Реверанс со скальпелем в руке (СИ) - Тамара Шатохина
Благодаря ему виконт поддерживал в глазах окружающих мнение о своей мужской состоятельности. И это позволяло ему продолжать существовать в привычном мире.
Но в последнее время брат усилил свой натиск.
Виконт прибыл тогда в Ло в растрепанных чувствах – скоро снова предстояло скитаться, как бездомной собаке… Но старые стены утешили, одиночество привычно успокоило. Он держал в руках письмо старого друга, вспоминая атаку, в которой полегла тьма народу. И острый горячий толчок в низ живота, выбивший его из седла. Потом муки, боль… желание прекратить всё это как можно скорее, пусть и навеки! И Дешам… который спокойно дал ему что-то выпить, а потом встретил в новой жизни, пообещав, что все будет хорошо.
Но хорошо не стало. Наоборот! Он еще долго не мог подняться... И слышал надсадные вопли, а потом умирающие стоны Дюши - жены, которую почти не знал. Потом оказалось, что и ребенок не выжил... Дюши было по-человечески жаль, он хорошо к ней относился. А ребенок… он тогда еще не понимал – что потерял вместе с ним.
Это было традицией – в четырнадцать лет мальчик заканчивал полудетское обучение, домашнее или в монастырском колледже и становился совершеннолетним. В это время он уже считался мужчиной во всех смыслах. Как правило, отцы подкладывали сыновьям для первого опыта испытанных и чистых содержанок.
Поэтому и острой потребности в физической и духовной близости с женой виконт, как и многие другие, не испытывал. Тем более, что и видел её до свадьбы всего пару раз. Дюши не занимала много места в его жизни. Но что с ним творилось тогда! Это нельзя было вспоминать - он опять начинал чувствовать себя её убийцей.
Письмо… в нём была просьба, в которой он не мог отказать. Он и правда радовался тогда, что выжил и готов был обещать золотые горы. И сейчас мысленно согласился исполнить долг со всем тщанием. Все равно собрался уезжать – так пусть протеже старого друга живет в его доме на скромном содержании. Это в том, что касалось долга…
Загадочные слова доктора об этой женщине пробудили любопытство, а к вечеру оно еще усилилось с мыслями… И вдруг пришло решение. Если подумать, то не более странное и дикое, чем замещение его в постели верным Андрэ. И когда он получил известие, что женщина прибыла, сразу сорвался увидеть ее. Окончательное решение собирался принять на месте.
Он перешел реку по старинному арочному мосту… шумели перекаты, пахло водой и все еще летом. Сияло солнце. Но милосердно, не ослепляя. Когда он сошел с моста, оно согрело спину, освещая улицу впереди.
По улице вместе с Бригитт шла совсем еще молодая женщина и тоже смотрела на него. Он сразу уловил несоответствие её возраста и взгляда вместе с выражением лица. А потом она делала для него реверанс. И в ладони, прихватившей складки юбки, он заметил ножны… Начинались обещанные странности. Это волновало и обещало интересные открытия. Потом они говорили, и он наблюдал её - изучал внимательно и пристально.
А она стояла перед ним и смотрела уверенно и прямо, отвечала странно - без ужимок и кокетства. И приветливо улыбалась, вся залитая солнечным светом, окутанная и зацелованная его лучами. Почему обычная на первый взгляд женщина произвела такое сильное впечатление и пришли на ум эти метафоры, он не знал. Может из-за легкого загара, как у простолюдинки? Но уже понимал, что обычной она точно не была.
Как мужчина понимает, что пропал? По-разному… Но всегда, во всех случаях он успевает оценить – стоит ли женщина его внимания и усилий? Насколько это нужно ему и насколько она интересна? И какие у него шансы, если все же признаёт, что – да, интересна? Много времени это не занимает. Но сейчас все случилось почти мгновенно - тот самый сердечный укол, воспетый в стихах и балладах, то самое бессильное ощущение предопределенности.
Просто – на неё указало солнце. И дороги сошлись. Но он не сразу понял. Решил, что просто зацепило и пока не сообразит, о чем писал Дешам… пока не разгадает её загадку, успокоиться не сможет. И не понимал, что зацепило не просто – уже тогда поздно было бежать от этого, отрицать и спасаться…
Он предложил ей руку, и она её приняла, приблизившись вплотную и дав ощутить свой запах – чистый и теплый. Исключив парфюм, она уже приоткрыла одну из своих тайн. Они проговорили всю дорогу. И да – она была странной, но странной по-хорошему, притягательно, как неразрешимая загадка, головоломка, как вызов, не принять который настоящий мужчина просто не может.
«Настоящий» было словом-ключом. Он оставался мужчиной только в душе и хорошо понимал это. Но ей нужна была помощь. Так почему не попытаться? Вот только определить – достойна ли она доверия? Он водил её по дому, показывал покои и судорожно, в спешном порядке искал другой - лучший для неё и ребенка выход. И не находил его. Он говорил, а она внимательно слушала и честно отвечала, и незаметно он втянулся во все это, как муха, нечаянно макнувшая в мёд всего одну лапку.
Она не была красавицей, скорее милой – тонкая в кости, невысокая, хрупкая… с массой черных кудрей и глазами странного цвета – серебристо-серого, прозрачного. Он думал о том, что, наверное, такая внешность должна «вызреть», совсем утратив юную угловатость и излишнюю тонкость. Она откроется с возрастом, отшлифованная годами… Но с каждой минутой открывал для себя её красоту в мелочах, разгадывая еще одну загадку. К ней просто нужно было присмотреться и обязательно - поговорить.
Речь Маритт дю Белли была краткой и ёмкой, без приевшегося уже кокетства и жеманства. И он понял еще одну её особенность – так говорят мужчины, то есть - по существу. Причины этому могли быть разные, что-то подобное проскальзывало и во время его общения с женщинами Новой Франции, но сейчас вникать в это не было времени. Он был занят, захвачен важным занятием, узнавая её.
Как все аристократки, она оказалась непрактичной и далекой от жизни. Говорила правильные вещи, совершенно не заботясь тем, чтобы их к этой жизни привязать. И виконт с каждым её словом убеждался, что нужен ей не меньше, чем она ему. К концу завтрака он уже готов был взять на себя её заботы и пронести их на своём горбу всю жизнь, если только она согласиться быть рядом. Её ребенок был
