Со вкусом яда на губах (СИ) - Марина Орлова
Когда сознание стало понемногу проясняться, кто-то дернул ее с пола, а после прижался к ее спине, обхватив рукой за плечи. Можно подумать, что это было проявлением участия и помощи, но все разбивалось об ощущения острой стали, которая впивалась в кожу на шее Мелиссы.
А некто, кто держал девушку в заложниках, голосом герцога Карласа громко и угрожающе произнес, обращаясь к нагу:
— Еще одно движение, и ей не жить, — предупредил пятый нападающий, что до последнего держался в тени. Затем этот же мужчина очень тихо прошептал на ухо Мелиссы: — Еще немного. Потерпи еще немного…
От осознания, девушка вновь потеряла все силы и хотела упасть на пол, скорбно прикрыв глаза, но сильный мужчина за ее спиной не позволил. Напротив, он, наконец, прикоснувшись к телу любимой, мысленно пообещал себе больше никогда не отпускать ее. А безобразные шрамы и раны на теле Мелиссы, только подогревали его решимость и ярость, обращенную на нага.
— Вы не понимаете, — всхлипнула Мелисса, готовясь разрыдаться в любой момент. — Вы не осознаете, что натворили, — потерянно проронила она и скорбно поджала губы, забыв про боль от небольшого пореза на шее. Она осознавала, что Карлас не причинит ей вреда и боялась другого.
Чего Мелисса опасалась на самом деле — что данный спектакль сможет отвлечь Иштаана. Потому приготовилась предупредить нага, но Карлас, точно считав ее мысли, предусмотрительно прикрыл рот девушки рукой.
Наг резко обернулся на герцога и хищным взглядом оценил опасность. Ему потребовалось всего несколько мгновений, чтобы заметить, как бережно мужчина держит Мелиссу, как направлен клинок, чтобы причинить минимум вреда. Все это сложилось в общую картинку и понимание происходящего. Ситхиис не сомневался, что Карлас лишь блефует, и наг уже просчитывал возможности того, как обезвредить герцога. Но тут его что-то толкнуло в бок, а по телу разлилась острая боль.
Наг зашипел, опустил взгляд, заметив, как один из выживших, направил последние силы, чтобы воспользоваться заминкой Иштаана и ранить того узким клинком, пробив бок нага насквозь.
Ситхиис пошатнулся, а после стал заваливаться на бок, услышав напоследок, как в страхе завизжала его маленькая королева.
Как только наг был обезврежен, его оставалось лишь добить. Герцог расслабился и осмотрел комнату. Победа дорогого стоила ему: четыре отменных воина в спальне и еще пятеро в коридоре, что обезвреживали стражников.
И все же. Он сделал это. Он исполнил свою мечту: отомстил за своего короля и друга, а теперь и освободил принцессу. Осталось лишь нанести последний удар…
От чувства треумфа мужчина ощутил слабое опьянение и не сразу заметил, как Мелисса в его руках отчаянно вырывается, рискуя пораниться еще больше. Мужчина убрал от ее шеи клинок и слегка ослабил хватку на талии девушки. Та, точно маленькая змейка, вывернулась в его объятьях, а затем бросилась в сторону раненного нага, нависая над его телом и проверяя дышит ли презренный змей.
Девушку сотрясали рыдания, но Карлас не сомневался, что это лишь от нервов и пережитого страха. Она еще не осознает, что ее освободили…
— Зачем? — рыдая и роняя крупные слезы, сдавленно спросила Мелисса, сжимая маленькие кулачки на груди недобитого змея. — Зачем вы это сделали? Я же просила… я приказывала вам не совершать подобного! — выкрикнула Мелисса, повернув голову в сторону Карласа. — Неужели вы не понимаете, что натворили?
— Вы боитесь последствий и очередной войны с нагами, — мягко заметил Айсон, делая шаг в сторону нага и принцессы. — Поверьте, за время передышки, мы скопили достаточно сил, чтобы сокрушить врага. Я принесу вам победу, — попытался он прикоснуться к плечу девушки, но она ударила его по руке и яростно прошипела:
— Мне не нужна победа. Мне нужен был мир. Мне и моим подданным. Но вы этого не понимаете, верно? Вы так помешаны на войне, что не признаете компромиссов, даже если это приведет к смерти всех вокруг. Вы готовы биться до последнего человека или нага!
— «Компромиссы»? — поразился он словам девушки, начиная хмуриться. — Когда дело касается нагов — компромиссов быть не может. Они все достойны лишь смерти… А теперь, Ваше Величество, отойдите. Ситхиис не достоин жизни и шанса на спасение. Я самолично очищу мир от его существования, и он больше никогда не прикоснется к вам.
— Он был прав… — с горечью выдохнула принцесса, с трудом поднимаясь на подкашивающиеся ноги. На ее лице была такая скорбь, что даже в груди герцога закололо. — Он был прав во всем. А я… лишь глупая и никчемная, наивная… я просто хотела мира…
— Я принесу мир в вашу душу, — проникаясь видом девушки, клятвенно пообещал мужчина и вознес клинок над телом нага.
— Я все исправлю, — мрачно произнесла Мелисса свою личную клятву, смотря пустым взглядом перед собой. А после сделала решительный шаг вперед, обхватила лицо герцога своими маленькими ладошками и, привстав на носочки, прижалась к его рту в глубоком поцелуе.
Герцог был ошарашен и поражен. Его руки ослабели и клинок упал на пол с громким звоном. А когда принцесса скользнула языком в его рот, больше не мог сдерживать себя и поддался очарованию момента, крепко прижимая к себе хрупкую фигурку, которая целовала его пылко, страстно и отчаянно, кусая его губы до крови и роняя горючие слезы.
Он не думал, что может быть счастливей, чем в тот момент, но в одну секунду все изменилось.
Губы и язык перестали его слушаться, а горло будто отекало, отчего дышать становилось все сложнее с каждой секундой. Сознание поплыло и мужчина озадаченно открыл глаза, поняв, что Мелисса все это время, что он наслаждался ее близостью, не сомкнула век и сохраняла отрешенное выражение неожиданно холодных и безжалостных фиалковых глаз.
Несмотря на ступор герцога, Мелисса продолжала поцелуй, точно не обращала внимания на перемены в мужчине и его попытки мягко отстранить ее от себя. Вскоре он был вынужден отпихнуть девушку. А затем от неосторожного движения покачнулся сам и осел на каменный пол, ловя ртом воздух, которого стало катастрофически не хватать для того, чтобы находиться в сознании.
По лицу мужчины из рта по подбородку, прямо на пол и грудь стекала розоватая слюна, что мешалась с кровью из прокушенных губ. Управлять своим лицом он больше не мог. Тело так же становилось точно чужим, а сознание угрожало предать в любой
