Цена мира - Александр Петрович Нетылев
Этельберт хмуро смотрел на брата. В его взгляде так и читалось «Обязательно было делать это именно так?».
Но что-то подсказывало, что по-другому и вправду было нельзя.
— Отец Бернар, — сказал он, — Кесер Ингвар. Мы с вами продолжим этот разговор в моем кабинете. Без свидетелей.
— Тебе непременно нужно было поднимать шум на весь дворец?!
Таков был первый вопрос, который задал король, когда троица осталась наедине. Сняв корону и сгорбившись над столом, Этельберт массировал пальцами виски.
Гостям он присесть не предлагал.
— Нужно, брат, нужно, — сейчас, когда не было необходимости играть на публику, голос Ингвара выражал скорее досаду, чем веселье, — Я ведь прекрасно понимаю, что будь у тебя хоть малейшая возможность, ты предпочел бы замести это дело под ковер. А этого допускать нельзя: слишком серьезный оно приняло оборот. Поэтому мне пришлось поднять волну.
— «Пришлось», — передразнил его король, — Еще скажи, что тебе это не понравилось!
Ингвар хмыкнул:
— Поверь мне, брат. Если бы я выбрал тот вариант, который бы мне понравился, ты был бы доволен еще меньше.
Он допускал возможность того, чтобы решить вопрос, не привлекая короля. Напрямую, как привык. Однако первосвященник не стал бы сражаться на дуэли. А демон-змея могла не суметь устранить его тихо: слишком уж силен он был в колдовских искусствах.
Раз ему подчинялись Коршун и Нетопырь.
— Похоже, что вы как были демоном от рождения, так и останетесь им навечно, — подал голос отец Бернар.
— В любом мужчине проснется демон, — парировал Ингвар, — Когда его любимой женщине причиняют боль.
— Сейчас мы обсуждаем не это, — напомнил о себе король.
Без разрешения Ингвар все-таки уселся на стол. А вот отец Бернар, против обыкновения, остался стоять.
— Вы хотите знать, я ли стоял за действиями полукровки? — спросил он, — Да. Это был я. Но я прошу выслушать меня, Ваше Величество.
Жестом Этельберт велел брату молчать.
— Я слушаю вас.
— Я сделал это, — продолжил священник, — Но не ради власти, не ради наживы. Я сделал это ради нашей страны. Семибожники не друзья нам, Ваше Величество. Мирный договор был ошибкой. Все, к чему он приведет, это возможность для врага нарастить силу — и вновь вторгнуться в нашу страну!
Он развел руками:
— Я лишь защищаю нас от опасности. Исполняю свой долг перед страной и потомками Эормуна.
— Только чтобы защищать нас от опасности, вам пришлось ее сфальсифицировать, — не сдержался Ингвар, — Если опасность реальна, то что вам мешало найти НАСТОЯЩЕГО убийцу? Вместо того, чтобы организовывать убийство самим и обвинять невиновного?
— Я организовал покушение на вас, — согласился отец Бернар, — И я не прошу за это прощения. Если бы у меня была возможность вернуться в прошлое, я поступил бы так же. Вы должны были умереть, кесер Ингвар. Ваша жизнь стала бы ценой мира.
— Мира? — переспросил кесер.
— Мира, где Тьма будет изгнана окончательно! — ответил предстоятель, — Через годы, десятилетия. Мира, о котором мечтал Эормун. Где не будет Зверя, не будет семибожников. Где никого больше не принесут в жертву Зверю, как моих братьев. Где будут жить лишь праведные и достойные люди, чтущие Завет Эормуна.
— Ну, да, — фыркнул Ингвар, — Что у нас там в Завете? Да будешь привечать чужака как брата; видимо, именно поэтому вы так хотели развязать войну между двумя народами. Да не прибегнешь ты к колдовству; отличный повод заняться призыванием демонов, я полагаю. Да не принесешь жертвы людской; видимо, те три девочки совсем не в счет…
— Ингвар! — повысил голос Этельберт, — Успокойся.
И лишь когда тот замолчал, безмолвно кинул взгляд на священника, давая ему знак говорить.
— Это все жертвы, которые каждый из нас приносит ради Аскании и Эормуна, — ответил тот, — Жертвы, приносить которые — моральный долг каждого, кто не служит Зверю.
— Как благородно, — фыркнул Ингвар, — Особенно когда жертву приносит кто-то другой.
Отец Бернар посмотрел на него почти что с жалостью.
— Вы действительно так думаете обо мне?.. Вы ошибаетесь, кесер. Когда я начинал это дело, я знал, чем рискую. Я знал, что цена для моей души за общение с демонами будет стократ страшнее. Я знал, что если меня поймают, то непременно казнят. И я готов был заплатить эту цену.
В его руке появился кинжал, и Ингвар вскочил между священником и королем…
…но отец Бернар приставил клинок к собственному горлу.
— Я готов отдать жизнь ради вас, Ваше Величество, — сказал он, твердо глядя в глаза Этельберту, — Ради потомков Эормуна. Ради Аскании. Ради спасения мира. Просто прикажите, и я сам заплачу последнюю цену.
— Я запрещаю, — ответил Этельберт, — Вашу судьбу определит суд, отец Бернар. Стража!
Повинуясь его приказу, Бернар опустил клинок, и к моменту, когда в кабинет вбежали двое гвардейцев в синих табардах, казался вполне мирно беседующим.
— Проводите отца Бернара в восточную башню, — распорядился король, — Там он проведет время в уединенных размышлениях, пока я не приму решение в отношении его судьбы.
Предстоятель эормингской Церкви склонил голову, безмолвно соглашаясь с приказом своего короля. И сам, не дожидаясь стражников, направился к выходу.
— Ингвар, ты ведь захватил полукровку живым? — уточнил Этельберт, — Доставь его в дворцовую темницу. Я допрошу его, хоть и сомневаюсь, что ты мог что-то упустить.
Он отвернулся, не желая смотреть на брата.
На брата, доставившего ему столько проблем.
Королевский суд традиционно проводился на закате, когда последние лучи Солнца окрашивали главную городскую площадь в кроваво-красные тона. Красным же было и церемониальное одеяние короля. Широкий плащ развевался за спиной, как крылья, струящийся длинный камзол ниспадал потоками жертвенной крови, а начищенный до зеркального блеска двуручный клинок казался пылающим алым огнем. В старину суд всегда завершался исполнением приговора лично королем, но сейчас от этой практики отказались.
Ныне король символизировал власть закона, а не карающий меч.
Внизу, на площади, собиралась толпа. По традиции, ближе к помосту собиралось простонародье, знать же довольствовалась местами по краям. Для Ингвара с Линеттой, впрочем, как и для Ханны с Эдитой, было выделено
