Никогда прежде - Марьяна Сурикова

– Ну как? – наконец спросила я.

Он медленно поставил кружку, в которой напитка едва уменьшилось наполовину.

– Не люблю кофе.

– Не любишь? А вчера почему не отказался?

– Оказалось невозможно устоять.

В тишину, повисшую между нами, со вспышками разгорающегося напряжения и с совершенно невозможным притяжением, загоревшимся, едва взгляды соприкоснулись, ворвался неожиданный стук и крик:

– Сабрина!

Я узнала голос Адана и оглянулась на дверь.

– Сабрина, ты в порядке?

Заперла я ее вчера или забыла, когда увидела «труп» на полу?

Дверь распахнулась.

«Все же забыла», – огорчилась я, когда Адан влетел внутрь.

– Саб… – он резко прервался и затормозил на пороге, увидев за моим столом полуобнаженного посла. А я поднялась, собираясь… в общем-то не знаю, что я собиралась сделать. Просто застыла, глядя на бывшего парня.

– Почему он здесь? – вымолвил Адан, шагнув в лавку.

Что ответить на вопрос, который и ответа не требует?

– Господин посол! – выкрикнул он.

– Да? – прозвучал невозмутимый голос аниилийца.

– Что вы делаете в доме моей девушки?

– Твоей девушки? – переспросила я.

– Вашей девушки? – одновременно уточнил индигиец. А я посмотрела на Адана совершенно другими глазами, не как прежде, взглядом брошенной пары или глазами реставратора, с одобрением оценивающего достижения коллеги, – я взглянула на него по-женски оценивающе и поняла теперь совершенно точно и безошибочно, что он не нужен мне: ни как друг, ни как мужчина. Я лишь предпринимала попытки спастись в наших отношениях от той ловушки, в которую мне грозило попасть. Отыскать в них старые чувства, найти себя прежнюю, ту, что умела смиряться и безгранично верить.

– Я пью здесь кофе.

Спокойный ответ посла, а Адана словно перекосило. Он стоял весь перепачканный с головы до ног, будто плыл ко мне через целое озеро грязи. Наверное, им там непросто оказалось разбираться с последствиями потока, а после уставшими добираться до города. И наверняка пришлось помогать многим девушкам в красивых бальных нарядах, неприспособленных к селевым канавам. Но он все равно стремился сюда, чтобы собственными глазами убедиться, что я в порядке, а теперь стоял и сжимал кулаки.

– Вы пришли рассказать Сабрине о своих подвигах. И теперь сидите в ее доме в таком виде… – он прервался. – И как, удалось впечатлить?

Он перевел взгляд на меня и обратно.

– Вижу, что удалось. Что может быть проще, когда обладаешь такой силой? Щелкнул пальцами и спас всех! А знаете что?

Ян безмолвно приподнял бровь.

– Убирайтесь отсюда! Убирайтесь в свой Аниил. Вам уже давно туда пора. Убирайтесь! Иначе я заставлю!

– Как? – только и уточнил аниилиец.

– Что как? – Адан кипел от с трудом сдерживаемой ярости, но невозмутимость посла определенно бесила его еще больше.

– Как заставите?

Я увидела, что костяшки крепче сжавшихся кулаков побелели. А потом Адан вдруг бросился вперед, оттолкнув меня с дороги и ногой отшвырнув в сторону мой круглый столик. Я ударилась спиной о ширму, та упала, чашки жалобно звякнули, разбившись на осколки, кофе разлился, а столик хрустнул, лишившись приделанной ножки. Адан же не добежал до Яна какого-то жалкого шага. Исчез в сгустившемся пространстве вместе с занесенным кулаком и наполненными яростью глазами. Я отметила краем сознания, что Ян не захотел устраивать некрасивую драку в моем доме, и проследила за этим исчезновением почти равнодушно. Почти. Взметнувшийся следом вихрь эмоций оглушил. Я отступила к стене и прижалась к ней, не успев сдержать короткий всхлип и задушить его ладонью.

– Сабе.

Раян вдруг оказался рядом, бережно обхватил голову длинными пальцами, желая заглянуть в лицо:

– Ты ударилась? Тебе больно?

Мне было больно. Больно смотреть ему в глаза.

– Ты сказал, пространство больше не повинуется… ты ведь так сказал?

– Да, – он опустил ладони.

– А теперь, – я сглотнула, – куда ты отправил Адана?

Он пожал плечами.

– Наверное, обратно на ту гору.

– Вот как?

Меня начинало потихоньку трясти.

– Так быстро пришел в себя вчера, а сегодня легко управляешь пространством… вы обманщик, господин посол. И напугали меня вчера так сильно… напугал, выбил почву из-под ног, а на самом деле лишь притворялся больным?

– Я ни в чем не лгал тебе, Сабе!

– Откуда мне знать?

– Я не умею лгать.

Мне хотелось обойти его, и я сделала попытку, но он обхватил меня ладонями за плечи.

– Сабрина, – с силой сжал в объятиях, прижавшись щекой к волосам, – и снова не веришь?

– Сложно верить, если глазам предстает совершенно иное. Отпусти, Ян.

Я думала, придется настаивать, отталкивать его, но он не заставил просить дважды. А когда разжал руки, я обогнула его, пройдя прямиком по хрустящей под ногами ширме, дошла до дверей в сад, отодвинула вторую и, прижавшись к ней лбом, вытянула руку.

– Ты приходил вчера проститься. Так прощай, Ян.

Он приблизился к выходу и остановился напротив.

– Ты хочешь проститься так?

– В Анииле принято устраивать долгий ритуал прощания? Может, нужно подарить сувенир на память? Тогда прощальная ночь будет таким сувениром. Что скажешь?

Он сказал:

– Ми таре авэлло, Сабе.

– Мне непонятен язык Аниила.

– Прощай, Сабрина.

Его уход я ощутила, не увидела. Просто прикрыла глаза, а открыла минуты спустя. Оглянулась. Пустая разгромленная лавка и ставший совершенно пустым дом. Мой дом, который я обустраивала и восстанавливала с любовью и заботой. Покачнувшись, я потянула за обе двери, столкнула створки и повернула ключ. Прошла до другой двери и щелкнула замком, а затем направилась к лестнице, аккуратно переступая осколки, разлитый кофе, одежду. Только возле мужской рубашки вдруг запнулась. Подцепив ее непослушными пальцами, прижала к груди, а рядом со ступенькой, где сидел Ян, споткнулась снова. На ней лежал мой рисунок, который он когда-то обещал вернуть, а сверху алая креола.

Я долго смотрела на цветок, а затем протянула ладонь и взяла его, отчего креола заблагоухала ярче и слаще, а следом подхватила рисунок. Сжав все в объятиях, отправилась наверх.

Кровать тихонько скрипнула, приняв вес тела. Такая большая для меня одной и абсолютно пустая, как и весь дом, как шумящий листвой сад. Я сжалась в комочек, подтянула колени к груди и совершенно неожиданно разревелась. И плакала, плакала горько и навзрыд. Я не рыдала так с самого детства, с тех пор, как мама ушла, а отец сказал, что больше она к нам не вернется. И хотя я ждала ее день за днем, ночь за ночью, просыпаясь от кошмаров и прячась с головой под подушку, надеялась, что вот сейчас она придет, как бывало прежде, и возьмет к себе на колени, сожмет в объятиях, чтобы утешить. Только она