Рапунцель: принцесса без башни - Надежда Николаевна Мамаева
Не успела я подивиться такой дедукции, которая отлично заменяла зрение одному брюнету, как тот добавил:
– А еще ее острие упирается мне в грудь.
Упс. Стало как-то совсем уж неудобно. И держать эту орясину в руках, и за себя. Так что я поспешила вернуть злополучную пакость обратно к доспехам. Получилось, мягко говоря, не совсем тихо. Но справилась.
Правда, после этого раздались скрежет и лязг, и латы с оглушительным грохотом упали на каменный пол. М-да… Вот всегда знала, что воровство – это процесс тихий, а возвращение награбленного – громкий. Но я думала, что это в переносном смысле: когда герольды оглашают приказ короля о казни очередного казнокрада, а придворные обсуждают это полушепотом в кулуарах. Но сейчас все было очень даже буквально…
– Простите, я случайно… – выдохнула, чувствуя, что в коридоре это я слепая, а не брюнет. Да еще и неуклюжая.
Но если я успела только пролепетать оправдания, то хозяин дома печально вздохнул, сделал несколько шагов и поднял злополучные доспехи. А еще оказался как-то слишком близко. Настолько, что я вдруг ощутила его дыхание на своей макушке. Всего на миг. Потом оно спустилось чуть ниже, мазнуло кончик уха, коснулось скулы. Так, словно Сыч наклонился.
Это длилось всего пару ударов сердца, а после псих словно понял, как мы оказались близко, и резко отстранился. Но за эти мгновения мое сердце вдруг забыло, как биться, и, пропустив несколько ударов, судорожно затрепыхалось в груди, вспоминая, как нужно сокращаться.
А я стояла оглушенная. Темнотой. Странными ощущениями, которые возникли у меня помимо воли. А еще тонким, едва уловимым ароматом можжевельника и морозной мяты, что исходил от психа. Хотя мне казалось, сумасшествие должно пахнуть по-другому: затхлостью, скисшим вином, безысходностью…
Так и не успела додумать эту мысль, когда услышала:
– Я искал тебя, чтобы отдать деньги.
И почти тут же моей руки коснулся теплый бархат тонко выделанной кожи. «Кошель с деньгами» – поняла я, когда ощутила тяжесть в ладони.
– А я искала вас, – вырвалось, кажется, само собой, помимо моей воли.
– Да? – удивился псих.
– Хотела позвать поесть. Я приготовила яичницу… – под конец этой короткой речи я отчего-то сбилась, ощутив смущение.
Вот почему, спрашивается, оно вообще возникло? Когда щеголяла перед придворными по дворцу в возмутительно короткой юбке длиной до колен или целовала напоказ лягушку, утверждая, что это заколдованный принц – никакой робости не испытывала. А сейчас появилось это странное чувство, которого доселе не испытывала.
– А супа не будет? – протянул Сыч.
И вот как ему удалось сочетать разом и иронию, и удивление, и даже легкое сожаление?
– Увы, его тяжело приготовить, когда в мешках с овощами вместо репы и свеклы находишь лишь собственные сожаления, – выдохнула я.
Тайну о том, что этот суп, будь он проклят, не сварен еще и потому, что одной принцессе не хватило знаний кулинарии, я решила унести с собой в моги… Не буду столь пессимистична. Просто унести отсюда подальше. Завтра же. На рассвете. В узелке с вещами. Когда пойду дальше, прочь из этого дома.
Вторя этим мыслям, щеки помимо воли начало припекать. Наверняка и покраснели они знатно.
Все же хорошо, что мы в абсолютной темноте и псих ничего не видит. Хотя он же так и так слепой. Хотя… в последнем все же были сомнения. Как порой в реальности происходящего.
Впрочем, если разбирать каждую странность по отдельности, ей легко можно было найти объяснение, но в общем… Внутри грыз какой-то червь сомнения. Да так, что в мозгу зудело и хотелось то ли раздавить, то ли что-то еще сделать с этим паразитом. Как будто у меня дел других нет, как разбираться в странностях этого дома и его хозяина. Мне бы свои проблемы решить, хотя бы методом избегания конфликтных ситуаций. Ну, если можно так назвать наемников, которых нынешняя королева наверняка пустила за мной следом. Ибо, чем меньше кандидатов на трон, тем крепче власть нынешнего монарха. И плевать, что о короне я и не мечтаю: нет сумасшедшей принцессы – нет угрозы. И точка.
Глава 3
Из мыслей меня выдернул голос хозяина дома:
– Странно, я думал, продукты еще есть.
Я на это заявление лишь хмыкнула. Что ж, в чем-то Сыч был прав. Еду и правда я нашла. Испорченную. Но упоминать об этом не стала.
Брюнет же, не подозревая о моих думах, продолжил.
– Но приглашению на яичницу я тоже очень рад.
– Любите глазунью? – поинтересовалась я, чувствуя острую необходимость сказать хотя бы что-нибудь, не важно, что именно. Только бы не возникло еще одной неловкой паузы, в которой я засвечусь в темноте, потому как щеки будут просто полыхать алым.
– Горячую еду, – бесхитростно ответил Сыч.
Едва удержалась, чтобы не закашляться. Совершенно не подумала о том, что для обычных людей – норма и даже ерунда, для слепого – испытание. Например, зажечь печь, почистить и нарезать овощи. Да, топоры этот тип метает знатно. Но это же на звук, насколько я поняла. А вот морковка бить косой об пол не будет, облегчая задачу.
– Тогда пойдемте, пока все не остыло, – выдохнула я.
– Пойдем, – охотно согласился Сыч, который, как и всякий мужчина, проявил энтузиазм, когда дело дошло до чего-то вкусненького, и добавил: – Давайте я вас провожу.
И не успела я согласиться, как моя рука легла на согнутый мужской локоть. Не без помощи одного психа легла. На долю мига я ощутила, как теплые мозолистые пальцы подхватили тонкие озябшие мои. И почти тут же под ладонью очутилась ткань рубахи.
Мы замерли. Я вдруг почувствовала, как гулко колотится сердце. Как тягучей каплей смолы неспешно плавится время. Как звенит тишина вокруг. А мы двое – посреди нее. Стоим, точно во дворце на светском приеме, а не в темном коридоре. И никакая я не сумасшедшая принцесса, для которой безумие – единственное спасение, а рядом – не чокнутый слепец, а смелый и сильный паладин королевской сотни, в которой лишь лучшие воины страны.
Псих как-то судорожно сглотнул, словно подслушал мои мысли, и хрипло выдохнув:
– Осторожнее, – и повел меня на кухню.
Слепец двигался так уверенно, будто из нас двоих незрячей была одна беглая принцесса. Мне только и
