Месть за моего врага - Алексин Фарол Фоллмут
Она остановилась.
— Эта жизнь, — сказала она медленно, — этот мир — это проклятие. Ты был прав, Дима. То, что они хотят от нас, — это болезнь. Это бремя.
Дмитрий колебался, но не смог удержать слова:
— Мой брата больше нет.
Может быть, он и не стал объяснять, но она всё поняла. В её глазах вспыхнуло сочувствие, прежде чем твёрдость вернулась вновь.
— Если ты собираешься использовать своё положение в Совете, чтобы опозорить своего отца, я помогу тебе. У меня есть ресурсы, как и у тебя. Связи. Но, — её взгляд стал острым, — при одном условии.
Он подождал.
— Когда ты победишь, — сказала она медленно, — мы сожжем все это. Мы подожжем спичку и спалим все. — Он смотрел на неё в молчаливом изумлении, и она пояснила: — Мы оставим позади королевства, которые охраняли для Кощея и Бабы Яги, и создадим что-то новое. Вместе.
Он смотрел на неё в недоумении.
— Ты серьёзно?
— Да, — её лицо было холодным. — Мы страдали не только из-за ошибок твоего отца, Дима. Мы страдали, потому что наши родители — эгоистичные дураки. Так что, — она на миг коснулась его горла, — хватит. Мы построим что-то вместе, Дима. — Её рука остановилась прямо у флакона на его шее, вдавливаясь в углубление груди. — Моя мать была бы ничем без меня, так же как твой отец — ничто без тебя. Вместе мы можем быть всем.
Это было совсем не то, что он ожидал услышать.
— Ты уверена?
Она кивнула.
— Не говори Саше, — предупредила Марья, и он нахмурился, но медленно кивнул. — Пусть это останется между нами. Но позволь мне помочь тебе, — она обвила его шею руками и притянула к себе. — Позволь мне любить тебя, Дима, — сказала она едва слышно, — так, как я должна была это делать двенадцать лет назад. Без преград.
Это было предложение от которого он не хотел бы отказываться. Дмитрий глубоко вдохнул, наклоняясь к ней.
— Я должен был бороться за тебя тогда, Маша, — сказал он. — Мы не должны были терять столько времени…
— Прошлое — ничто. Мы — всё, — ответила она.
Её рука скользнула к флакону на его шее, и он почувствовал, как под её пальцами пробудилась его собственная магия — древняя, спящая с момента, когда он впервые пострадал от её рук.
Он восхищался тем, что было для него и преступлением, и наказанием; пороком, и добродетелью в одном лице. Он ощущал её трещины — вспышки ярости и отчаяния, скрытые под внешним спокойствием. Его рука поднялась, и он медленно распустил её волосы, позволяя им мягко упасть ей на плечи со вздохом, пахнущим розами, ее губы медленно разомкнулись.
— Дмитрий Фёдоров, я уже отдала тебе своё бесполезное сердце. Теперь возьми всё остальное, что имеет значение. Возьми мою верность, мою правую руку. Возьми всё, что когда-то принадлежало моей матери, — яростно предложила она, — и отдай мне все, в чем ты когда-то поклялся Кощею. Отдай мне всех вас, возьми у меня все, и давайте посмотрим, кто тогда сможет выступить против нас.
Она была мягкой, нежной и неуловимой в его руках, но в то же время — могущественной и полной мелких хитростей, которым он едва мог дать названия. Дмитрий ощущал каждую её трещинку, каждое потрескивание ярости и отчаяния под ними.
— Я любил тебя с такого расстояния, что теперь странно держать тебя в своих руках, — прошептал он. — Как будто что-угодно могло бы отнять тебя у меня.
— Никогда больше, Дима, — её пальцы играли с пуговицами его рубашки, пока его руки не нашли молнию на её платье. — Я думала, что ты сделаешь меня слабой, Дима, но я ошибалась. Я — Мария Антонова, — её взгляд впился в его глаза, — и меня любит Дмитрий Фёдоров. Из-за этого я не могу быть слабой.
— А я — тот, кто обладает сердцем Марьи Антоновой, — согласился Дмитрий. го дыхание участилось, когда её ладони коснулись его груди. — И ничто не сможет меня остановить.
Поцелуй между ними был обещанием, клятвой. Ее губы были уверенными, но в то же время мягкими; он провел пальцами по изгибам ее позвоночника, обвивая руки вокруг острых краев ее плеч.
— У меня есть деньги, — прошептала она, когда его губы скользнули по её шее. — Сколько угодно.
— Я знаю мужчин, которые отвернутся от моего отца, — произнес Дмитрий, стягивая с нее платье, позволяя ему растечься у ее ног. — Знаю, кого мы можем использовать.
— Хорошо, — её голос сорвался на вздох, и они рухнули на кровать. — И, — добавила она, немного смутившись, её щёки порозовели, — я знаю, кого уже обратила против тебя.
Дмитрий отстранился, нахмурившись.
— Что?
Она пожала плечами.
— Я — Мария Антонова. Я — ужасающая. Некоторые вещи просто… случаются.
Он закатил глаза и развернул их так, что они оказались на спине.
— Сколько времени ты работала против меня? — спросил он в тот момент, когда её руки скользнули по его голому торсу, изучая каждый шрам.
— Слишком долго, — призналась она, целуя его так, словно это было доказательством её правды. Её поцелуй был смесью эйфории и горечи, сладостью катастрофы.
— Значит, ты поможешь мне со Львом? — спросил он, и она приостановилась, прикусив губу. Ее щеки пылали, раскрашенные ярким светом.
— Одно за раз, Дима, — сказала она. — Ты мне доверяешь?
Его пальцы сомкнулись вокруг её запястий, и он замер, задумавшись. Двенадцать лет он засыпал, цепляясь за воспоминания о её лице, прокручивая в голове ленты образов о том, кем она была. И теперь, глядя на неё вблизи, он осознавал, как сильно ошибался. Он помнил её правильно — цвет глаз, изгиб губ, каждую деталь — но упустил главное: ощущение близости. Детали были точными, но его воспоминания о ней были мягкими, наполненными тоской. Но теперь, когда он держал её в своих руках, он вспомнил правду: Марья Антонова была сокрушительной, как удар молнии, и неуловимой, чтобы ее можно было удержать. Она была завораживающей, как страх, неотвратимой, как голод. И он любил её тогда — и любит её сейчас — за всё трепетное и яростное, что она в себе носит.
Он перевернул её на спину, скользнув вниз по кровати, чтобы устроиться между её бёдер.
— Доверяю ли я тебе, Маша? — повторил он, горько усмехнувшись. — Больше, чем следовало бы.
Его руки вцепились в её бёдра, и она вздохнула, а её пальцы вцепились в пряди его волос.
— Хорошо, — прошептала она, закрывая глаза.
V. 9
(Проблема Кощея)
Призрак Саши Антоновой мерещился Роману по всему Манхэттену.
После того как
