Восьмая жена Синей Бороды (СИ) - Дашковская Ариша

Оливер понуро, еле передвигая ноги, побрел за топором, надеясь, что хозяин передумает и окликнет его.

И когда он возвращался назад, ему наперерез бросилась Ханна. Грета попыталась ее удержать, но схватила лишь воздух. Ханна мощью своего налитого соком тела снесла с ног дюжего Оливера и встала, закрывая собой сына. По ее лицу и позе было ясно, что она уложит любого, кто попытается к ней приблизиться. Ханна заговорила, гневно, яростно. Маргарет что-то выкрикивала, но Ханна не смотрела в ее сторону. Ее лицо было обращено исключительно к хозяину.

В конце концов отец Энни поднял руку, оборвав Ханну, и зарядил длинную, монотонную речь.

Маргарет на глазах обмякала и съеживалась. Зато на лице Ханны отобразилось облегчение.

Оливер, потирая ушибленную голову, снова исчез из поля зрения Энни, а когда возник вновь, в руках у него была плеть. Жан сам, без понуждения, улегся на чурбан, и тут же по его спине пришелся удар.

— Раз, — считала Энни. — Два. Три. Четыре. Пять.

Отец ее оказался милостив. Слишком милостив.

Ночью Энни не могла уснуть. Жан пострадал из-за нее. Его кожу вечером жег кнут, а ее сердце обжигал стыд. Она ворочалась, не находя себе места на кровати, и тихонько всхлипывала. На улице начался дождь. Энни слышала, как тяжелые капли бьют по черепице, как журчит в водостоке вода, наполняя бочку. В порывах ветра ей чудился тихий голос, спрашивающий: ты спишь? Спишь?

Энни не сразу поняла, что слышит не ветер, а вполне реальный шепот.

Подскочив на кровати, она уставилась в темноту. Когда глаза к ней привыкли, Энни различила, что в дверном проеме чью-то фигуру.

— Жан! — вскрикнула она от радости.

— Тсс! — зашипел он.

Энни бросилась к двери. Жан протянул ей сквозь доски руку, и она вцепилась в нее, изо всех сил сдерживая слезы.

— Жан, почему ты не сказал, что это я? Это было бы честно. А если бы они отрубили тебе руку?

— Мать сказала, пусть тогда рубят ей, раз она воспитала вора. Но в таком случае ни каплунов, ни запеченной дичи, ни ее пирогов отцу твоему по понятным причинам больше не едать. Конечно, тетка твоя орала, как ворона. Но жареные каплуны оказались для твоего батюшки дороже праведного возмездия.

— Но тебя же отстегали!

— Ой, Оливер бил вполсилы. Знал, что иначе мамка из него назавтра весь дух вышибет.

— Ты все равно настоящий герой! — она ласково погладила его руку.

— Тетка твоя сказала, что больше ни дня здесь не останется. Тебя увезут, да?

— Да.

— В монастырь?

— Скорее всего. Я ей не нужна. Ее интересуют только деньги.

— С чего ты решила?

— Я же все слышала.

— Сбеги.

— Как? Окна и двери заколочены. А я не смогу оторвать доски.

— Что-нибудь придумаю, Лягуха. Жди завтра моего знака.

Вместо ответа Жан поднял с пола миску с куском заветренного капустного пирога, к которому Энни так и не притронулась:

— Можно я заберу? А то я так и не поужинал.

Энни кивнула.

На следующее утро Энни проснулась от шума. Тит орудовал ломом, срывая доски с дверного проема. Это могло означать лишь одно — ее заточение закончилось.

Вскоре в комнату вошла Маргарет. Она была уже в дорожном наряде.

— Дитя мое, мы сегодня уезжаем. Примерь-ка старое платье Катарины. Если оно не подойдет тебе, то Грета прямо сейчас подгонит его по твоей фигуре, — Маргарет протянула ей блекло-голубой сверток.

— Но мне нужно собрать вещи.

— Не нужно, — тетушка улыбнулась. — У тебя будет все новое.

— Я могу попрощаться с друзьями?

— С кем? С этим ворьем? Ну уж нет. Тебе пора становиться настоящей леди. А они, если ты им по-настоящему дорога, поймут, что так для тебя лучше.

— А с Грачиком можно попрощаться?

Тетушка устало покачала головой. Ей надоело объяснять очевидные вещи.

— Эниана, не стоит терять время. Надевай платье.

— А позавтракать хотя бы можно?

— Нет. Иначе тебя укачает в дороге.

Маргарет взглядом указала на платье, которое девочка все еще мяла в руках, и Энни пришлось напялить его.

— Ну вот! Какая же ты красавица! Полюбуйся! — Маргарет подвела Энни к зеркалу во весь рост и встала за ее спиной, улыбаясь.

Ничего красивого Энни в отражении не увидела. Платье еще больше подчеркнуло ее худобу. Ткань на рукавах растянулась и топорщилась на локтях. Теперь Энни была похожа на несчастную сиротку.

— Нравится? — поинтересовалась Маргарет. — Тебе очень идет. Даже подшивать ничего не надо.

Маргарет подхватила Энни под локоть, будто хотела полностью контролировать каждое ее движение. А надежда Энни на спасение таяла как воск.

Тит и Оливер уже спускали сундук четы де Дамери по лестнице.

Маргарет отпустила локоть Энни, но лишь для того, чтобы вцепиться в ее ладонь ледяными пальцами.

Ханна, отец, Катарина, Леонард и Хромоножка стояли на крыльце. Энни искала глазами Жана, но его нигде не было.

Энни рванула к отцу. Цепкие пальцы Маргарет разжались. Отец сгреб ее в объятья.

— Я буду скучать по тебе, доченька. Это ради тебя. Ты сама все поймешь, когда станешь старше.

Не успел отец отпустить ее, как Ханна смяла ее своими ручищами, прижимая к грязному, пропахшему жиром и луком фартуку.

— Девочка моя, не позволяй никому сломать себя, — горячо зашептала она на ухо.

— Хватит уже, — рявкнула Маргарет. — Дождь начинается. Я не хочу, чтобы мы увязли на дороге.

И снова длинные, как паучьи лапки, пальцы вцепились в плечо Энни, притягивая девочку.

Энни осмотрела весь двор в поисках обещанного знака от Жана. Может, он его подавал, да она не заметила.

— Шевелись. Ты еле волочешь ноги, — прошипела Маргарет, и ее острые пальцы буквально впились в кожу девочки.

Вот уже кучер распахнул дверь кареты, а Леонард и Катарина забрались внутрь. Еще миг и Маргарет затолкает Энни в повозку.

Но тут о дверцу что-то стукнулось. По стеклу медленно оплывала грязевая лепешка. Не успела тетушка удивиться, как следующая щедрая порция грязи попала ей прямо в лицо. Маргарет вскрикнула и принялась протирать глаза.

Как только Энни почувствовала, что ее никто не держит, тут же припустила прочь со двора. Оглянувшись, она увидела, что ошеломленные провожающие озираются по сторонам, пытаясь вычислить таинственного стрелка.

Опомнившись, Маргарет завопила:

— Эниана! Держите ее!

Энни задрала платье, чтоб не мешало бежать, и улепетывала со всех ног. За ней гнались Леонард, Тит и Оливер. Леонард грозил тростью и что-то кричал Энни. Ветер свистел в ее ушах, потому до нее доносились только отдельные звуки.

Оторвавшись на значительное расстояние, Энни укоротила платье, безжалостно оторвав большую часть подола. Ткань была настолько поношенной и хлипкой, что с треском рвалась от малейшего усилия.

Воспользовавшись передышкой, Энни посмотрела на преследователей и с долей злорадства отметила, что Леонард уже сошел с дистанции. Он стоял согнувшись и опершись руками на полусогнутые колени. Оливер и Тит все еще бежали за ней, но без былого усердия.

Дорога нырнула в небольшую рощицу. Дальше она протянется между чередой пологих холмов до деревушки Руан. В Руане Энни никого не знала, поэтому она решила сойти с дороги и неприметными тропками добежать до ольстенских полей. Хлеба уже давно сжали, солому стащили в высокие стога, да так и не развезли по подворьям.

Скрывшись за деревьями, Энни осторожно выглянула, чтобы проверить, гонятся ли за ней. Оливер и Тит шли прогулочным шагом, переговариваясь и смеясь. Потеряв где-то Леонарда, они совсем забыли об Энни.

Добравшись до поля, Энни выбрала стог подальше от опушки рощи и, вырыв в нем нору, свернулась в ней клубком как маленький зверек. Она дала себе обещание не засыпать, чтобы ее не застигли врасплох. Если отец поднимет на поиски деревенских, то они ее рано или поздно здесь обнаружат. Поэтому нужно быть начеку, и при малейшем подозрительном шуме менять укрытие или бежать. Мелкий накрапывающий дождик и умиротворяющее мычание коров, доносящееся с пастбищ, сделали свое дело. Веки Энни стали тяжелыми. Она погружалась в сон и с трудом из него выныривала. Обводила мутным взглядом пространство и опять засыпала.