Джентльмены предпочитают русалок (СИ) - Мэллори Х. П.

— Мы не обязаны говорить об этом, если ты не хочешь, — предлагает он.

Я не должна говорить об этом. Нет причин говорить о моем прошлом с незнакомцем. Даже если я опущу часть правды, это все равно слишком много, чтобы сказать ему. И все же я не могу не чувствовать необходимости сказать ему хотя бы немного — будто на моих плечах лежит тяжесть мира, и мысль о том, что я могу хоть немного облегчить эту тяжесть, звучит как рай. Я не могу не задаться вопросом, что произойдет, если я расскажу Маршаллу всю правду — все о том, кто я. Конечно, я не стану, но мысль все равно есть. Поймет ли Маршалл? Или он оттолкнет меня, как это сделал Сойер?

Мои мысли прерывает улыбающаяся официантка, которая появляется в углу моего зрения.

— Решили, что ты хотите? — спрашивает она. — Или нужно еще несколько минут?

Я на самом деле не знаю, какие есть варианты, потому что я не могла обратить внимание на меню, хотя я смотрела на него не менее пяти минут.

— Ты первый, — говорю я Маршаллу, надеясь получить несколько драгоценных секунд.

Он заказывает большой латте и кусок горячего яблочного пирога без мороженого. Я его не виню — сочетание горячей еды и холодного мороженого мне не нравится, и я не понимаю, почему людям это нравится. Кажется, это только сбивает с толку мои вкусовые рецепторы.

Сделав заказ, Маршалл поворачивается ко мне, терпеливо ожидая, когда я сделаю заказ.

— Я тоже выпью латте, — говорю я официантке, — и, э — э… — я замолкаю, щеки краснеют от смущения. По правде говоря, человеческая пища для меня все еще в новинку — во всяком случае, в том, что касается пользы. Я научилась готовить простые блюда, но когда дело доходит до меню, я не знаю, что такое половина блюд, потому что я никогда не пробовала их раньше. По моему мнению, люди любят много хлеба и сладостей. Я не могу их винить; шоколадные конфеты, которые Венди приносила мне в первые несколько дней здесь, поначалу сбивали с толку, их блестящие обертки сияли ярко, как внутренности устрицы. Но вкус… лучше всего, что Корсика предлагала лучшим королевским особам.

— Если вы ищете что — нибудь сладкое, как ваш парень, я бы порекомендовала пирог с ревенем или шоколадно — миндальный торт, — предлагает официантка, — они — мои фавориты.

Я краснею при упоминании Маршалла как моего парня, но не поправляю ее, и он тоже. Вместо этого он одаривает меня заговорщицкой улыбкой, которая волнует меня глубоко внутри, до мозга костей. Я не знаю почему. Что — то есть в этом человеке…

— Тогда мне шоколадно — миндальный торт, пожалуйста, — отвечаю я.

Официантка кивает и улыбается, затем уходит, чтобы поприветствовать новых клиентов, толпящихся у входа. Хотя сегодня здесь тихо, у меня сложилось впечатление, что место популярно, благодаря стильному декору, музыке и удивительным запахам, доносящимся из кухни. Все залито зеленью морского стекла, окна открыты, чтобы впустить прохладный воздух с моря. Темные деревянные полы блестят под ногами, а торты, хлеб и печенье красиво смотрятся на прилавке.

— Итак, мой новый друг, Ева, — начинает Маршалл, и то, как он произносит мое имя, вызывает у меня ощущение, будто крошечная рыбка трепещет внутри меня.

— Да?

— Кем ты работаешь?

Я нервно улыбаюсь, заправляя выбившуюся прядь светлых волос за ухо.

— Я открываю… школу плавания для детей в городе, — мягко отвечаю я, — она еще маленькая, но молва распространяется, и с каждым днем ​​у меня становится все больше учеников.

— Вау, это фантастика. Поздравляю.

Я улыбаюсь и чувствую, что краснею. Я не знаю, что со мной происходит, но я веду себя как глупая, неопытная девчонка. Не взрослая женщина, которой не стоит беспокоиться о мужчинах. При этой мысли в моей голове возникает образ Сойера, и мне приходится его отодвигать. Не знаю почему, но чувство вины сопровождает это.

В чем я должна чувствовать себя виноватой? Я спрашиваю себя. Сойер дал понять, что ему нужно место, и, кроме того, мы все равно были не более чем друзьями. Что, если я решу завести еще одного нового друга? Еще одного очень красивого нового друга…

Аргумент хороший, и я успокаиваюсь.

— А ты?

Возможно, это просто тусклый свет в кафе, но Маршалл кажется бледным. Когда он говорит, я могу сказать, что он уклоняется:

— Пока никем, — отвечает он, — я приехал в Шелл — Харбор в последнюю минуту, без каких — либо планов. Я ищу работу.

Я хмурюсь, потому что это не то, что он сказал мне, когда мы впервые встретились.

— О, я думала, ты сказал, что у тебя есть работа, на прошлой неделе? — по крайней мере, я почти уверена, что он так сказал… Что у него новая работа, поэтому ему пришлось встретиться со мной за чашечкой кофе на этой неделе.

— О, точно, — говорит он и переводит внимание на кружку перед ним. — Да, это провалилось.

— Провалилось? — спрашиваю я.

— Это означает, что этого не произошло, — объясняет он. — Работа не состоялась.

— Ой. Мне жаль.

Он качает головой.

— Нет, все в порядке. В любом случае, я не был в восторге от этого.

— А, — отвечаю я, чувствуя себя неловко из — за того, как он смотрит на меня. Я ему нравлюсь. Я могу видеть это в его глазах и в том, как они светятся, и в том, как улыбка не сходит с его рта. — Какой работой ты занимаешься?

— Всем, что нужно. Я своего рода… мастер на все руки.

Я не знаю значения этой фразы и, не желая показаться глупее, чем я уже показала, не задаю ему вопросов. Я возвращаюсь к его ответу и понимаю, что это вряд ли ответ — и действительно, кажется, что он пытается избежать правды. Может, ему стыдно признаться, что у него нет работы? На Корсике тех, у кого не было работы, высмеивали за лень или неудачи. Интересно, делают ли так на суше?

Маршалл быстро меняет тему:

— Что заставило тебя приехать в Шелл — Харбор? — спрашивает он.

Я не хочу говорить об этом, и, тем не менее, хочется открыться Маршаллу. Может, это милое выражение его лица или блеск в глазах говорят мне, что он заслуживает доверия? Я не уверена, что это, но есть что — то в нем, что заставляет меня чувствовать, что я могу быть с ним честной, и что он не обратит правду против меня.

Хотя я напоминаю себе, что думала, что Сойер мой друг, и чем все кончилось, когда он узнал правду?

— Я приехала сюда, чтобы начать новую жизнь, — просто отвечаю я. И это правда.

Он кивает.

— Ты сказала, что ты из Греции.

Мягкость в его голосе обнадеживает — будто он пытается сказать мне, что какой бы ни была причина, по которой я приехала сюда, все в порядке. Я ерзаю на своем месте и говорю:

— Греция, да. Маленький городок на маленьком острове недалеко от побережья.

— Где?

— Ты не знаешь.

— Проверь меня.

— Корсика, — говорю я, и это слово звучит глупо даже для моих ушей. Конечно, никто не знает, что настоящая Корсика существует в океане, но мне интересно, сколько времени понадобится людям, чтобы понять, что это не маленький городок на маленьком острове в Греции.

Глаза Маршалла расширяются на мгновение. Это всего лишь доля секунды, но в эту долю секунды, я думаю, я вижу… узнавание в их глубинах. Но это… невозможно. Он моргает, и выражение исчезает. На мгновение во мне вспыхивает паника. Он знает о Корсике? Но нет, он не может. Корсика находится в глубинах океана! И все же я увидела узнавание в его взгляде. Может, есть другое место под названием Корсика?

Он откидывается на спинку стула, прежняя реакция исчезла. Размышляя над этим дальше, я понимаю, что, должно быть, вообразила, как загорелись его глаза. Он никак не мог знать, где находится Корсика, потому что он — человек. Теперь я становлюсь параноиком, и не без оснований после того, что случилось с Калленом, затаившемся, как акула.

— Я никогда об этом не слышал, — отвечает Маршалл.

— Я же говорила.

Он смеется.

— Да, говорила. Корсика, должно быть, не такое уж прекрасное место, раз ты покинула ее, чтобы отправиться в Америку?

— Это было долгое путешествие, да, но оно того стоило.