квадратный столик для перекусов. Обеды проходили в столовой, а здесь я иногда пила чай. Светлый опускает взгляд на кружку и замирает. Молчит. Мне тоже нечего сказать. Все понятно. И в то же время запутанно.
Он делает еще шаг и забирает кофе. Пробует. По лицу пробегает мимолетная тень.
— Кардамон. Корица. Ты добавила их, когда я уходил в Гленж.
Надо же... Запомнил. Ему никогда не давалась алхимия. Травы. Хватало иных областей, чтобы отличиться и стать лучшим. Но все-таки запомнил... Вернее, вспомнил.
— Когда к тебе вернулась память?
Мне интересно. Хочется собрать картинку до конца. Понять, к чему нас вели.
— В Гленже. Лукас постарался, — боевик продолжает пить маленькими глотками. Медленно. Словно растягивая оставшееся у нас время. — Что ты узнала?
— Что из меня сделали колдунью. Весьма успешно, — опираюсь на рабочую поверхность и скрещиваю руки на груди. — Но конечная цель заключалась в ином.
"...Она должна была родить от Ивара, убить князя, принять его силу, а затем сменить склонность к Абсолюту. И родить уже от светлого..."
Можно как-то корректно сообщить магу, что его записали в отцы моего не рожденного ребенка, не спросив согласия нас обоих?
— Дети, — выдыхает Олеж. — Повторение истории.
Даже так... Не придется ничего объяснять.
— Его не будет.
Стоит сказать одну фразу, и мир замирает. Я физически ощущаю, как неестественно тихо становится вокруг. Как бледнеют солнечные зайчики. Как напрягается магическое поле. Защита с дома снята. Иначе светлый не смог бы войти. Сейчас нас слушают все заинтересованные в исходе разговора. Думаю, равнодушных среди истинных нет.
— Я знал, что ты не согласишься, — он опускает взгляд в кружку. Изучает ее содержимое. Молчит.
Тишина расползается между нами непреодолимой стеной. Мы больше не союзники. Не сражаемся вместе против общего врага. Его нет. Остались только Абсолюты с их интригами и играми. А мы — их части.
Маг ставит пустую чашку на стол. Убирает руку в карман. Мы следим друг за другом так пристально, что взгляд можно ощутить кожей. Делаю плавный шаг вперед. Забираю посуду и поворачиваюсь к гостю спиной, чтобы поставить ее в мойку. Его взгляд сверлит мне спину. Волоски на шее встают дыбом. Сердце грохает в груди. Удары тяжелые. Редкие. Опираюсь руками о рабочую поверхность. Перевожу дыхание.
Мгновение. На плечи ложатся знакомые ладони. Сжимают. Сухие губы прижимаются к самому уху.
—
