Нарисую себе сына - Елена Саринова
— Я думаю, титулами в этом городе вряд ли удивишь. Вот, если бы я хомут на шею надела, когда из экипажа с гербом спускалась.
Виторио вновь поднял прищуренные глаза. Словно представил меня в хомуте. И скривился:
— Не-ет.
— Ну, «нет», так «нет». А вот вам, сэр капитан, он бы точно пошел. Потому что вы напрочь забыли о манерах. Ну да, не буду вас отвлекать. Пейте дальше. И следующим тостом предлагаю: «За огромно умных!».
— Зоя! — со звуком отодвигаемого стула выросла надо мной «стена». — Прошу прощения, Ваша светлость. Окажите мне честь — составьте компанию.
— Хо-рошо, — сглотнув слюну, скоро качнулась я в бок. И так же скоро уселась. Как раз — напротив. Мужчина опустился следом:
— Вам налить?
— А-а, угу.
— И даже не спросите: что?
— Ну, вы же это пьете?
— Я только начал. И еще не распробовал вкус, — оскалился он мне с бутылкой в руке. — ох… мессир…
— Да, мессир Виторио?
— Нам — еще бокал и донне… Что Ваша светлость будет?
— Все, что угодно и две, нет, три порции Джелато.
— Понял. А бокал я принес…
— А здесь мало что изменилось.
— Кроме нас с вами, сэр капитан.
— Да?.. Так давайте за это и выпьем?
— Э вэрро… — и так три раза подряд… Кстати, апельсиновой водки.
Однако теплоты между нами такой «разогрев» не добавил. И мы по-прежнему, отводили по сторонам глаза. Да, хобья ж сила!
— А вот я…
— Да сколько же…
— Вы что-то хотели спросить… ваша…
— светлость. Да… — и, вдруг, надув щеки, смолкла. — Я хотела… а, поздравить вас со снятием с вашего рода обвинений.
— Я об этом не хочу говорить.
— От чего же? Ну, тогда, может, поговорим о моем доме в Канделверди?
— Что?.. И об этом тоже, — исподлобья глянули на меня.
— Ну-у… Как идут поиски монны Сусанны?
— А давайте поговорим о вас?
— Обо мне?.. Да, пожалуйста. Что именно вас интересует?
— Меня интересуют причины.
— О, это очень общий воп…
— Почему ты от меня пряталась? — подался мужчина вперед. — А хочешь, я сам расскажу?
— С удовольствием вас послушаю.
— Из океана тебя подобрали три рыбака. Так?.. Мои люди еще год назад их с твоим перстнем на рынке в Пенторе скрутили.
— Ну, надо же. А я все гадала: где он. На дне, под вашей кроватью или у них.
— Так вот. В Розе Бэй тебя продали. И там ты…
— Ну-у?
— Зоя, в жизни бывает всякое. И то, что ты была…
— Кем?
— Розой.
— Что?! — отбросило меня к спинке стула. — Да я бы повесилась на их розовой шторе.
— Тише. Люди кругом.
— Да пошел ты.
— Я продолжаю: в этом нет ничего…
— Я в тебя сейчас этой бутылкой, хобий капитан, якорем в…
— Значит, тебя изнасиловали.
— Да мать же твою!
— Зоя! А, знаешь, что? — вдруг поднявшись, метнул он ко мне через стол руку. — Пойдем ко отсюда. Ни к чему позорить достойное имя.
— Сдается мне, не мое?
— Твоего покойного мужа, — и потащил меня через весь зал к лестнице. Потом мы резво запрыгали по ступеням и после двух поворотов ключа оказались в моей бывшей комнате. Ах, вот, кто… — Присядь, — мотнул он меня на мою собственную бывшую кровать. Сам навис сверху. — Значит, тебя там изнасиловали.
— Да с чего, вдруг…
— А с того, что ты родила!
— Мама моя.
— Зоя, я — не мальчик. И когда я увидел тебя в ратуше на приеме, то сразу заметил разницу. Ты стала другой.
— Какой?!
— Не кричи… Другой. Женщиной в… — хмуро скосился он в сторону. — в полном смысле этого слова. Ты стала…
— Мама моя… Значит, я родила?
— Так точно. А раз от меня пряталась, значит…
— Отец ребенка — не ты.
— Так… точно.
— Гранитная логика… И у меня тогда — встречный вывод: значит, поэтому ты сейчас меня избегаешь?
— Что? — теперь он удивленно расширил глаза.
— А то, что я давно уж заметила. А еще я уверена, что, если ты любишь женщину, то любишь ее целиком. И даже с чужим ребенком. Хотя, о любви из нас двоих…
— А зачем о ней говорить? Любовь не в словах, а в поступках. И в твоих и в моих. И да, если кого-то любишь, то любишь любого.
— Даже «изнасилованного»?
— Да-а… Зоя, я бы понял. Понял бы и простил.
— Простил?!.. Что? Изнасилование? Любовь по глупости?.. И, значит, я правильно делала, что от тебя пряталась.
— Зоя, я совсем не то сейчас…
— Да иди ты к морской хобьей матери со своим прощеньем! Да мы как жили без тебя, так и дальше будем жить! Великодушный мессир! И… в сторону отойди!..
Руки тряслись, но в замочную скважину я попала сразу двумя. А потом звучно захлопнула дверь. Очень звучно… Сквозняком. И… балкон я, точно, не открывала.
— А-а.
— Тихо-тихо, — и меня еще сильнее сзади перехватили, захлопнув ладонью рот и плотно прижав к себе.
— А-а?
— Будешь выть — по голове, — и боком поперли к балкону.
Я лишь заметить успела, суматошно цепляясь за крепкие чужие руки, как от двери за нами отделилась еще одна тень. И мы уже оказались снаружи, когда… Ба-бах!
— Зоя! Нет, ты все-таки, меня выслушаешь! И кто из нас двоих от кого бегает?!
— А-а…
— Тихо, я сказал.
— Зоя?!
— О-о… о-о, — и каким-то чудом смогла-таки, носком туфли дотянуться — высокая подставка с водруженным на ней пузатым горшком, сначала медленно пару раз качнулась… Хрясь!
— Зоя!
— Вот же стерва! — и я едва ни самостоятельно, без подставленной снизу лестницы, не зверзлась через перила вниз. Мужик, мазнув напоследок по глазам своей пятерней, нырнул назад в комнату.
— Виторио! Мама моя… Да что же это?.. А-а-а-а!!! Помогите!!! А-а-а!!! — и мне кажется, даже на горизонте окна зажглись…
Глава 23
Женщина — существо домашнее и робкое. Женщину надо беречь. От потрясений. Иначе она может очень сильно испугаться и… Хлобысь! Вторым, прихваченным с балкона цветочным горшком.
— О-уо-о!
— Бежим! Бежим!
И напоследок, для закрепления:
— По-мо-гите!!! — уже в распахнутую настежь коридорную дверь. — Виторио?
Мой любимый, стоящий посередине разгромленной комнаты, качнулся. И словно в знак благодарности, прихлопнул правую руку к левому, опущенному плечу:
— Зоя, подойди… ко мне.
— Виторио, что за люди здесь только что…
— Зоя…
— Виторио! — обхватила я уже оседающего мужчину. И только когда уткнулась носом в его прижатую мокрую руку, поняла… — Тебя… ранили? Мама моя!
— Зоя… ты только больше так не кричи.
— Ваша светлость, мессир Виторио, что здесь произошло?!.. Бог мой… Я сюда, к вам, а на лестнице меня чуть не сшибли какие-то…
— Мессир Вагриус, помогите мне! То
