Как повываешь? - Жаклин Хайд
Потребность взорваться нарастает подобно поднимающейся волне. Из груди вырывается рычание, полное желания и отчаяния. Я зажмуриваюсь, погружаясь еще глубже в самое сладкое влагалище, которое когда-либо знал.
— Ааа! — она издает низкий, хриплый возглас удовольствия.
— Блядь… Эта идеальная пизда… — выдыхаю я ей в шею, чувствуя, как узел начинает еще больше заполнять влагалище.
Я никогда не испытывал такой боли, такой потребности, которую только она может унять. Никогда еще я не хотел брать и отдавать так, как с ней. Я хочу ее тело и душу и буду любить ее, пока мы оба не останемся измученными и исцарапанными до костей.
— О, Боже мой… Это слишком! — кричит она, прижимая руку к животу, как будто настолько полна, что не может понять, где я заканчиваюсь, когда полностью нахожусь в ней.
Я издаю глухой рев, когда наконец что-то внутри меня освобождается. Струя за струей, сперма пульсирующе извергается из моего члена, заполняя ее сладкую киску. Ее хриплые стоны достигают крещендо, и я понимаю, что у меня идеальная пара.
Я рычу и дергаюсь над ней на четвереньках, даже когда она продолжает сжиматься вокруг узла. Мое высвобождение происходит медленно, ее жар заставляет меня кончать, пока яйца полностью не опустошаются, и я все это время дрожу, а шерсть встает дыбом от возбуждения. Никогда прежде я не мог заполнить другую так, как ее, именно моя пара позволяет мне это. Всепоглощающее удовольствие глубоко затрагивает меня, сдвигая всю ось существования.
Когда я, наконец, заканчиваю, я осторожно укладываю нас на бок, обнимая ее за талию. Я застрял внутри и останусь там еще некоторое время. Я лежу молча, несколько мгновений прислушиваясь к ее быстро бьющемуся сердцу, как у колибри в полете. Мое собственное звучит так же быстро, но громче.
Тот факт, что я мог потерять это, потерять ее из-за собственной глупости и гнева, заставляет меня прижимать ее к себе еще крепче.
— Мне никогда не следовало говорить таких вещей. Я не имел этого в виду, — шепчу я в ее спутанные, блестящие локоны, прекрасно понимая, что она не может уйти от меня сейчас, но зная, что я должен извиниться.
Сердце сжимается при воспоминании о том, как я на нее накричал, какой опустошенной она выглядела. Я никогда больше не хочу видеть ее такой. Я заставил ее плакать, и меня захлестывает чувство вины.
Ее маленькие руки обхватывают мои большие, когтистые, и узел, наконец, отпускает ее.
— Прости, что не рассказала тебе раньше. Я просто не знала, как, и что все это значит, — мягко говорит она, наконец освобождаясь и наполовину поворачиваясь ко мне.
— Спасибо, — говорю я, беря ее лицо в ладонь. — Я не всегда буду поступать правильно, но сейчас хочу, чтобы мы разобрались с этим вместе, шаг за шагом.
— Итак, это значит, что ты не хочешь, чтобы я уходила? — спрашивает она с сарказмом в голосе.
Мои руки сжимаются вокруг нее, хотя я знаю, что она никуда не денется, и на ее губах появляется нежная улыбка.
— Боги, нет, — я мягко целую ее, облизывая губы, наслаждаясь тем, как она охотно вцепляется в мой мех, вместо того чтобы оттолкнуть. — Я люблю тебя, Уитли.
— Я тоже тебя люблю, — шепчет она, смеясь, когда я облизываю ее ухо.
Я беру ее на руки, переворачиваю и не могу сдержать улыбку при виде замешательства на ее лице, когда она падает спиной на усыпанную листьями землю.
— Что ты делаешь?
— Ты же не думала, что мы закончили, правда? — спрашиваю я, наслаждаясь, как ее глаза расширяются, пока я облизываю свою морду в дразнящей манере.
Сегодня я буду брать ее всю ночь, пока каждое движение не будет напоминать ей обо мне.
Глава 37Уитли Уитт

Не ведьмоси сор из избы.99
Меня будит громкий звон, и я приоткрываю один глаз, постанывая от этого звука. Пусть все сгорит в адском пламени.
Я накрываю голову подушкой, пытаясь заглушить звук факса и надеясь, что он наконец остановится. Затем я сажусь на кровати Коннора и нахожу его все еще сладко спящим, с открытым ртом и с легким посапыванием. Теплая волна разливается в груди при виде того, каким спокойным и умиротворенным он наконец-то выглядит, и от воспоминаний о том, как нежно он принес меня в свою комнату из леса, словно я для него что-то ценное.
Я бросаю взгляд на свет, пробивающийся сквозь темно-синие складки штор. Уже день? Машина снова пищит, напоминая, что лучше бы мы остались в моей комнате, где нет дурацкого факса.
Чертова штука все еще не замолкает.
Я стону и начинаю выбираться из постели, но уголки губ невольно поднимаются вверх, когда Коннор, даже во сне, крепко обнимает меня руками за талию, словно не хочет отпускать. Он переворачивается и закидывает на меня руку и ногу, прижимая к кровати, его дыхание мягко касается моего уха.
— Мне нужно пописать, — шепчу я, надеясь, что не разбудила его по-настоящему.
Он что-то бурчит, но отпускает меня.
Я быстро делаю свои дела и возвращаюсь в спальню, потягиваясь и удивляясь, что совсем не чувствую боли. Зеваю, прикрывая рот рукой, и проверяю время на ближайших часах — почти час дня. Ничего удивительного, учитывая, что я была «прикована» к его большому члену до рассвета.
Взгляд снова падает на красный мигающий огонек факса.
Черт.
Пожалуй, стоит проверить, вдруг это что-то важное. Кто знает, когда там бизнес-магнаты должны получать документы?
Шок и замешательство охватывают меня, когда я вижу свое имя жирными буквами на первой странице. Я еще больше хмурюсь, когда взгляд цепляется за слова о договоре купли-продажи.
Что это такое?
Коннор издает мягкий храп, и я вздрагиваю, тут же ругая себя. Я не должна копаться в его бумагах, но ведь мое имя там, и оно хорошо видно, так что это же не совсем неправильно, верно?
Я переворачиваю страницу и подавляю вскрик.
Мои глаза расширяются.
Договор купли-продажи на «Марионетку», старую пекарню моей бабушки, оформленный на некую Уитли Уитт. «Марионетка» моя? Губы приоткрываются, и я перечитываю снова.
Я пролистываю страницы, пока не дохожу до самой официальной на вид бумаги — и примечания. Договор купли-продажи от компании «Фортескью и сыновья» — на мое имя. «Марионетка» и все имущество, находящееся в ней… акт купли-продажи.
Слова расплываются перед глазами, когда слезы заполняют их и начинают стекать по щекам. Я
