Сердце Короля Теней - Сильвия Мерседес
Сул смотрит на меня долгим, тяжелым взглядом, скрестив руки и опустив подбородок. Когда я не отвечаю, он говорит:
– Но она ведь не стала ничего отрицать, верно?
Я качаю головой.
– Значит, ты мне наконец поверил.
Поверил. Еще прежде, чем увидел ее, я уже ему верил, пускай и хотел делать вид, что нет. Потому что я знаю ее силу и странную связь с Урзулхаром. Я видел чудеса этой силы в действии. Как мог я не подозревать, что Тарг ухватится за шанс использовать столь невероятный дар? Но я был так занят, переживая о ее безопасности, что мне и в голову не пришло подумать, насколько опасной может быть она сама.
Я закрываю глаза. Мой разум бурлит от тех откровений, которыми брат поделился со мной в тронном зале, призвав в свидетели свою молчаливую свиту. Очевидно, Сул многие обороты цикла был членом секретного ордена, учрежденного, чтобы выступить против Детей Арраог. Они долго работали в оппозиции, со времен Триединого Опустошения, когда три города обратились в руины в один день. Сул сообщил мне, что та катастрофа была вызвана предыдущей одаренной богами женщиной, которая, как считалось, была воплощением Кулака Глубокой Тьмы, моей матерью.
Да будь я проклят, неужели мне суждено до конца дней быть связанным с сильными, приносящими беду женщинами?
– Мы подозревали, что твоя гаварийская принцесса может оказаться такой же, как предыдущая королева, хотя и не располагали доказательствами ее конкретных сил, – объяснял Сул. – То, как ты отреагировал на нее, как сильно влюбился, несмотря на то что она явно лишена обаяния, как ты держался за нее даже после раскрытия обмана, – все это, казалось бы, свидетельствовало о ведьмовском воздействии. Есть немало свидетельств того, что предыдущая курспари-глур манипулировала чувствами других. Мы полагали, что принцесса делает то же самое. Старый Хирш, – он показывает на того мужчину с бельмом на глазу, который привел меня сюда, – предлагал добавлять свинец в твое питье, чтобы у тебя появилась защита от ее влияния, но я опасался, что это сильно навредит и тебе самому, ведь ты наполовину человек.
– И поэтому ты решил отравить меня раогом, – прорычал я. – Сперва через питье, а затем через рот шлюхи из купален.
– Да. Это была безумная попытка заставить тебя поступить правильно и в итоге вернуть тебе здравый рассудок. Хирш был против. Но мы знали, что именно ты должен был ее убить, иначе чары, что она на тебя наложила, будут работать даже после ее смерти. Это мощная магия, Фор. Сам ведь видишь, она и сейчас тебя контролирует! Вон как ты отказываешься сделать то, что должно, даже пред лицом этой великой трагедии.
Он, конечно же, прав. Неважно, какие доказательства он предоставит. Даже вид всех этих окаменевших тел, усеивающих городские улицы, заполняющих залы и земли дворца. Это все неважно. Потому что я никогда бы не смог навредить Фэрейн. Не добровольно. С того момента, как увидел ее, я пропал. Не успели мы обменяться хоть парой слов, а мое сердце уже мне не принадлежало. Никакая обида, никакая боль никогда этого не меняли. Не думаю, что это вообще возможно.
Вот только теперь я вынужден гадать, было ли хоть что-нибудь настоящим. Подсадила ли Фэрейн в меня эти чувства в тот самый миг, когда наполнила мою душу своим блаженным покоем? Неужели она все это время играла мной? Но зачем? Это не имеет смысла. Обвинения Сула, молчание Фэрейн, свидетельства церемонии и ее жертвы… все складывается в очень убедительные доводы. Но это не отвечает на один простой вопрос: зачем ей это делать? Зачем идти на столь изощренные хитрости? Зачем ей пытаться уничтожить мой город, мой народ? Даже если бы у нее имелись причины для мести, то не многовато ли сложностей пришлось преодолеть ради народа, у которого и так уже конец света на носу?
– И что ты теперь будешь делать, Фор?
Голос Сула возвращает меня в настоящее. Я поворачиваюсь к нему, встречаюсь с его тихим взглядом. Пускай лицо брата тщательно скрыто за маской безразличия, но в глазах мерцает страх. Он знал, что грядет. Он видел это отчетливей, чем я. Он видел ту разрушительную тропу, по которой я шел таким уверенным, спорым шагом, и он делал все, что мог, чтобы меня остановить. И все впустую. Теперь Мифанар терпит последствия.
– Есть выжившие, – наконец говорю я, слова мои тихи и тяжелы. – Я встретил нескольких, пока поднимался к дворцу.
– Да. Те, кто был дальше всего от Урзулхара, лишь частично погрузились в джор и сумели вырваться.
– Значит, еще не все потеряно. Мы должны сохранить то, что осталось от нашего народа. – Я выпрямляюсь, расправляю плечи. Готовлюсь встречать надвигающийся конец. – Возьми своих бойцов в город, Сул. Собери всех, кто остался, и отведи их к Промежуточным вратам. Ты должен найти для них новый дом в иных мирах. Мир людей… пещеры под их горами необитаемы. Возможно, там вы сумеете построить какую-то жизнь.
Сул пристально разглядывает меня, никак не отвечая и не реагируя на мои слова. Я рассказываю ему, каким путем добраться до врат, предупреждаю о затопленных переходах и обвалах, которые встретил на своем пути сюда, и он внимательно слушает каждую деталь, что я вспоминаю. Лишь когда я заканчиваю, он спрашивает:
– А как же ты, Фор?
– Я останусь до конца, – отвечаю я. – Я не покину свой город. Не снова.
Лицо Сула – сплошь суровые морщины. Он стал гораздо старше, чем в нашу последнюю встречу. Время, проведенное в ссылке, странствия по внешним мирам состарили его. Я распорядился, чтобы Промежуточные врата зачаровали так, чтобы он больше не мог в них войти, так что в итоге он пошел кружным путем. Опасное плавание по морям Промежутка наконец привело его к берегам нашего мира. То, что для меня было какими-то неделями, для него было многими оборотами цикла.
Но он все еще тот брат, которого я знал когда-то. Он все еще похваляется этим непробиваемым очарованием и острым языком. И он все еще предан мне.
Я протягиваю руку, крепко пожимаю его предплечье.
– Когда я умру, а наш мир падет, ты станешь королем трольдов.
– Фор…
– Ты поведешь их
