Рапунцель: принцесса без башни - Надежда Николаевна Мамаева
Хотя последнее вышло абсолютно случайно. Я просто боялась упасть. Да! Именно так и никак иначе! Ведь если запнусь, повалюсь, то лучше падать на что-то большое, теплое и не каменно-жесткое. А не на деревянное, холодное, наверняка пыльное и грозящее занозами, а то и вовсе расквашенным носом.
Псих отчего-то не возражал против таких моих мер предосторожности, не отстранялся, и я порой ощущала, как горячее мужское дыхание щекочет мою макушку.
Но мы оба делали вид, что так и задумано, ничего предосудительного не происходит и вообще мы жертвы стесненных коридором обстоятельств.
Когда мы вошли на кухню, я в момент поспешила отстраниться. Правда, перед этим вздохнула, поправила зачем-то юбку и перекинула косу через плечо (зачем прихорашивалась – сама не поняла: Сыч же не увидит разницы), а после да – тут же отняла руку с мужского локтя и сделала стремительный шаг в сторону. Хотя, будь у меня возможность перед этим выпить чашечку кофе и съесть булочку, я бы обязательно перекусила. А после со всей стремительностью непременно поторопилась бы соблюсти приличия.
Вот только едва я отпрянула, как мы разом выдохнули. И если хозяин дома коротко и будто облегченно, еще и губы сурово так поджал, словно вести меня по коридору была для него сущая пытка, то я – всей грудью, резко. А еще удивленно, возмущенно, раздосадовано и… Какие там еще есть приличные эпитеты к состоянию, когда одной наглой пушистой морде ты готова хвост оторвать?!
Последний с азартом размахивал из стороны в сторону, пока знакомая пятнистая спина выгнулась в неестественной позе. Рысь, вставшая на задние лапы перед столом, с жадностью вылизывала одну из трех тарелок. Мою тарелку. Точнее, ту, которую я мысленно определила себе, рассудив: хозяин большой – ему и порция самая внушительная. А киса – мелкая, ей и… самая подгорелая часть яичницы! Но эта поганка решила, что не для этого растила ее мохнопопость матушка лесная кошка.
– Эй! – крикнула я, забывшись. – Эта тарелка вообще-то моя была!
Пушистая воровка лишь бросила на меня победный взгляд, полный торжества, и, громко чавкнув, слизала последний кусок многострадальной глазуньи!
Это была месть за отвоеванные на обрыве сосиски! Это была война! Кровавая, до почти сырого стейка, кулинарная вендетта! Киса явно невзлюбила меня. Я – ее. Одним словом, нас объединяло сильное взаимное чувство!
Хозяин дома, стоявший в дверях, беззвучно вздохнул. Казалось, он понял все, даже не взглянув на ситуацию ни с моей точки зрения, ни с рысиной, ни просто глазами.
– Вальпургия! – произнес псих с укором, но без особой строгости.
Рысь, услышав свое имя, фыркнула.
Я, к слову, тоже. Ну кто дает такую кличку котейке? Длинно и без так любимого кошачьими «кс» в звучании… Да мурзилку же звать таким именем замучаешься. Пока выговоришь – усатая уже и нашкодить успеет, и удрать… Правда, я сомневалась, что и на что-то лаконичное эта паразитка бы беспрекословно отзывалась…
Словно подтверждая мои мысли, Вальпургия фыркнула, лениво обернулась и убрала-таки передние лапы со стола, оставив на том пустую тарелку меж двух нетронутых.
Хозяин меж тем, словно оправдывая пушистую, добавил:
– Кажется, моя питомица что-то натворила. Простите ее. Она хоть и своенравная, но безобидная. Даже не кусается…
«Я – и не кусаюсь?» – читалось в удивленном взгляде пятнистой. А после, вильнув своим обрубком хвоста, та гордо удалилась в тень, впрочем и не думая покидать кухни.
Мне же пришлось довольствоваться оставшимся.
Сыч ел молча, сидя так, что его лицо было обращено к печи, где догорал огонь. Я же расположилась напротив, на лавке, доедала свою, вернее, изначально рысину порцию и косилась на кошель, лежавший рядом. Девять золотых и два серебра. Наверное, это одна из самых дорогих яичниц на моей памяти. На эти деньги можно было бы купить трех резвых рысаков. Хотя, с другой стороны, это же глазунья, приготовленная настоящей принцессой!
Но не успела я додумать эту мысль, как раздался хруст. Словно зубы крошились. Я испуганно замерла, чтобы увидеть, как псих невозмутимо положил на тарелку кусочек скорлупы, которую зажевал.
Упс. Как я проглядела, что она оказалась в стряпне.
– Извини, это вышло случайно. Я не очень умею готовить.
«Хотя для первого раза получилось очень даже ничего, – мысленно добавила я и поправилась. – Хорошо, для первого раза третьей попытки».
Да, настоящие принцессы не оправдываются. И не извиняются. Они априори правы. Но – то во дворцах. А здесь я была обычной девушкой, так что признать промах было не зазорно.
– Для аристократки это не такой большой недостаток, – фраза психа заставила меня замереть с недонесенной до рта вилкой. – А уж то, что еда без яда – и вовсе отлично.
Пропустив замечание об отраве – уже и так поняла, что этот тип помешан на убийцах – я насторожилась с первой части фразы: с чего Сыч решил, что я знатного рода? Да, я держалась даже за этим столом из струганных деревянных досок так же, как и в обеденном зале, соблюдая этикет: прямая спина, вилка в правой руке повернута зубцами вверх, а выпуклой частью вниз.
Но слепой хозяин же этого не мог видеть? Или он не настолько слеп?
Я, отложив прибор, не удержалась и помахала рукой перед его лицом, проверяя предположение. Зрачки остались неподвижны. Зато на мужском лице появилось ехидное выражение.
– Мне показалось, что ты сейчас пыталась если не водить меня за нос, то пальцем перед ним – уж точно.
– Вообще-то рукой, – смущенно призналась я, не став юлить и выкручиваться. – Прости. Но ты очень точно все подметил, и мне показалось, что ты все же…
Я оборвала сама себя, не зная, как потактичнее закончить фразу, чтобы остаться честной и не обидеть Сыча.
– …не настолько слеп? – продолжил он, ничуть не обидевшись и, грустно усмехнувшись, добавил: – Увы, мне бы тоже этого хотелось. Но, увы. Зрение покинуло меня, когда я едва не выжег дар…
– Дар? – удивленно переспросила я.
– Огненный. Я маг пламени, – как само собой разумеющееся произнес псих.
«Магии не существует», – мысленно возразила я, но спорить с сумасшедшим не стала. Его дом – его заблуждения. Кто я такая, чтобы ставить их под сомнения?
Я взглянула на гордый мужской профиль и поймала себя на том, что грущу. Сейчас отчаянно было жаль, что этот сильный, по-своему красивый своей скупой, решительной, с отметинами мелких шрамов и не совсем
