Реверанс со скальпелем в руке (СИ) - Тамара Шатохина
Этот год и следующая зима в том числе прошли под знаком сына. Вся наша жизнь была подчинена потребностям Франсуа. И все радости были связаны с ним: головку держит – радость, улыбнулся – мы млеем, засмеялся беззубо – счастье полное и безграничное. И я как-то подумала, глядя на них с Раулем – если Сергей тогда ушел вот за этим и сейчас чувствует то же самое, то прав был он, а я просто не понимала.
Имя Франсуа звучало торжественно, а уж если на «вы»… Приходилось выкать и мне, но к этому быстро привыкаешь, раз так положено. И «вы» эта смеющаяся или вопящая мелочь, или «ты» - большой разницы нет, если в нём вся твоя жизнь. И в Рауле… Сын отвлекал нас от «нас», мы настолько были заняты им! Нет, я могла доверить его на короткое время Жюли или Андрэ, и мы даже выходили гулять только вдвоем. Но разговоры опять были о сыне – о его настоящем и будущем.
Мне не хватало мужа рядом - тех наших коротких беременных обнимашек. Негласно предполагалось, что я уже не нуждаюсь в такой плотной опеке. А меня тянуло к нему – прикоснуться, почувствовать тепло кожи, волосы взъерошить, обнять крепко… Такой свободы отношений, естественности их между нами не было. Её не существовало. Да они изначально предполагались противоестественными. Я согласилась на это, готова была и сейчас, но хотелось как-то иначе… хоть немножко, на капельку. С его стороны были забота и внимание, теплые взгляды и все его время - для меня и сына. И безупречная вежливость, и легкий официоз, и дистанция… Он упорно держал расстояние меж нами. Правильно держал, наверное. Но я придумала для себя отдушину…
Когда мелкий тянулся к отцу, я подходила к Раулю и передавала его на руки, обнимая сразу их двоих. Он никогда не отстранялся, говорил что-то сыну и мне… И так же обнимал нас обоих. Я не смотрела ему в лицо – совесть мучила. Любое касание, вполне себе невинное, он запросто мог понять не так… Или так, что еще страшнее. Невозможно было влезть в его шкуру, поставить себя на его место, чтобы хоть немного понять, как он думает. Если там внутри годами - оголенным нервом понимание своей неполноценности! С его-то гордостью! Непонятно было, почему именно так он решил строить свою линию поведения со мной. Откуда эта скупость на простую ласку? Но я не бралась судить. Спокойно потом отстранялась и отходила, получив свой кусочек счастья, и не поменяла бы эти секунды на все наши ночи с Сергеем. И чувствовала себя потом палачом – я же обещала! Я же говорила, что для меня ничего не значит телесная близость!
Мы то ли строили, то ли разрушали что-то в себе весь этот год. Привыкали, притирались, смирялись… Всё оправдывал сын.
Для будущего спокойствия Франсуа нужно было поехать в графство? Мы съездили. Как только ему исполнился год, так сразу и поехали. Мне этот визит радости не доставил по той простой причине, что постоянно приходилось контролировать каждый свой шаг и слово. И я предпочла молчать, улыбаться и смотреть на мужа влюбленными глазами – это было легко. А вот Рауль возвращался в Ло успокоенным. Похоже, конфронтация с родными раньше его напрягала. А съездил, сыном похвастался – на душе и похорошело. А там было чем хвастаться - мелкий к году напоминал ангела – крепенький, глаза отцовские черные, ресницы растопыренными стрелочками чуть не до бровей, кудряшки, мордаха румяная и сытая…
Замок Монбельяр был настоящим – огромный, с башнями и стенами. Родня очень многочисленная, запомнить всех не получилось - имена двойные, а то и тройные. Дамы в пышных широких платьях, но в моду еще не вошли панье в виде эллипса. Я – в китовом усе, вшитом в корсаж и тоже пышная. И обвешана подарками мужа и де Рогана, а потом и деверя.
И Рауль… в шелковых чулках, с дорогими пряжками на туфлях, в треугольной шляпе, украшенной розеткой, из которой торчит перо. А еще со шпагой, странно вставленной между подкладкой и верхней тканью жюстикора и выглядывающей между полами сзади… Такой «парадный» Рауль казался немного чужим. Но хоть не смешным и слава Богу. Забавными были господа с лорнетами и пышными носовыми платками напоказ. Напоказ же играющие инкрустированными драгоценными камнями табакерками и значительно строящие глазки. Не все, нужно признать, но очень многие.
Показная манерность, бесконечное прославление короля, тягучий прононс при этом… долженствующий выражать восхищение, наверное. Если так здесь подражали столичным манерам, то Бог с вашим приглашением, де Роган! Это ужасно - до чего всё здесь было не моё.
В нашу честь дали малый бал. И хорошо, что он малый, я хоть протокол знала. Умела уже танцевать, но танцевала только с мужем. Этим мы, конечно, нарушали, но он как-то это объяснил. Я грамотно вела себя за столом и в беседах с дамами, специально утомив их сюсюканьем на тему беспокойства за наследника, которого оставляла на Андрэ. И одета была достаточно прилично, и-и-и… в результате особого впечатления на родню мужа не произвела. И это было хорошо, значит как-то во все это вписалась.
Зато сама получила впечатлений выше крыши. То ли тогда – в Безансоне, я ушла слишком рано, когда народ еще не разгулялся? То ли там задавал тон де Роган и военные, а они прямее и проще в общении… Но здесь пресловутая галантность в обхождении с женщинами скорее имела оттенок циничного эротизма. Я делала тупое лицо, отводила взгляд и приседала, вышагивала, кланялась… и старалась держаться ближе к мужу. Не то чтобы мне что-то угрожало – нет. Просто «не в своей тарелке» - это то, что я там постоянно чувствовала, а Рауль был своим, знакомым, родным.
Но надо так надо. Я честно отработала эту каторгу.
Что-то во всем этом было не так. Или всё? Будущая французская революция сейчас воспринималась на удивление с пониманием. Хотя и с определенным опасением. Но предупреждён, значит – вооружен? А мне хотелось обратно в Ло - в свой угрюмый снаружи, но такой уютный дом, привычный и приятный
