Восьмая жена Синей Бороды (СИ) - Дашковская Ариша

— Теперь ты будешь сидеть в комнате до самого отъезда. Ханна, — обратился он к кухарке, жмущейся к дверному косяку, — позови Оливера, пусть заколотит окно и дверной проем.

Энни свернулась в комочек на кровати и зарыдала, но даже ее громкие рыдания не могли заглушить звука забиваемых гвоздей в ее свободу.

Вечером того же дня особняк сеньора Шарля де Рени всполошил вопль тетушки Маргарет.

Она собиралась надеть к ужину сапфировую заколку, придававшую ее траурно-печальному виду особую изысканность и элегантность, но не нашла ее.

Она по нескольку раз пересмотрела содержимое своих многочисленных шкатулок, обшарила ящички туалетного столика, осмотрела половицы на предмет щелей, в которые могла бы провалиться ее заколка, заставила Леонарда ворочать туда-сюда матрас и даже залезть под кровать. Так и не обнаружив заколку, она решила, что ее украл кто-то из слуг.

Естественно, она не преминула сообщить об этом Шарлю, причем голосила при этом так, что сеньор де Рени чуть было не заткнул уши. Если бы не его воспитание, он бы непременно так и сделал. Но вместо этого он успокаивал свояченицу как мог, собственноручно накапал в кубок с вином лавандовые капли и преподнес ей, попутно убеждая поискать пропажу получше, так как за все годы работы никто из слуг в воровстве замечен не был.

Однако часом позже утомленная истерикой Маргарет усмотрела в волосах Хромоножки странное поблескивание. Она вцепилась дикой кошкой ей волосы и вырвала с клоком волос свою заколку.

Хромоножка рыдала и божилась, что ничего не крала.

— Очистки свиньям я выносила… вот… вытряхнула я все из ведра… вот… гляжу, блестит что-то на солнце. Ну, я кинулась смотреть, что это. А то вдруг подавятся поросята. Мало ли. Разгребла листья капустные, скорлупки яичные, а там красотища такая…вот. Поломанная, правда, вся, гнутая. Вам, господам, носить такое не подобает. Потому и выкинули ее. А мне в самый раз. Так я рассудила. А о том, что у вас что-то потерялось, и не знала я. Я ж на дворе скотину кормила. Только пришла. А вы накинулись на меня. Разве б стала я эту штуку в волосы себе цеплять, если б знала, что вы ее ищете? Я ж не глупая. Я бы на заднем дворе ее припрятала. Ни в жизнь бы не отыскали, — простодушно призналась она.

— Так может ты и сломала ее лишь для того, чтоб потом можно было оправдаться? — Маргарет сложила руки на груди и велела Леонарду пригласить Шарля.

— Нет, что вы! — отчаянно замотала головой Грета.

Когда в гостиную вошел Шарль, губы Маргарет изогнулись в довольной ухмылке.

— Месье Шарль, вы говорили, что у вас в доме нет воришек. Вот полюбуйтесь, кто украл мою вещь, очень дорогую, между прочим, — она показала графу де Рени заколку. Между лепестками цветка запутался пучок русых волос Греты. — Она во всем мне призналась. Она убирала в гостевой спальне и позарилась на чужое украшение. А потом придумала историю, что нашла ее в помойном ведре! В помойном ведре! Вы только подумайте! Кто выбросил бы вещь, за которую даже в таком состоянии, заплатят больше, чем стоит все ваше имение?!

В справедливости последнего утверждения граф де Рени очень сомневался, но возражать не стал.

— Да, я не брала я вашу заколку, вот! То есть брала, но не из комнаты. Я даже не… — Грета хотела сказать, что она не заходила сегодня в гостевую спальню, но побоялась, что хозяин поругает ее за то, что она отлынивает от своих обязанностей.

— Что «не»? — строго спросил граф.

— Ничего, — виновато потупилась Грета, — Но пусть Господь покарает меня, если я сказала в чем-то неправду.

— Покарает, не сомневайся. Уж я об этом позабочусь, — заверила ее Маргарет. — Месье Шарль, я требую, чтобы вы немедленно отрубили воровке руку. Можно и обе.

Грета побледнела.

— Хозяин, как же так? Я и так несчастная, хромаю на одну ногу. А если я еще и без руки останусь, как же я с работой справляться буду?

Шарлю не хотелось лишаться дармовой служанки, работающей за кров и еду, но и гостью он обидеть не мог.

— Месье Леонард, вас не затруднит сопроводить Грету в кладовку и запереть дверь на задвижку? — А я распоряжусь, чтобы Ханна накрыла на стол. После ужина я накажу Грету.

— Правильное решение, — улыбнулась Маргарет. — От вида крови у меня всегда портится аппетит.

До Греты наконец дошло, что с ней собираются делать и она заревела, как корова, почуявшая, что ее ведут на убой.

Шарль поспешно вышел из гостиной, предоставив Леонарду право самому разобраться с причитающей Гретой. Все-таки Шарль был человеком с добрым и мягким сердцем.

Обо всем происходящем Энни рассказал Жан.

— Не верю я, что Хромоножка стащила эту заколку. Она, конечно, всегда была странной, — Жан покрутил пальцем у виска, — но она не воровка.

Энни призналась ему, что это она брала заколку, чтобы открыть сундук, и вкратце передала ему разговор четы де Дамери.

— Жан, я должна все рассказать отцу. Иначе из-за меня пострадает Хромоножка.

— Тогда тебя точно упекут в монастырь. Месье Шарль никогда не простит тебе того, что ты взламывала чужой сундук.

— Что же тогда делать?

Жан пожал плечами.

— Отец никогда не отрубит человеку руку! Он просто попугает Грету. И все обойдется.

— Оливер уже установил чурбан.

— Жан, — Энни вцепилась пальцами в доски, которыми была заколочена дверь, будто была в силах оторвать их вместе с гвоздями, — скажи отцу, что это я! Пусть рубит руку мне!

— Ты в своем уме?

— Но я же виновата. Меня и должны наказать.

Энни выглянула в окно. Доски мешали обзору, и пришлось прильнуть к щелям, чтобы увидеть, как привели Грету. Она вырывалась и плакала. Ее толкнули к чурбану, и она упала на землю, подобралась и поползла на коленях к Маргарет, заламывая руки в мольбе.

Маргарет отступила от нее на шаг, будто от чего-то мерзкого.

Тогда она поползла к отцу Энни, хватала его за ноги и долго целовала его башмаки. Граф де Рени отвернулся.

— Жан, умоляю тебя, беги туда быстрее. Расскажи все отцу, пока не поздно! — закричала Энни. — Скорее, Жан!

— Только не опоздай, — шептала она, слушая, как разносится по коридору стук его железных подметок.

Жан прибежал вовремя. Оливер, с трудом поднявший отчаянно упиравшуюся Хромоножку, уже тащил ее в сторону чурбана. Но в тот момент, когда Жан открыл рот и стал говорить, активно жестикулируя, застыл на месте. И Хромоножка застыла. Все остальные тоже демонстрировали явное замешательство. Катарина отошла к поленице. Присев на одно из валявшихся на земле бревен, она спрятала лицо в ладонях.

Сердце Энни сжалось от страха. Сейчас отец пошлет за ней, потом ее руку положат на чурбанчик, на котором обычно рубили кур и гусей. И все… Больше Энни никогда не сможет скакать на Грачике и лазать по деревьям. На ее ресницах проступили слезы. Зато может в монастырь ее не возьмут. Энни слышала, что послушницы проводят время в молитве и усердном труде. Хотя может ее отправят бродить по улицам с коробкой для сбора пожертвований, надеясь на то, что калеке больше дадут. И Энни стало так жалко себя, что она разрыдалась в голос.

Но почему-то никто даже не взглянул в сторону ее окошка. Вместо того тетушка Маргарет схватила Жана и стала трясти так, что его голова болталась, как набитый соломой тряпичный куль.

Ханна увела Грету подальше от чурбана, и теперь та стояла за ее спиной и пугливо жалась к ней. Сама Ханна широко расставила ноги и сложила мощные руки на груди, наблюдала, как Маргарет треплет ее сына.

Энни видела, как шевелятся губы отца, как тетка отпускает Жана и начинает что-то доказывать, размахивая руками, как Оливер повел Жана к плахе.

Энни запоздало поняла, что сейчас произойдет.

— Нет! Нет! — закричала она, хватаясь за доски, которыми было заколочено окно, с такой силой, что в ее кожу мгновенно впились занозы. — Это я! Я виновата!

Но ее никто не слышал.

Жан стоял, заложив руки за спину, и спокойно рассматривал всех, будто ему было совершенно все равно, что с ним сейчас произойдет.