Анастасия, боярыня Воеводина - Елена Милютина
Федор проникся, понял, что лучше Мише исчезнуть на время, пока самый тяжелый период не пройдет. Вернется, утешать друга будет, а не советы давать. Приехал к князю Муромскому с вопросом, как здоровье Михаила, может ли он снова на службу вернуться. Предупрежденный князь согласие дал, и поехал Михаил в знакомые леса под Тихвином, место переговоров со шведами выбирать. С Марфой переговорил, объяснил ситуацию, так, как она есть. Марфа отъезд одобрила, обещала прикрыть, объяснить сыну срочность.
Так что вновь по бокам зимней дороги уносились назад дремучие северные леса, для поездки выбрал Миша сани легкие, с кибиткой. Верхом Анна не советовала ехать, боялась за легкие. Впряжен в них был Пан Чертохонский, который уже многих кобыл у отца в заводе покрыл, часть уже жеребят народили. Мчал рысак легкие санки размашистой рысью, как над землей летел, почти копытами снега не касаясь. К удивлению дружины верной не отставал от них князь, да и выносливей был рысак, чем верховые кони. Правил Михаил сам. Кучер с Микки, напросившимся опять Майклу служить, ехали в обозе, на других санях. Так и доехали, особо не напрягаясь. Деревню Столбово, где располагалась делегация шведов проехали без остановки, остановились в месте, где квартировала делегация Москвы, называемом Горкой, при разрушенной шведами Никольской церкви. В семи верстах от Столбово. Князь Мезецкий встретил не очень приветливо, усмотрев в новоиспеченном князе Воеводине-Муромском себе конкурента, однако, прочтя письмо Шереметьева, задумался.
— Здесь всё правда написана? — Вдруг спросил он Михаила.
— Не знаю, не вскрывал и не читал. Но обычно боярин Федор неправду не пишет — тоже довольно холодно ответил греющийся у печи Михаил.
— Сколько же лет вам было в Лебедяни?
— 19.
Брови у князя поднялись на середину лба.
— И это правда, что вы вла…
Михаил поднял руку в предупреждающем жесте.
— Пусть это будет тайной до определенного момента, даже для наших аглицких союзников. Правда, увы, этот момент слишком скоро наступит!
— Почему?
— Меня слишком хорошо знает глава шведской делегации, Якоб Делагарди, к сожалению. Я, конечно отпустил бородку, но увы, думаю, это недостаточная маскировка. К тому же, как у всех одаренных она начала расти слишком поздно.
— Здесь Шереметьев просит подобрать вам теплое помещение, вы непривычны к холоду?
— Нет, просто я только весной излечился от легочной хвори, и это было условие моего отца.
— И где же князь мог подхватить эту гадость, обычно это болезнь бедняков!
— Во время путешествия по Европе. Там она гостит даже в королевских дворцах.
— И какие страны вы посетили? Это было развлекательное путешествие? Прошу меня простить, но надо знать с кем придется работать бок о бок.
— Я не обижаюсь, привык. Нет, не развлекательное. Я посетил Нидерланды, Германию, Ливонию, Польшу, Литву, Эстляндию. После чего примкнул к шведам.
— Тогда полюбопытствую еще. Боярин Федор пишет о вашей хвори, упоминает, что она у вас развилась после пребывания в яме с водой во время пожара в шведском лагере, вас туда шведы кинули?
— Нет, сам прыгнул. Что бы от пожара спастись. Не ожидал такого. Пересидел, вернее, перележал, водой прикрылся, а сил выбраться не хватило. Две псковитянки вытянули.
— А чего же вы ожидали?
— Взрыва пороха. Хотел штурм города сорвать. А шведы рядом с пороховым провиантский склад разместили. С маслом постным, ромом и прочими горючими жидкостями. Вот от него пламя и разлетелось по всему лагерю.
— Значит, это тоже правда, что это вы пожар в шведском лагере устроили, после чего они осаду с Пскова сняли, и личный титул князя за это получили?
— Тоже, правда. Поэтому и не стоит мое участие в переговорах афишировать, чем позже Якоб Делагарди и другие офицеры меня узнают, тем лучше.
— Хорошо, я думаю, бородка, русское платье свое дело сделают.
— Тогда именуйте меня просто Муромским, княжеский титул лишнее внимание привлечет.
— Договорились! Если я правильно понял, вы будете присутствовать на всех переговорах, так?
— Желательно.
— Тогда сегодня милости прошу отобедать с нами, потом отдохнете, я отдал приказ разместить ваших людей, а вас прошу занять одну из комнат в доме священника, к сожалению, ее придется делить с одним из моих спутников. Дворянином Зюзиным. Теплых помещений у нас мало! Алексей, потеснишься.
— Ничего страшного. Только у меня слуга, он по-русски плохо говорит, так что пусть на него не обижаются.
— А он кто?
— Англичанин. Впрочем, на верность проверен и сам вызвался меня сопровождать. Если что-то от своих соотечественников узнает, доложит.
— Понял.
После обеда Михаил прошел в отведенную ему пополам с дворянином Зюзиным комнату. Там уже хозяйничал Микки, пытаясь отжать большую половину помещения Михаил пресек его активность, и сказал, что их все вполне устроит. Алексей Зюзин был человек средних лет, тихий и спокойный, славящийся умением составлять документы со всякими титулованиями, кроме того, знавший шведский язык. Нравилось ему соседство с молодым князем, или нет, было неясно, но он не ворчал. Только спросил, как молодому князю удалось проникнуть в шведский лагерь.
Михаил рассказал о путешествии по Европе, зимовке в Польше, беседе с Филаретом, и решении проникнуть в шведскую армию под видом принявшего лютеранство шотландца, рассорившегося с отцом. Как удалось привлечь внимание короля разговорами об искусстве и литературе, затем спасти Густава-Адольфа от русской пули, и стать шведским полковником и графом. Как он узнал у того
