Академия для наследников - Анастасия Ольховикова
– Об этом не беспокойся, – я почувствовала в волосах его улыбку. – Ты затмишь всех, кто увидит тебя.
И я ему поверила. Трудно было не сделать этого, когда от одного только ощущения, что Гейл рядом, внутри просыпалась настолько бесконечная радость, что мне трудно было удержать ее. И пусть руки обвивали сейчас шею некроманта, я постаралась показать, как счастлива от его присутствия, всеми доступными способами: гладила кожу, целовала выглядывавшие из–за ворота привычной куртки ключицы и старалась вжаться в него так, чтобы стать единым целым.
– Поверь мне, милая: ступени – не самое удачное место для того, на что ты меня сейчас провоцируешь. К тому же, сюда может непременно спуститься мой брат, который от нетерпения, наверняка, уже пританцовывает у ворот замка.
Когда я поняла, что скрывается за словами, подкрепленными хитрой улыбкой Гейла, зарделась и снова спрятала лицо. Потом подумала, что этим, возможно, он пытается отвлечь меня от грустных мыслей о нахождении у Ласотара, и спросила:
– Почему твой отец так категорично отреагировал на нежелание жить на диких землях, Гейл?
– Не хотел, чтобы моя сила пропадала даром, – отозвался некромант. – И еще говорил, что каждое мое восхождение должно дать понять, насколько он переживает о том, что происходит со мной за магической границей.
– Никогда бы не подумала, что у демонов сильны родственные связи… – честно призналась я, совершенно не опасаясь, что любимый обидится. Как я и думала, ответом послужил заливистый смех:
– У нас вообще все…не как у людей. Ты можешь быть даже немного обескуражена, но это только поначалу. У нас дома даже работают люди. Моя кормилица Бройди и неизменный сопровождающий отца Сармад из их числа. Мама не смогла расстаться с ними, когда окончательно вышла замуж за папу, и получила в ответ на просьбу отправиться вместе с ней категорическое согласие.
– Окончательно вышла замуж? – округлила я глаза.
– Знаешь, сейчас, оглядываясь на прошлое, я понимаю, что воровать невест у других стало у нас семейной традицией, – улыбнулся Эвангелион. – Деду, правда, не повезло: приглянувшуюся демоницу отстоял муж, хотя она, кажется, была не против короткой измены, зато отец весьма благополучно, правда, не так быстро, как того хотел, вырвал маму из лап какого–то мага времени, с которым у нее должен был состояться удачный союз.
– Прямо как у меня с Дарием… – не смогла удержаться от замечания я, и Гейл кивнул:
– Да, так что, кажется, тут я пошел по стопам своих предков, когда решил, что Дарию и без тебя будет неплохо.
– Ты так уверен в том, что они меня примут… – осторожно посмотрела я на него.
– Как они могут не сделать этого? – Эвангелион искренне удивился. – Как можно забрать свет, без которого больше не сможет жить моя душа?
Когда он опустил меня на ноги, первое, что сделал – поцеловал. И я, услышав слова, идущие из самого его сердца, ответила со всей силой своей любви. Как я могла бояться его раньше? Как могла противиться собственным ощущениям?
Гейл оторвался от меня, и глаза его блестели:
– Впрочем, ты сейчас сможешь убедиться в этом сама…
Вздрогнув и все еще находясь под защитой плаща Эвангелиона, я обернулась и не смогла сдержать изумленного возгласа. Все потому, что незаметно любимый донес меня к раскрытым воротам перед замком. Замком, высеченным из той же скалы, в которой была сделана тысяча ступеней! И сейчас, на широкой лестнице перед самым входом в огромные каменные апартаменты, стояла, кажется, вся семья Эвангелиона.
Плащ, сотканный тьмой, распахнулся. Только шагнув вперед, я обнаружила, что дорожное платье, которое предоставил мне в пользование Ласотар, куда–то исчезло, а взамен его на мне надето праздничное – и такое же мягкое, как и оставшаяся на Эвангелионе накидка. Он создал платье из тьмы. И теперь казалось, что каждая ее частичка, словно руки Гейла, обнимает и гладит меня, вселяя уверенность в том, что встреча с его семьей пройдет успешно. Мелкое бытовое заклинание устранило самые страшные огрехи внешнего вида, легкий ветерок пригладил сооруженную Аини с утра прическу. Судьба рабыни осталась позади. На диких землях темных демонов я становилась посланницей света. И рядом с Эвангелионом должна была показать себя настоящей принцессой – меньшая была бы не достойна этого мужчины. А потому, вложив ладонь в его теплую руку, я безропотно сделала шаг навстречу своей судьбе.
Глава 4
Глава 4
Бройди и Сармада среди ожидавших нас с Эвангелионом существ я различила сразу, достаточно было войти в легкий транс: их фигуры светились одинаковыми светло–розовыми сияниями, характерными для людей без дара или с его зачатками. Кажется, я поняла, почему именно мама Гейла взяла их с собой: маленькая округлая женщина в переднике, прикрывая рот, пыталась справиться с обуявшими чувствами. Не зная меня, не ведая, что я могу преподнести ее воспитаннику, она все равно беззаветно верила в то, что рядом со мной ее мальчик обретет счастье. Это было видно в малейшем движении и жесте, и в тот самый миг, когда я поняла это, дала себе обещание, что никогда не обману ожиданий пока не знакомой женщины.
Сармад внешне напоминал секретаря до кончиков ногтей: прямая осанка, средний рост, официальное выражение лица, но где–то в глубине его глаз я все равно видела то же самое выражение, что заметила у Бройди. Судя по этим двум, Гейл явно был их любимчиком. Интересно, почему подобного не удостоился старший брат? Святая Жизнь, Гейл ведь не сказал мне, как зовут членов его семьи!
Не знаю, то ли чувствовать меня он стал прекрасно, то ли сам вовремя спохватился, но над ухом послышался еле различимый шепот:
– Эвандалион немного похож на меня. Маму зовут госпожа Ревения. Папа, думаю, представится сам.
И я готова была биться об заклад, что слова Гейла прекрасно слышал тот, кто был на него «немного похож»! Немного похож – это очень далекое от истины определение! Не знай я некроманта, как собственные пять пальцев, подумала бы, что они являются точными копиями друг друга! Но, приглядевшись, можно было заметить разницу: цвет кожи Далиона был чуть смуглее, чем у бледного Гейла, а выражение лица, похоже, постоянно находилось в состоянии насмешки над окружающими. Во всяком случае, его саркастичную мину, адресованную то ли недальновидности младшего брата, то ли моей непросвещенности в вопросах знакомства с семьей,
